Я - сингуляр - Страница 8

Ага, мелькнула непрошеная мысль, а потом полгода рассказываешь, где отдыхал, отдыхал, отдыхал… До Нового года. А с Нового года снова начинаешь…

Пахнуло резким холодом, я не понял, что так проняло, словно огромный вампир неслышно пролетел в тесном лифте над самой головой, слегка пошевелив волосы.

Мы обменялись рукопожатием, но Люша, не довольствуясь, обнял, я чуть не задохнулся в его теле, а он, освободив меня, сказал наставительно:

– Начинай думать! Начинай. Потом скажешь, что надумал. Пока, Лариска!

Я поймал такси, в машине поспорили, к кому ехать, но выиграла Лариска, пришлось назвать таксисту ее адрес. На заднем сиденье всегда почему-то в голову лезут простые мысли, я щупал Лариску за вымя и дергал за нижние губы, она хихикала и кусала меня за ухо, сразу же расстегнув молнию на джинсах и запустив туда ладонь.

Таксист помалкивал, но я ловил в зеркальце его заинтересованный взгляд. Когда подъехали к дому, мне пришлось выйти, горбясь, Лариска ехидно хихикала. Я посмотрел на ее стройную фигуру с четко обозначенными половыми признаками.

– А у тебя вроде бы сиськи стали крупнее…

– Значит, это ты тискал так, бесстыжий!

– Нет, правда. Ты не имплантировала ничего такого?

– Только щас заметил?

– Ага, – признался я, – в этом свете они особенно… внушительные.

Она порозовела от удовольствия.

– Нет, пока никаких имплантантов!.. Имплантированную нельзя сразу тискать, а потом еще надо два месяца особое белье носить… Как мне при такой жизни? Пользуюсь особым гелем. Жжет, зараза, зато все так разбухает, что сама вижу разницу. Сразу на размер увеличилась, здорово! А если гелем пользоваться с месяц, то и на два получится.

– А если год?

Она грустно вздохнула.

– Онкология будет. И так балансируем на грани… Чего только не делаем для вас, кабанов бесстыжих!

Я сказал примирительно:

– Да, в такие сиськи Амур не промахнется. Все мужчины будут твои… Как там в автобусе: «Женщина, уберите локти с моих плеч!» – «Это не локти, это – груди». – «Тогда оставьте».

Она хихикнула, довольная, что я подтвердил небесполезность ее усилий.

– Грудь стала больше, – сказала она, – жить стало веселее, как говорят малолетки.

– Всем веселее, – согласился я, – и тем, у кого они есть, и тем, кто жадно щупает.

Мы вошли в подъезд, в лифте Лариска покрутилась перед зеркалом, я нажал кнопку и заговорил одобряюще:

– Честно-честно, сиськи стали еще заметнее. И дойки торчат, как крупнокалиберные пули.

Лариска сказала убежденно:

– Грудь – это лицо женщины! Вы же сами говорите, что не бывает некрасивых девушек, бывают маленькие груди! Вот мы и стараемся, первое – увеличить ее, второе – показать… зря старались, что ли?

Входя в квартиру, она сбрасывала на ходу одежду и туфли, в комнатах у нее артистический бедлам, у меня в сравнении с этим – аптека Госуправления, на пороге спальни оглянулась.

– Я сразу спать. Мне завтра нужно быть свеженькой.

– Тогда я быстро, – сказал я.

– Очень быстро, – предупредила Лариска. – Я тебе помогу.

Под утро приснился Марс. Или не приснился, но когда я начал выныривать из сна, вдруг ощутил, что иду по красновато-охряному песку, под ногами похрустывает, в теле необыкновенная легкость, что значит – я не местный, иду по планете, где тяготение слабее, чем на моей…

Небо темно-фиолетовое, сквозь него слабо проступают наряду с гаснущими звездами книжные полки вдоль стены и календарь. Ощущение странное, дивное и восхитительное. Люблю такие сны, а то обычно полеты над крышами домов, а потом резкое пике на замеченных баб и стремление успеть трахнуть до того, как сладкое томление испачкает простыню.

И хотя сны вроде бы всего лишь причудливое преломление дневных событий, но некоторые сны никак не объяснить с рациональной точки зрения. Ладно, летаю потому, что видел в кино, как летают вертолеты, хотя такие сны начали сниться с раннего детства, когда таких фильмов не видел, но как объяснить, что часто вижу себя на других планетах?

