Я - твое поражение (СИ) - Страница 16

— Ещё рано, хочу спать.

— Мой ненаглядный филэ, просыпайся. — Игривый тон и нежные поглаживания вскоре возымели действия, и я честно сдался, развернувшись, открыл глаза.

— Ты отдохнул?

— Ага, и отлично выспался. Ментор трижды спрашивал, будем ли мы трапезничать?

Только сейчас я почувствовал, что здорово голоден. Молодой организм требовал существенного подкрепления сил, но, преодолевая позывы пустого желудка, только улыбнулся.

— А давай ещё немного поваляемся.

В твои планы не входило бесцельное лежание. Со смехом ты перевернул меня на спину и вцепился в шею, слегка куснул и тотчас, словно извиняясь, зализал рану.

— Вот тебе за лень! Поднимайся, лежебока, бобовая похлёбка и кусок баранины — это то, что нам крайне необходимо.

— И немного вина, я чувствую сильную жажду!

Пожалуй, вина было даже больше, чем следовало. Кое-как перекусив, мы принялись пить его на спор. Я много раз видел подобные забавы на пиршествах, когда, похваляясь, воины хлестали хмельные напитки прямо из амфор, увлекая соседей в безобразное действо. Тогда мне оно казалось чем-то непристойным! Но мы только что пережили смертельную опасность и остались живы! Разве это был не повод торжествовать?

Ты придумал новую забаву: набрав в рот вина, передавать его мне в поцелуе.

— Хочу, чтобы ты пил с моих губ, — быстро захмелев, радовался, впрыскивая в мой рот пенящееся пиво пополам с густым красным вином. Балуясь, мы смешали напитки вместе. Хохоча как на Дионисии, перед каждым поцелуем совершали возлияние богам, выплескивая по несколько капель на пол. Пили, славя Зевса и его супругу Геру, их детей Ареса и Гефеста, не обошли ревнивца Аполлона и его сестру Артемиду, воздали должное и Дионису, и Гераклу, и Ахиллесу, и твоим предкам, за которых пили стоя. Вскоре мы уже не могли удержать чаш и, неся очередную порцию, ты расплескал вино. Рубиновые капли попали мне на плечо и стекли алыми потоками по гладкой коже. Тебе понравилось. Налив огромный кратер, поднял его на вытянутой руке.

— Во имя Асклепия! Да не получит он тебя! Я не отдам!

И вылил вино мне на макушку. Я задохнулся от ужаса. Пьяные мысли подсказали страшную догадку. Неужели ты посчитал меня жертвой и, украсив волосы цветами и листьями, вот-вот перережешь горло?! Похоже, ты и сам не осознавал, что натворил, и вместо того, чтобы броситься к жертвеннику и в сокрушении молить великого исцелителя о прощении, принялся слизывать вино с моей груди. Прихватывая губами кожу, пил стекающие с длинных прядей хмельные ручейки, облизал шею, приговаривая:

— Прекрасен, прекрасен, прекрасен…

Вскоре и я стал смотреть на это, как на безделицу.

Прикосновения твоего шершавого языка становились все настойчивее, он бродил по моему телу, спускаясь всё ниже. Вскрикивая от наслаждения, я подавался вперёд, навстречу обоюдному желанию, и вдруг ты остановился, поднял на меня серьёзный взгляд.

— Гефестион, я хочу дать тебе любовь!

— Я приму твой дар, Александр!

Мы почувствовали себя неловко. Вроде бы и сказаны сокровенные слова, и наши желания требовали немедленного удовлетворения, но ни ты, ни я не торопились. Продолжая ласкать меня, ты словно заново знакомился с каждой мышцей, с каждым пальцем, с каждым сгибом. Возможно, ты хотел разглядеть меня в новом свете, а возможно, прощался с невинными шалостями. Я чувствовал, какой огонь сжигает тебя. О боги, это был твой первый раз. Это был мой первый раз! Мы готовились потерять девственность и страшно от того смущались.

Не поднимая глаз, мы принялись жадно целоваться, словно это была некая очень нужная вещь. Наша слюна смешивалась, зубы, соприкасаясь, стучали, головы кружились от ожидания высшей цели. Над нами властвовал Эрос, и благосклонная Афродита осеняла любовников милостивой улыбкой.

— Нам нужно масло. — Преодолевая жуткую стыдливость, прошептал я. Ты понял и, перегнувшись, стащил со столика небольшой фиал с оливковым маслом, которым мы поливали жаркое из баранины.

