Я - твое поражение (СИ) - Страница 21

— О великолепная Стевия! — высокопарно начал Аристотель, протягивая женщине несколько мелких монеток. — Ты не могла бы нам оказать гостеприимство. Твой вечер свободен?

Она надтреснуто расхохоталась, шершавая ручка жадно сжала пальчики с обкусанными ногтями, тем не менее густо окрашенными алым лаком.

— Я вся к вашим услугам!

Переглянувшись, я поинтересовался, зачем учитель привёл меня сюда.

— Всему свое время, — загадочно усмехнулся философ, дожидаясь угощения.

Вино пахло кислятиной да и килики, сосуды для питья, не внушали доверия, имея грязные разводы по краям. Не пригубив купленное угощение, Аристотель ударился в воспоминания.

— Заметь, Гефестион, перед тобой, мой юный друг, самая почитаемая гетера Пеллы, стройнобёдрая Стевия! Ты был мал и не мог знать её, но твои старшие братья, бьюсь об заклад, её навещали. Не так ли, Стевия? Ты знала мужчин рода Аминтора?

— О, это были одни из самых щедрых друзей и горячие любовники. — Не понимая, куда клонит Аристотель, поддакнула женщина, лихо выпив принесённое вино.

— Ты и сейчас принимаешь высокородных гостей?

Бывшая гетера горько захохотала, ударяя себя по коленям, наклонившись вперёд, быстро впала в истерический припадок.

— Стевии больше нет! — принялась выкрикивать, едва ли не ударяясь лбом о столешницу. — Прекрасногрудая Стевия умерла! Я только смертная тень, не сошедшая в Тартар! Взгляни на моё жилище, жестокий гость, и скажи, кто теперь стучится в мою красную дверь? Стала бы я принимать тех, кто мне неприятен? Разве я бы не попросила слуг выставить на улицу такого нахала, как ты?

— Но, но, полегче, — учитель строгим тоном осадил бьющуюся в припадке женщину. — Мы не хотели тебя оскорбить, напротив, мы дадим тебе ещё денег, но только за правду.

Она всхлипнула и жадно взглянула из-под всклоченных волос на философа.

— Всё, что пожелает щедрый господин.

— Расскажи о себе. И не лги, иначе не получишь денег.

Обычная история. Стевия не сказала мне ничего нового, но в её устах я вдруг услышал собственный приговор. Будучи привлекательной девушкой, несчастная рано стала интересоваться мужчинами, а мужчины, соответственно, — ею. Вскоре у неё был роскошный особняк и множество слуг, подарки, золото текло щедрыми ручьями в её сундуки.

— О, это было прекрасное время. Я сама выбирала, с кем возлягу, порой, уважаемые клиенты неделями дежурили возле моих дверей. Мне привозили благовония из Египта, красное дерево — из Понта, драгоценные камни — из сказочной Индии. Не было желания, которое не исполнялось бы тотчас, едва я успевала его произнести.

Женщина утирала грязными ладонями раскрасневшиеся от слёз скулы. Воспоминания одновременно и грели её, и причиняли боль. Мне стало жалко старушку, и я спросил, отчего тогда она очутилась здесь.

— Молодой господин, я влюбилась, в первый и единственный раз в своей жизни позволила сердцу биться часто-часто. Афродита, несомненно завидовавшая моей красоте, наслала на меня эротическое безумие. Он был молод, красив, увидев его на рыночной плошали, я первая подошла и предложила свои услуги. Я! Знаменитая и всеми чтимая гетера, унизилась до роли мелкой сводни и не пожалела! Наши объятия были жаркими. Отказывая раз за разом богатым друзьям, проводила всё время с ненаглядным Диадохом. Он был очень ревнив, и пока у меня оставались деньги, я забросила своё ремесло, посвящала любимому все дни и ночи. Однажды, поняв, что нет средств даже купить вина для трапезы, я позволила себе принять одного из бывших друзей. Диадох, узнав об этом, сильно избил меня. Я лежала несколько дней не в силах подняться, плача, умоляя Геру покарать его. О боги, немного поправившись, узнала страшную весть. В тот же день, уезжая от меня, он разбился насмерть на колеснице. С тех пор, слезы не высыхали на моих щеках, я не могла более поддержать беседу или танцевать, вызывая желание мужчины. В каждом из них я видела мёртвого Диадоха. Он смотрел на меня из могилы и грозил пальцем. Я продала дом и соорудила ему достойный памятник, я думала, его дух успокоится и оставит меня. Нет! Он и сейчас здесь, вон, сидит в углу и смотрит!