Да, есть так называемые космические фильмы, но просмотром брезгаю, слишком фанерно и топорно. Раздражение вызывают даже не ляпы, а полнейшее несоответствие тому, что будет. Уже сейчас по всему миру близорукость убирают хирургическим путем, а завтра будет убрана генетическим вмешательством, как и прочие недостатки, но когда смотришь фильм о будущем эдак лет на тысячу вперед, а то и на десять тысяч, режиссеры размахом не стесняются, то видишь людей даже прошлой по сравнению с нашей эпохи со всеми их «достоинствами» и дуростью….

Так что же это… Сердце колотится взволнованно, так и хочется признать себя либо потомком инопланетянина, потерпевшего крушение, либо потерявшим память путешественником во времени года эдак из четырехтысячного… который, понятно, пока что должен ходить в соответствующей эпохе личине. Это я чтобы оправдать свою не самую лучшую в мире фигуру и все прочее, что во мне не супер-пупер.

Я осторожно повернул голову, чувствуя, что не у себя дома, ага, Ларискина спальня. Не так уж я и надрался вчера, все помню. Я здесь, в этой реальности. Странно, что такой необычно возвышенный сон приснился, когда я в такой обычной ситуации да еще с эрекцией.

В спальню через плотно закрытую дверь доносится негромкая музыка. Я поднялся, продирая глаза и отчаянно зевая. Открыл дверь, проигрыватель как раз запел голосом Лариски. Она, уже одетая, будто для концерта, пританцовывает посреди комнаты, сосредоточенная, как перед прыжком с вышки.

– Привет, – сказал я.

Она подняла голову, улыбнулась, свеженькая и чистенькая, еще без косметики.

– Хорошо спалось?.. Милый, я сейчас репетирую… Посиди пока, не отвлекай, хорошо?

– Хорошо, – пообещал я. – На тебя всегда приятно смотреть.

– Правда?

– Правда, правда, – заверил я без всякой фальши, на Лариску в самом деле смотреть одно удовольствие. – Меня нет, не обращай внимания. Да и умыться, наверное, можно для разнообразия.

Лариска благодарно улыбнулась, мне показалось, что держится несколько скованно, начала ритмично танцевать, иногда раскрывала рот и делала вид, что поет, это называется «гнать фанеру», то есть петь под фонограмму, но Лариска, как я понял, сосредоточилась не на песне: танцует, все больше и больше подпрыгивая, вихляясь всем корпусом, оттопыривая зад и делая движения, которые можно интерпретировать только в одном смысле, очень прямом и ясном, это называется «заводить»…

Все время оглядываясь, я задержался на пороге ванной: пышная грудь начала приподниматься из низкого выреза платья, как пропустить такое, я пусть и дурак, но не настолько. Как завороженный, уставился на эти белоснежные полушария, что растут и растут, растут и растут. Наконец, как восходящее утреннее солнышко по ранней заре, блеснул кончик красного… начал увеличиваться…

Другая грудь отстала лишь на пару сантиметров, там тоже начался восход алого солнца, а первая в это время дошла до середины и… что-то застопорилось, видно, твердеющим от возбуждения кончиком в самом деле зацепилась за шнуровку.

Уже обе застряли на злополучном месте, я поймал себя на том, что задержал дыхание. Стоит Лариске сделать глубокий выдох, и соски либо преодолеют барьер, либо грудь опустится, что вернее, скроется, оставив для обозрения более скромные участки.

Лариска бросила взгляд на мое воспламенившееся лицо. Движения стали порывистыми, неистовыми, словно и она вошла в экстаз и ничего не видит и не слышит, кроме своей песни и музыки, что звучит у нее в душе… И в этот момент обе груди освобожденно выпрыгнули и легли поверх платья. Светло-коричневые круги сосков явственно заалели, а ниппели, которые у Лариски вообще-то редко сами приподнимаются, встали столбиками и на глазах распухли, налились алым цветом.

Она «допела» последнюю фразу, с блаженной улыбкой победительницы поклонилась и тут «заметила» непокорные сиськи. Ахнула, торопливо упрятала на место и, закрыв ладонями пылающее стыдом лицо, умчалась на кухню, что сейчас имитирует кулисы.