— Подойдёт?

— Не знаю, наверное.

— Ты боишься?

— Нет, волнуюсь немного.

— Я буду осторожен, если что-то пойдёт не так, скажи.

Бросив тонкую подушку мне под поясницу, немного приподнял тело для удобства проникновения. Глубоко вдохнув, я зажмурился, ожидая грубого толчка, но ты вновь, словно задумавшись, медлил, и только слегка развёл мне бёдра. Лежать в таком виде было нестерпимо стыдно, и я попытался форсировать события, приподняв одну ногу, легко закинул тебе на поясницу, недвусмысленно приглашая к соитию. Это вышло инстинктивно, я не хотел заставлять тебя, а тем более подгонять, ты же воспринял мой жест именно так. Глухо заворчав, выплеснул всё содержимое фиала на ладонь и быстрым движением втёр мне в анус.

— Гефестион! — из глубины души вырвался стон, точно конь перед высоким препятствием, ты запнулся, в глазах промелькнул страх.

Я льщу себя осознанием того, что единственный знаю, как выглядит твой страх!

Мы изнывали, желая получить нечто новое, но и боялись потерять уже существующее: доверие, нежность, детские тайны, словно после мы не сможем быть прежними, никогда не вернёмся в наши искренние отношения.

Пальцами ты постарался растянуть упругое колечко мышц, наверное, это было непросто: я крупно вздрагивал от каждого прикосновения, и моё тело сводило непроизвольной судорогой.

— Гефестион, прошу, доверься мне. — Ты взмолился, с трудом проталкивая один палец.

Меня затрясло, как только я ощутил его внутри себя. И пусть это была только одна фаланга, моё тело отказывалось подчиняться хозяину. Хмель испарился, и я видел тебя с раздувающимися от напряжения ноздрями, сражающегося и не получающего подмоги.

Это всё Асклепий, он завидует мне! Он не хочет отдавать своего жреца!

— Я никогда не буду его, я принадлежу Александру!

И как только я произнёс про себя эти слова, то почувствовал, как напряжение спало. Ты, воспользовавшись ситуацией, успел добавить второй и третий палец. Время от времени смачивая слюной, погружал их до самого основания ладони. Мы приближались к кульминации. Когда пальцев было уже мало, я, задыхаясь от вожделения, приподнялся, прижимаясь к твоему горячему члену.

Всё равно, что будет дальше — блаженство или мука!

Я хотел тебя и, наверно, умер бы на месте, если бы ты не понял моих намерений и не убрал пальцы, приставляя кончик члена к разработанной дырочке. Как в бою, мы устремились навстречу друг другу, и непонятно, кто более жаждал этого соития, потому что мы рухнули в любовь, как воины, сохраняя честь, кидаются на меч без сомнений и сразу. Ты погрузился в меня полностью, с первого раза войдя до основания и замер, тяжело дыша, упираясь локтями в изголовье ложа, застонал, точно охваченный мистическим экстазом. Боли не ощущалось, а если она и была, я не чувствовал, напротив, безграничная нежность разлилась по всему телу, и я, не сдерживаясь, громко застонал следом. Ты бездумно уставился на меня, словно видел впервые.

— Что, Гефестион? Что с тобой?

— Мне хорошо, Александр, я так счастлив!

Немного успокоившись, ты, повинуясь инстинкту, поддался назад и вернулся более резко, вжимая меня в серые полотняные простыни. Брызнула кровь. Всё, что я мог ответить, так это только изогнуться, раскрываясь полностью, вобрать в себя все твои желания, тревоги, мечты и всё твоё безумие. Я взял твой страх и понёс его в себе. Отныне ты избавился от присущей людям неуверенности. Нет, она не исчезла, я стал её хранителем, точно обоз при войске, я скрыл в своих недрах то, чего не стоило показывать никому, но то, в чём ты время от времени нуждался.

Мы были неопытны и чересчур спешили, поэтому не смогли растянуть удовольствие так долго, как хотелось. Сгорая от желания, ты вскоре глухо вскрикнул и излился в меня, а я, замерев, крепко обхватил твои бёдра ногами, приподнялся и тоже закричал. Мир исчез, я ослеп, перестал быть Гефестионом, утратил всякое понятие о времени и о себе. Я стал частью тебя и более не имел ничего отдельного.