Я 11-17. Ответная операция - Страница 4
Полковник поздоровался с каждым за руку и пригласил всех присесть к столу.
Семин всмотрелся в угрюмые лица немцев и рассмеялся:
– Что это вы все такие мрачные?
Все четверо скупо улыбнулись. Сидевший ближе к Семину седой как лунь немец сказал глуховатым голосом:
– Волнуемся, товарищ полковник. Боимся не справиться с этим поручением.
– Справитесь, друзья! Наверняка справитесь. Да и никто, кроме вас, не сможет обеспечить безопасность будущей демократической республики. В отличие от западных держав мы не собираемся долго оставаться здесь в роли оккупантов и навязывать вам свою волю. Безопасность будущей немецкой республики должны обеспечить сами немцы. Вы уже обсуждаете свою конституцию свободной жизни без капиталистов и помещиков. Скоро она станет законом. Ох и не понравится же это тем, кто орудует на западе Германии!
Седой пригладил ладонью сукно на столе и сказал:
– Им поперек горла и то, что у нас уже есть… – Он помолчал. – Да, поистине святое дело – безопасность всей нашей новой жизни. Но опыта у нас нет. А у них, – он кивнул через плечо, – и опыт, и вышколенные при Гитлере кадры…
– Опыт – дело наживное. Помнится мне, ваш боевой вожак Тельман сказал, что самый лучший опыт обретается в борьбе… – Семин задумчиво улыбнулся. – Насчет опыта могу вам кое-что рассказать. В двадцатом году меня, двадцатилетнего рабочего парня из железнодорожного депо, ввели в кабинет Феликса Дзержинского. Сказали ему: «Вот еще один мобилизованный партией товарищ». Дзержинский поздоровался со мной и говорит: «Садитесь. Сейчас мы поговорим с вами о вашей новой работе». И потом он раз пять начинал этот разговор. Только начнет – или кто-нибудь войдет, или зазвонит телефон. А я все сижу и жду разговора. Вдруг вбегает сотрудник и сообщает, что сейчас по такому-то адресу собрались эсеры-террористы, а послать туда некого. «Как это некого? – удивился Дзержинский и показывает на меня: – Вот вам прекрасный, смелый и расторопный товарищ. Дайте ему оружие и поезжайте вместе с ним». И мы поехали и накрыли, как цыплят, пятерых террористов. А дня через три я уже ходил на операции старшим в группе. Потом Дзержинский каждый раз, как увидит меня, смеется: «Ах, товарищ Семин, виноват я перед вами – до сих пор мы не поговорили о вашей новой работе…»
Немцы смеялись, поглядывая друг на друга и на Семина. Седой сказал:
– Мне довелось двадцать пять лет назад быть возле Тельмана. Это было сразу после разгрома гамбургского восстания. Сидим однажды. На душе тяжело. Вдруг Тельман как засмеется! Один он мог так смеяться. И говорит: «Вся эта черная свора не понимает, какой великий урок она нам преподала. Теперь-то в свой час мы будем действовать наверняка, развернутым фронтом, по всей Германии! Будем ломать им хребты и приговаривать: “Спасибо, господа, за академию двадцать третьего года! ”» – Немец тяжело вздохнул: – Вот если бы Тельман был сейчас с нами…
– Партия с вами, а это значит – и Тельман с вами! – жестко произнес полковник Семин. – И мне хочется напомнить вам еще одно его высказывание: революционер – профессия массовая, а иначе нет и революции. К этому можно добавить: защитник революции – профессия массовая, а иначе защита ненадежна. Вам партия поручила обеспечить безопасность строительства социализма. И я уверен, с этим действительно святым делом вы справитесь с честью.
– Наше волнение, товарищ полковник, не от трусости, а от понимания ответственности… – Седой сказал это, сурово смотря Семину в глаза. – Мы вот, – он показал на своих товарищей, – еще вчера были рядовыми функционерами партии у себя на заводе. Мы знаем, как обрабатывать металл и как говорить с теми, кто его обрабатывает. Образование мы получали еще при кайзере. Все образование – грамота да таблица умножения.
Семин улыбнулся:
– А у меня данные о вашем образовании почему-то совсем другие. Например, каждый из вас пробыл от десяти до пятнадцати лет в тюрьмах и концлагерях. Это что, неверно? (Немцы засмеялись.) – Семин покачал головой: – Нехорошо, нехорошо, товарищи, скрывать академическое образование!
– Люди, которых мы уже набрали, – улыбаясь, сказал седой, – смотрят на нас, ждут, что мы им скажем, с чего начинать. А мы смотрим друг на друга: с чего начинать?
