Я – убийца - Страница 4

– Симон? – позвал он уже в пятый раз, но в ответ услышал лишь легкий металлический лязг вдалеке. Как будто мальчик стучал по батарее отверткой.

Некоторое время спустя Штерн с колотящимся сердцем стоял у подножия лестницы и оглядывался. Снаружи было так темно, что он даже не мог различить очертания фигуры Карины. Он посветил направо, в тамбур, который разделялся на два прохода. В каждом стояла илистая мутная вода.

Невероятно, что мальчик отважился войти в эту трясину. Штерн выбрал левый проход, потому что справа уже через несколько метров путь преграждал перевернутый распределительный ящик.

– Ты где? – спросил он, когда холодная вода коснулась его лодыжек.

Симон снова не ответил, но хотя бы подал знак. Он закашлял. В нескольких шагах от Штерна, но Роберт все равно не мог обнаружить его своим фонариком.

«Я замерзну и умру», – подумал он, чувствуя, как штанины, подобно промокательной бумаге, впитывают влагу. Его сотовый зазвонил, когда Штерн разглядел в десяти метрах перед собой деревянную стену.

– Где он? – Голос Карины звучал уже почти истерично.

– Понятия не имею. Наверное, в соседнем проходе.

– Что он говорит?

– Ничего. Он кашляет.

– О боже. Вытащи его оттуда! – Голос Карины срывался от волнения.

– Думаешь, чем я сейчас занимаюсь? – огрызнулся Роберт.

– Ты не понимаешь. Опухоль. Так бывает, когда все начинается…

– Что ты имеешь в виду? Что бывает?

Штерн снова услышал кашель Симона. На этот раз еще ближе.

– Бронхиальные спазмы всегда предшествуют обмороку. Он скоро потеряет сознание! – кричала Карина так громко, что Штерн слышал ее одновременно сверху снаружи и по телефону.

«Он упадет лицом в воду. И захлебнется. И задохнется, как…»

Штерн заторопился и в панике не заметил деревянную обуглившуюся балку, которая свисала с потолка. Со всей силы налетел на нее и ударился головой. Но гораздо сильнее боли был шок. Штерн решил, что на него напали, и, защищаясь, вскинул обе руки вверх. Когда понял, что ошибся, было слишком поздно: карманный фонарик помигал две секунды под водой, потом свет погас.

– Черт! – Штерн вытянул пальцы вправо, чтобы коснуться стены подвала. Затем шаг за шагом стал осторожно продвигаться вперед, стараясь не потерять ориентацию в темноте. Пока это не представляло проблемы: в конце концов, он шел исключительно прямо. Гораздо больше его беспокоило, что Симон больше ни разу не кашлянул. – Эй, ты еще здесь? – прорычал он, и вдруг у него в ухе что-то щелкнуло. Как в самолете при посадке, пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы избавиться от заложенности и давления в ушах. Затем он снова услышал тихий хрип. Впереди. За деревянной стеной – десять метров вперед и за угол. Ему нужно туда. В соседний проход. К Симону. Вода замедляла движения, но, к сожалению, скорости Штерна хватило, чтобы вызвать злополучную цепную реакцию. – Симон, ты меня… Помоги-и-и-ите!

На последнем слове его увлекло вниз. Нога запуталась в старом телефонном проводе, который, как ловушка для кабана, петлей затянулся вокруг лодыжки в вонючей грязной воде. Штерн еще пытался удержаться, зацепиться пальцами за влажную стену, но лишь сломал два ногтя, прежде чем рухнул на пол.

По характеру удара он догадался, что, видимо, достиг конца подвального коридора, так как упал не в воду, а наткнулся руками на податливую деревянную дверь. Послышался хруст – похожий на тот, что раздался, когда он сделал первый шаг вниз по лестнице, только гораздо более громкий, – и Штерн проломил что-то, по звуку напоминающее лист фанеры. Или дверь. От дикого ужаса Штерну показалось, что он летит в открытую горнодобывающую шахту или бесконечно глубокий колодец, но уже через несколько сантиметров его падение было жестко остановлено утоптанной землей. Единственный положительный момент во всей ситуации заключался в том, что вода еще не проникла в этот уголок подвала. Вместо этого с потолка и стен срывались неопределенные предметы и падали на Штерна.