Рассказчица душераздирающе закричала, а я, напротив, сидел, углубившись в собственные мысли. Аристотель не тревожил мой покой.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть, господин.

Она выглядела как старуха: сморщенная, с трясущимися локтями, с космами нечёсаных волос, потерявшая всё из-за любви.

Когда мы вышли, я всю дорогу молчал, придя, застал тебя сидящим на ложе.

— И где тебя носило, филэ? Я должен бегать по всей Пелле, разыскивая свою любовь? — подшучивая по-доброму, ты обнял меня, но, быстро поняв мой настрой, нахмурился:

— В чём дело, Гефестион? Тебя обидели?

— Нет, мы прогуливались с учителем, и я встретил женщину, мне стало её жалко.

Ты поцеловал мои глаза, нежно забрав лицо в ладони.

— Побольше думай обо мне, филэ, и тогда никакие женщины не смогут смутить тебя.

— Я боюсь, Александр, боюсь потерять тебя.

— Опять ты за старое? Я же поклялся, какие тебе ещё нужны уверения? — разозлённый моим дурным настроением, ты отнял руки и отвернулся.

Я заметил упрямую складку у губ: ты пытался скрывать от меня нечто важное, касающееся нас двоих.

— Здесь была твоя мать.

— Знаю, меня известили.

— Она против наших отношений?

— А ты как думаешь? Я сын Филиппа, наследник македонского трона, каждый мой шаг расписан и каждое слово услышано! То, что происходит между нами, не вписывается в дворцовый этикет. Да, я могу иметь любовников, но не возлюбленного, понял разницу?!

— К чему ты это мне говоришь?

Образ Стевии такой ясный и чёткий встал перед глазами.

— К тому, филэ, что больше не смогу быть с тобой всякий раз, когда захочу. Завтра меня не жди и в ближайшие дни тоже. Я сам призову тебя!

Стевия стояла незримая за твоими плечами и хохотала, показывая на меня пальцем.

— Будь по-твоему, Александр, я подчиняюсь.

Вскочив, ты бросил на меня взгляд полный боли, что-то мучило тебя, но сказать не хотел. Не получалось у нас серьёзного разговора, ты был нетерпелив, я — задумчив.

— Мне лучше уйти, филэ.

— Да, Александр, так будет лучше.

Первые разногласия, тогда они казались мне грандиозными, хотя, на самом деле, не стоили тех терзаний, которые я в них вкладывал.

Снедаемый нехорошими подозрениями, я промучился всю ночь, утром был рассеян и почти ничего не ел. У меня не было друга, с которым я мог разделить свои опасения. Аристотель предоставил относительную свободу и не требовал немедленного решения. Я отправился бродить по городу без цели и, не ища развлечений, посетил форум, посидев там на нагретых солнцем ступенях, послушал заезжего оратора, купив немного лесных орехов, нашёл камень, чтобы расколотить крепкую скорлупу, и вдруг услышал крики. Обычное дело: дрались двое, точнее верзила с густой рыжей бородой лупил стройного юношу. Схватив за руку, бугай мастерски обрабатывал лицо соперника пудовым кулаком, собравшаяся толпа криками подбадривала драчунов, выкрикивая всякие непристойности. Скучая, я затесался среди торговцев и мелких ремесленников и сразу же узнал в юноше Феликса, моего нищего гостеприимца. Не знаю, как я очутился в самой гуще свалки, как полез в рукопашную на верзилу и огрёб от него, но потасовка с моим появлением переросла в настоящее побоище. То, что скопилось в душе, я выплеснул в ударах, не знающих жалости. Нас растащили. Феликс, вне себя от ужаса, повёл меня за собой. Виляя по кривым закоулкам, мы промчались, не жалея ног, на ходу Феликс успевал причитать по незнакомцу, точно по покойнику.

— Зачем ты полез между нами, Гефестион?! Ну избил бы меня Пифон, зато заплатил бы! Как я теперь Гестии на глаза покажусь? У нас уже три дня в доме нет муки.

Я резко остановился и впихнул Феликса в узкую нишу между домов.

— Если тебе нужны деньги, только скажи!

Отвязав от пояса кожаный кошель, высыпал ему в ладони горсть серебра. Он задрожал всем телом, не веря в появившееся из ниоткуда богатство.