Я - твое поражение (СИ) - Страница 126

— Филэ, завтра прибывает царственная мать с внучками, приготовь им достойную встречу и размести со всеми удобствами.

— Значит ты не отказался от идеи женитьбы?

— Перестань, это уже не смешно, с каких пор я меняю свои решения? И если ты ещё не понял, свадьба так же важна, как и победа при Гавгамелах. Поэтому, не возражай, а иди готовиться.

Пришлось в спешном порядке набирать свиту для будущих высоких гостей, помятую о случае с Роксаной, я постарался подобрать в слуги только своих соглашателей, кто знает, возможно, и здесь стоит обезопасить тебя и твою жизнь. И вот спустя три дня во главе пёстрой толпы прислужников, на роскошно убранном в парчу и золото коне, выехал приветствовать царскую семью, семью, которую несколько лет назад почти собственноручно вырезал, не пожалев беременной матери и малолетнего наследника. Надеяться, что они не узнают меня, или того хуже простят, не пытался, знал, придворный этикет предписывает им хранить величавое достоинство, но, как же трудно бедняжкам-девушкам при виде меня не вспомнить те кровавые события. Как трудно будет мне посмотреть им в глаза, подросшим, наверное изрядно похорошевшим. Примерно такие мысли одолевали меня, пока я всматривался в горизонт, ожидая поднятой на дороге пыли от ног множества людей и животных. Стоящие полукругом служанки и евнухи, разодетые в индийские шелка, с пышными тюрбанами на головах, в златотканых накидках, сверкали не меньше звёзд в полуночном небе. Зрелище роскошной толпы придворных, изнывающих на границе города, собрало вокруг себя множество простого люда, пришедший с близлежащих полей земледельцы дивились и показывали пальцами на особо отличившихся, по их мнению, щёголей, громко обсуждая, по какому поводу у верблюжьих ворот собралось так много народу. Хуже всего приходилось мне: предупреждённый ходоками, что царевны с бабкой вот-вот появится, я напрягал зрение, проезжая с одного конца шествия в другой и не получая ожидаемого облегчения. Шёл пятый час ожидания, но, вопреки всему, каравана не было, послав очередного скорохода, я уже был готов к любому раскладу, и слова, выкрикнутые запыхавшимся посланником, поначалу не слишком задели.

— Великая царица Сисадмис и божественные дочери великого Дария свернули с главной дороги и вошли в Сузы с другой стороны. Они уже идут к рыночной площади.

— К рыночной? Царский кортеж и к рыночной?!

Не помня себя от возмущения, хлестнув плёткой жеребца, гикнув помчался в город, сшибая на пути всякого, кто имел несчастие не увернуться от взбешённого всадника. Нагнал кортеж, в одной из улочек Суз, таких узких, что в них могли проехать только две арбы, и то, едва ли не сцепившись оглоблями, перегородил путь. Идущие пешком евнухи, держащие под уздцы изнурённых ночным переходом мулов, остановились, боясь двинуться, когда, звеня оружием и богатыми украшениями, всадник, подняв на дыбы коня, прямо перед самой повозкой царицы, скатившись, распростёрся ниц на грязных камнях.

— Моя царица, позвольте приветствовать вас от имени великого Александра, царя царей и повелителя Азии и Индии.

«Склочная старуха — думал я, — навязали вас мне на шею, будто бы других дел мало, теперь участвуй в ваших бабьих истериках да интриги разбирай, которые вы от скуки затеваете».

Из-под полога высунулась морщинистая рука, с единственным золотым перстнем на пальце и слабо махнула в мою сторону. Что ж, спасибо хотя бы за то, что разрешила отойти в сторону и, держась на почтительном расстоянии, следовать за царским выездом. Влекомый процессией, я ехал немного поодаль от царственной колесницы. Всем видом показывая, что все так и задумывалось, хотя внутри уже клокотали вулканы ненависти к гостям. Ещё более она возросла, когда ты с обворожительной улыбкой встретил и чуть ли не на руках понёс старую каргу во дворец, совершенно не обратив внимания на взмыленного скачкой и обидой меня, в какой-то момент показалось, что я для тебя ничего не значу. Вихрем я рванул во внутренние покои, крикнул мальчику подать себе вина, чтобы выпить с дороги. Снова унижение, снова грубое, жёсткое указание на место слуги, да сколько это будет продолжаться?! Увешанный золотыми побрякушками, пропахший благовониями и накрашенный так, что наши шлюхи и то казались бы, по сравнению со мной, скромными поселянками, я, подняв глаза, смотрел на себя в зеркало.