О боже. Штерн не решался потрогать нечто округлое, среднего размера, что свалилось ему на колени. Поначалу казалось – в каком-то сумасшедшем бреду, – что он касается синюшных губ и распухшего лица – мертвого лица Феликса.

Потом сумрак немного рассеялся. Штерн поморгал и не сразу понял, где находится источник неожиданного света. Лишь когда она встала прямо перед ним, Штерн узнал Карину, которая еле-еле освещала зеленоватым экраном телефона место, куда он провалился.

Штерн увидел, как она кричит, еще до того, как услышал. На долю секунды Карина беззвучно открыла рот – и лишь потом раздался ее пронзительный вопль, который эхом отскочил от бетонных стен. Штерн закрыл глаза.

Наконец он набрался мужества и посмотрел вниз.

Его чуть не вырвало.

Голова, лежавшая у него на коленях, торчала, как набалдашник карниза, на остатках трупа, частично превратившегося в скелет. Со смесью недоверия, отвращения и непередаваемого ужаса Штерн отметил зияющую расщелину, которая осталась в многострадальном черепе от удара топором.

Слезы наворачивались полицейскому на глаза быстрее, чем он успевал моргать. Мартин Энглер застонал, не открывая рта, запрокинул голову и стал ощупью шарить рукой по столу, пока не нашел то, что искал. В последнюю секунду разорвал упаковку, вытащил носовой платок и приложил к носу.

Аа-а-апчхи-и-и.

– Прошу прощения. – Следователь комиссии по расследованию убийств шмыгнул носом, и Штерн подумал, не вырвалось ли у того вместе с мощным чихом какое ругательство.

Было бы неудивительно. После того как Штерн добился оправдательных приговоров для многих нарушителей, задержанных лично Энглером, адвоката вряд ли можно было причислять к закадычным друзьям комиссара.

– Хм.

Тучный мужчина, сидевший рядом с Энглером, откашлялся. Штерн быстро повернулся к чиновнику, у которого из-под двойного подбородка выпирал мощный кадык. Войдя в комнату для переговоров, он представился Томасом Брандманом. Без звания или должности. И за исключением гортанных хрюкающих звуков, которые каждые пять минут доносились из его глотки, он не произнес с тех пор ни одного слова. Штерн не знал, что и думать. В отличие от Энглера, который за двадцать лет стал практически частью инвентаря уголовной полиции, этого великана он видел впервые. Его нежелание общаться могло означать, что он руководит расследованием. Или обратное.

– Хотите? – Энглер поднял в воздух упаковку аспирина. – Судя по вашему виду, вам тоже не помешает.

– Нет, спасибо. – Штерн покачал головой и потрогал ноющую шишку у себя на лбу. После падения в подвале голова его гудела, и Штерн сердился, что даже сейчас, несмотря на покрасневшие глаза и насморк, комиссар производил более живое впечатление, чем он сам. Солярий и утренние пробежки в лесу имели другой эффект, нежели долгие ночи в бюро перед компьютером.

– Хорошо, тогда я резюмирую.

Следователь взял записную книжку, и Штерн не смог подавить улыбку, когда Брандман опять откашлялся, хотя ему по-прежнему нечего было сказать.

– Вы обнаружили труп сегодня во второй половине дня, около семнадцати тридцати. Мальчик, Симон Сакс, в сопровождении медсестры, Карины Фрайтаг, привел вас к месту преступления. Вышеупомянутому Симону десять лет, у него опухоль головного мозга, и в настоящее время…

Энглер перелистнул страницу.

– …он проходит лечение в отделении неврологии клиники Вестэнд. Утвержает, что убил этого человека в прошлой жизни.

– Да, пятнадцать лет назад, – подтвердил Штерн. – Если не ошибаюсь, я повторяю вам это уже в восьмой раз.

– Не ошибаетесь, но…

Энглер замолчал на середине предложения и, к удивлению Штерна, снова закинул голову. Потом зажал обе ноздри большим и указательным пальцами.

– Не обращайте внимания, – прогнусавил он, напоминая какого-то комического персонажа. – Чертово кровотечение из носа. Оно у меня всегда, когда я простужен.

– Тогда вам лучше не принимать аспирин.