– Ну, поскольку наша русская пословица тоже утверждает, что «лиха беда – начало», мы вам на первых порах поможем. Мы вот сейчас развертываем одну сложную операцию, которая в конечном счете направлена на защиту вашей жизни. И ваша помощь нам очень пригодится. Пришлите ко мне сегодня вечером человек пять энергичных сотрудников. Мы включим их в нашу операцию. Это для них будет и началом и учебой. Затем мы сделаем так: каждый из вас…
Разговор продолжался.
Библиотека помещалась в каменном домике, стоявшем в глубине большого двора. На первом этаже выдавались книги, а весь второй этаж занимал читальный зал.
Наташа Посельская деловой походкой пересекла двор и вошла в библиотеку. В коридоре девушка в синей форменной блузе Союза молодежи, забравшись на стул, прикалывала к стене объявление. Оно оповещало читателей, что с первого по пятое число библиотека будет закрыта по случаю инвентаризации книжного фонда. Кнопки были плохие, гнулись; вдобавок девушке было неудобно действовать одной рукой.
– Можно вам помочь?
Наташа положила на пол свой маленький портфельчик и подхватила сползавшее со стены объявление. Вдвоем справились с ним быстро. Девушка соскочила со стула.
– Спасибо за помощь.
– Не стоит. Но теперь помогите вы мне: мне нужно увидеть вашу сотрудницу Ренату Целлер.
– О, вам не повезло! Она уже третий день не выходит на работу. Мы думаем, что она заболела.
– А вы не знаете ее домашний адрес?
– Пройдите к директрисе, третья дверь направо.
Посельская постучала в дверь и услышала басовитое «пожалуйста».
Директриса, пожилая женщина со смешными усиками кисточкой возле уголков рта, внимательно смотрела на вошедшую.
– Прошу извинить меня, – Наташа виновато улыбнулась, – тем более что я беспокою вас совсем не по служебному делу. Вы не можете мне дать новый домашний адрес Ренаты Целлер? Я ее школьная подруга, а сейчас приехала из Лейпцига. Она писала мне, чтобы я пришла сюда, а оказывается, она заболела.
Директриса молча вынула из стола клеенчатую тетрадь и отыскала в ней нужную страницу:
– Запишите. Улица Мюритц, дом три, квартира семь.
– Большое спасибо! – Наташа спрятала адрес в портфель.
– Передайте, пожалуйста, Ренате Целлер, что мы обеспокоены ее отсутствием, – сказала директриса. – Это так некстати. Мы – накануне инвентаризации. Попросите ее сообщить мне, сможет ли она выйти на работу к первому числу.
– Обязательно все передам. Если она больна, я сама вам позвоню.
Наташа записала номер телефона директрисы и, еще раз поблагодарив ее, ушла.
Улица Мюритц начиналась возле парка. Наташа, запоминая все, что попадалось ей на пути, медленно прошла мимо дома номер три и направилась в парк. Присев на скамейку, откуда был виден дом, она задумалась… Да, заходить туда, пожалуй, нельзя. Сама Рената Целлер, судя по всему, скрылась, но в квартире могут остаться ее соучастники. И даже умело мотивированное появление Наташи у настороженных людей может вызвать подозрение. Первичные данные об этой квартире лучше получить с помощью активистов из уличного комитета.
Наташа из автомата позвонила к себе в отдел, вернулась в парк на ту же скамейку и продолжала наблюдать за улицей Мюритц и домом номер три. Конечно, досадно, что возникла эта затяжка. Проще было бы сейчас зайти в квартиру, где жила Рената Целлер, и тут же выяснить все, что нужно. Но Наташа помнила, как полковник Семин, отчитывая ее за один опрометчивый шаг, сказал: «В нашем деле почти как правило: проще – не значит лучше».
По-разному приходят люди в разведку. Наташа пришла так.
По окончании Института иностранных языков она получила назначение в Германию, в советские войска. Здесь ее направили переводчицей в разведывательное управление. В отделе, к которому ее прикомандировали, вскоре заметили, что переводчица обладает живым и острым умом. Она быстро освоилась с новой работой и в отличие от других переводчиков выполняла свои обязанности, не оставаясь пассивной к сути дела. Как-то само собой вышло, что работавшие с ее помощью сотрудники стали с ней советоваться, а потом и давать ей несложные поручения, которые она быстро и хорошо выполняла. Через год Наташа стала оперативным работником и уже не представляла себе, что у нее могла быть какая-нибудь другая профессия.