Гадко и противно! Как же я отвратителен сам себе! Отец знал, знал, что настанет момент, когда пожалею о юношеском выборе, и вот он пришёл. Хилиарх, лучший друг великого царя, главный советник, человек, в руках которого сосредоточена вся империя, почему же сейчас я готов по-волчьи выть? Бессмысленно и безнадёжно.

Подошёл Гносий, спросил о распоряжениях насчёт двора царственных дочерей.

— Там все готово, если будут особые пожелания, тогда доложи, а пока пошёл вон.

Не хотел, не мог никого видеть, мне просто необходимо было перебеситься, отсидевшись где-то в укромном месте, но боги, всерьёз ожесточённые против меня, не замедлили явить Кратера. Без предупреждения, дав в морду стражнику, стоящему у дверей покоев, желтозубый соотечественник ввалился, злобно скалясь. Заметив, как я напряжённо вглядываюсь в зеркало, саркастически заметил:

— Первые морщины ищешь? Погоди, скоро они избороздят твоё чело, и кому тогда ты будешь нужен?

Надо было сдержаться, иначе не миновать новой разборки.

— Не забывайся, Кратер, пред тобой хилиарх.

— Да хоть Зевс, что мне с того? Слышал? Александр, вняв жалобам стариков, отсылает их обратно в Македонию, говорят, что то восстание в Описе сильно его задело. Не удивлюсь, если к этой высылке ты приложил свою гадкую ручонку.

— Ты унижаешь царя, Кратер, будь осторожен.

Кратер на мгновение задумался, видимо обдумывая очередную грязную тираду, напрягшись, я, не отрывался от зеркала, по-прежнему смотрел на врага через плечо.

— Поздно, кого ты думаешь царь назначил их предводителем?

— Судя по всему — тебя? Надо же, какой удачный выбор!

Не знал, даже не догадывался и сказал, чтобы позлить желчного македонца, и попал в цель. Кратер всхрапнул, как конь перед высоким забором, закусился и, отвернувшись, упрямо мотнул подбородком.

— Что? Неужели правда?

Ошарашенный вестью, я присел на жёсткий стул, в голове всё смешалось, твоя таинственность, сверкающие глаза, подарок?! И это подарок мне за годы службы — удаление Кратера. Если и можно оттолкнуть меня от соотечественников, то лучшего способа и не сыскать, всем известна наша неприязнь, а последняя стычка и вообще расставила приоритеты. Кем я теперь буду в глазах македонцев — тем, в угоду которому царь удалил лучшего полководца? Человека, имевшего авторитет среди солдат гораздо выше моего?

— Я не хотел этого!

— Какое это теперь имеет значение.

Впервые я видел врага растерянным, он пришёл обвинять и кричать на меня, но видимо что-то пошло не так и грозный воин просто растерялся. Губы сложились в скорбную мину, мне даже показалась, что в уголках глаз сверкнули скупые слезы.

— Я… могу поговорить с Александром!

— Нет, не хочу быть обязанным тебе, прав был Багой, ну, тот плюгавый евнух, ты как греческая фаланга надвигаешься на противника и давишь его не столько мастерством, сколько массой. Что ж, желаю удачи в управлении тридцатью тысячами молодых персов, глядишь, наконец-то прославишься.

Вздохнув, Кратер оглядел мои покои, задержался на фигурке Диониса, вырезанной из цельного оникса, внешне очень похожим на меня. Резчик, желая польстить всемогущему хилиарху, изобразил моё тело слишком нежным, хрупким. Презрительно поведя плечом, Кратер взял с постамента изображение, покрутил в руках.

— А ведь безделушка не стоящая внимания.

И бросил Диониса, намеренно, чтобы попасть на угол. Статуэтка осталась целой.

В тот же вечер, проведя с тобой, по обыкновению, последнюю трапезу перед отходом ко сну, я осторожно спросил о предстоявшем событии, ты лишь отмахнулся.

— Его давно было пора заменить, да и мать Антипатра совсем ядом заплевала, у него второй глаз чуть из орбит не вылез, вот и хочу поменять их местами, глядишь, что и выгорит.