Я – инквизитор - Страница 1
Александр Мазин
Я – Инквизитор
В этой стране только мертвые сраму не имут.
В этой стране только мертвым дано говорить.
В этой стране, на развалинах Третьего Рима,
Только и свету, что спать да молитву творить.
В этой стране, где свобода – не больше чем право
Сесть наугад в переполненный грязный вагон
И, затаясь, наблюдать, как меняет Держава
Лики вождей на полотнах бесовских икон.
В этой стране никому и никто не подвластен
Данностью свыше. Почти не осталось живых
В этой стране, где уверенность в будущем счастье
Лишь у юродивых (Бог не оставит своих).
Здесь, на объездах Истории, жирные монстры
Прут из земли, как поганки под теплым дождем.
Серое делают белым, а белое – черствым
В этой стране…
Но другой мы себе не найдем.
Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать дерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и опрошающий мертвых, ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего, будь непорочен пред Господом Богом твоим.
Они же приводят в замешательство дух человеческий, те наводят на людей сумашествие, ненависть и туманящую разум любовь. Они же, даже без помощи яда, но силой своего заклинания, уничтожают душу.
Часть первая
Поднявший меч
Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы.Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы; А поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны.
Глава первая
Выходя из закусочной, Андрей остановился в дверях и быстро огляделся. Резкое движение тупой болью отозвалось в затылке, и, смиряя ее, Андрей медленно выдохнул сквозь сжатые зубы. Никто не ждал его снаружи, и жирная красная точка, завершающая историю жизни Андрея Ласковина, немного отодвинулась в будущее. Но боль, которая прочно утвердилась в его теле, боль, отзывающаяся на каждый вздох, сковывающая, как невидимый корсет, вытягивающая силы боль напоминала: ты уязвим!
Большеохтинский проспект был немноголюден. Редкие несчастливые петербуржцы, прикрывающие лица от мокрого снега, серая промозглая муть, которую язык не повернется назвать днем. То ли вечер, то ли раннее утро. Сумерки. Хотя до темноты еще часа два. Сумерки. И это хорошо.
Андрей накинул капюшон, спрятавшись в нем, как улитка в раковине, и шагнул в пелену липких холодных хлопьев: одна из согбенных безликих фигур, не интересных даже собственным детям.
Впереди, шагах в двадцати, несколько работяг уныло ковыряли асфальт. Вчера их здесь не было. Неровная борозда в шаг шириной пересекала тротуар как раз перед перекрестком. Вчера не было и ее. Но рабочие (как и борозда), несомненно, подлинные. Ни один киллер не станет полдня долбить мерзлую землю, чтобы подстеречь жертву, выходящую из забегаловки с гордым наименованием «Кафе „Большая Охта“». Ни один русский киллер до этого не унизится. Хотя идея неплоха. Прострелить его набитый бараньими жилами и полусырой картошкой желудок, скинуть труп в эту самую канаву, забросав комьями земли и кусками асфальта, катнуть для надежности сверху трехтонным валиком…
«К счастью,– подумал Андрей,– у нас не Голливуд. Или – к сожалению…»
Кого в сумрачном Петербурге всерьез волнует неопознанный труп? А тем более труп будущий… Следственные органы? Вряд ли. Разве что «тобольцы» Антона Гришавина настропалят своих «оборотней», не надеясь управиться собственными силами. Возможно. И вероятно. Мафия бессмертна. А он, Андрей Ласковин, смертный человек. Внезапно смертный, как мудро замечено. Внезапно – это если повезет. Хуже, если, как это уже случилось, он окажется в одном из специально оборудованных помещений, вроде вчерашнего гаража.
Снег падал густой, как манная каша. Андрей брел, засунув руки в карманы ветхого плащика.
«Мне очень холодно и очень скверно!» – мог прочесть каждый на его мокрой спине.
Увы, так оно и было. Несколько дней игры в «дичь– охотник» превратили Андрея из охотника в затравленную, вяло огрызающуюся дичь. Но холодно Лаковину не было. Под ветхим «помоечным» плащиком у него была кожаная куртка с меховой подстежкой, а брюки и обувь, хоть и заляпанные грязью, неплохо противостояли ледяной жиже. Плащик же (и впрямь подобранный сегодня утром на помойке) был вынужденной маскировкой. Андрею совсем не хотелось, чтобы в его куртке появилась еще одна пара отверстий.
Андрей шел в сторону Невы, хотя Нева как таковая – черная мазутная вода под источенным промоинами льдом – его не интересовала. Ласковин шел к ТОО «Шанкар», одной из фирм, опекаемых «тобольской» группировкой. Фирма располагалась здесь, на Большеохтинском. Вчера Андрей тщательно изучил окрестности и был готов встретить «кураторов». Но вчера они так и не появились. Сегодня же – пятница. День, располагающий к особым визитам.
Честно говоря, Андрей предпочел бы, чтоб они не появились сегодня. На этом настаивала каждая клетка его тела. Но он шел к ТОО «Шанкар», потому что не желал быть дичью, не желал упустить, быть может, последнюю возможность рвануть клыками врага.
И все-таки лучше бы их не было…
Ласковин миновал продавца полузанесенной снегом картошки. У грязных мешков возились две женщины, отбирали картофелины покрепче.
«Бедняги»,– подумал Андрей, имея в виду и женщин, и продавца. Интересно, будь этим троим известна его ситуация, что бы они подумали о нем?
«Скорее всего, ты просто дурак,– сказал ему пять дней назад сэнсэй Слава Зимородинский.– Но возможно, это Судьба дарит тебе шанс стать мастером».
Да уж, есть шанс. Шанс приобщиться к числу неопознанных трупов. Во имя справедливости. Одно утешение: он сам поднял стаю и сам пустил ее по своему следу. Правда, когда он это делал, то был подсознательно уверен, что выживет. Сейчас такой уверенности больше нет. Но пока Андрей Ласковин жив – счет в его пользу.
ТОО «Шанкар». Девять зашторенных окон. Навес на шести колоннах. Под ним – крохотная автостоянка. Так и есть! Одна из трех припарковавшихся машин – черный джип «чероки». Там, на Мастерской, Ласковин не сумел разглядеть его номера, но наверняка номер тот самый. Глядя на основательный зад «чероки», Андрей ощутил неприятную пустоту в животе. И одновременно возбуждение-подъем.
Андрей медленно проковылял мимо автостоянки. Из нутра «чероки» доносилась жизнерадостная попса. Сквозь заднее окошко джипа смутно просматривался силуэт человека. Две другие машины были пусты.
Свернув за угол, Ласковин зашел в первый же подъезд, проглотил таблетку болеутоляющего и присел на подоконник. Выждав минут десять, он вынул из кармана плаща «трофейный» пистолет («Carl Walter Waffenfabrik Ulm/Do, Modell TPH Cal. 6.35» – было выбито на его корпусе) и переложил его в левый карман куртки. Пистолет был небольшой, смахивающий на игрушку, но, как Ласковин уже убедился, достаточно смертоносный.
В обойме оставалось еще два патрона. «Помоечный» плащик Андрей оставил на подоконнике. Вряд ли кто-то польстится на ветхую тряпку.
На стоянке у ТОО ничего не изменилось. В джипе по-прежнему играла магнитола. Андрей присел у заднего колеса, выждал некоторое время, затем, пригнувшись, подобрался к правой дверце. Осторожно попробовал. Открыто.