Я - богиня по вызову (СИ) - Страница 14

— Да мы смерть отгонять будем! По традиции! — тут же заволновалось море родственников. Старуха потянула носом воздух и посмотрела в толпу.

— А ты чей будешь? — прищурилась она, пока в моей голове уже зрел замечательный план. Я отряхивала свое платье, отковыривала цветы и чувствовала, что нашла родственную душу.

— Так я ваш двоюродный брат по материнской линии! — оживился мужик, чьи брови вполне могли сойти за козырек. — Любимый брат по материнской линии!

— Тот, который по кривой пошел? И по ней уже трижды споткнулся? — прокашлялась старуха, потерев кончик крючковатого носа, а я уже входила в зеркало, возвещая громким стуком, что приехала троюродная тетка по линии двоюродного отца. Била я ногой от души! Дверь не открывали, поэтому я присмотрела окно на первом этаже. Неловко подпрыгивая мешком с картошкой, я уцепилась за подоконник, пытаясь подтянуться и долезть до ручки окна. Грация тюленя, данная мне от природы и волшебного заклинания: «Пока все не съешь из-за стола не выйдешь!», продлевала жизнь старушке.

Отлипнув от окна, маленькая Золушка, которую не взяли на бал, немного расстроилась от мысли, что крысы оказались проворнее, поэтому прикатила камень и встала на него ногами. Окно открылось, а я, постанывая, как ежиха в процессе родов, вползла внутрь, шлепнувшись с таким грохотом, что едва ли не потеряла сознание. На мгновенье мне показалось, что родственников стало еще больше, но потом сознание прояснилось, а на меня нехорошим взглядом смотрела счастливая семья.

— Ты кто? — хмуро спросил суховатый бородач, успевший нарядиться во все черное. Остальные заняли оборонительную позицию.

— Любимые!!! — заорала я, бросаясь к чужим родственникам и сгребая двух попавшихся в охапку не глядя. Кто-то тоненьким голоском взвизгнул: «Мама!», а я уже прижимала их к груди, намереваясь поймать следующую партию.

— Конечно, тринадцатого родила! Вчера вечером! — обрадовалась я. — И вы все мне как дети! Ну же! Смелее! Обнимите тетушку!

— Это по какой линии ты тетушка? — зыркнула на меня худощавая старая дева, уже перешагнувшая рубеж с выданья на вынос.

— По параллельной! — обрадовалась я, пытаясь сгрести и ее. — Помню-помню, как ты голенькая по моей клумбе с крапивой бегала! Бегаешь и орешь, а я смотрю и умиляюсь! Сразу видно было, что умницей растет! Певицей будет! Пристала ко мне однажды: «Хочу певицей стать!», ну я и научила!

— Да вы что! — чопорно возразила «девица на вынос», пока я пыталась изо всех сил прижать ее груди.

— Я вас не помню! Вы никогда со мной не сидели! — бурчал толстый мужик, капризно оттопыривая нижнюю губу.

— А как же третьи нары слева? Мы тебя еще губошлепом прозвали! — мило улыбнулась я, изображая восторг от внезапной встречи. — Мне сказали, что все съехались, а я уже устала вас выслеживать по одному! Только на след нападу, вы как чувствуете — переезжаете!

нападу, вы как чувствуете — переезжаете!

— Самозванка! — горделиво заметил Одуванчик, делая самый грозный вид из всех, которые только можно представить, глядя на его тщедушные плечики.

— Я тебя тоже не помню! — я поджала губы и шмыгнула носом, выпуская мятую партию чужой родни, которая разбредалась, как пьяная. — Хотя… Вспомнила! Семья у вас бедная была… Горе-то какое! И игрушек у тебя не было! Я уж было хотела тебе каменный мячик подарить, но все руки не доходили. А у тебя быстро дошли! Если был бы девочкой, то играть было бы нечем. Балаболом тебя в детстве звали! Женился? Слыхала!

— Да что вы себе позволяете! Мы вас не знаем! — гневно вмешалась супруга потерпевшего от «семейных воспоминаний» Одуванчика.

— Молчите, самка балабола! — отрезала я, глядя на то, как у нее свирепо раздуваются ноздри, а среди толпы виднелся просвет лестницы, ведущей наверх. — Мы были против этого брака сразу! Он у нас и так бракованный, так зачем ему брак? Я так его родителям и сказала!

Упрямой баржей, которая плывет по морю любви и обожания, я порывалась подняться наверх, но меня оттесняли так, что в руках остался кусок перил.

— Я только поздороваюсь! — добреньким голосом увещевала я, раздавая куском перил всю нерастраченную любовь. — Я на минутку!

Одуванчик прижимала руку к лицу, а я с умилением смотрела на фонарь, который еще неделю будет освещать ему путь в темноте бренностей бытия.

— Откуда она пронюхала, что к бабке смерть сегодня придет? — ядовитой змеей прошипел кто-то в районе моей кормы. — Ты же никому не говорила?

— Богами клянусь! Никому! — тут же пролепетал испуганный голос. — Никому-никому!

Я уже была на полпути, глядя на умилительные портреты котяток в кружавчиках, украсивших подходы к умирающей.

— Как же так! — горестно вздыхала я, чувствуя, как родственники оттягивают меня назад, требуя показать смертельный номер. Моя рука накрепко вцепилась в перила, а за мной кишочками тянулась вся родня. — Я только вернулась!

— Откуда? — поинтересовался особо любопытный родственник, пока меня дружно стаскивали вниз.

— Из комы, Хуанита, из комы! — выдохнула я, чувствуя, что осталось еще немного. Я резко обернулась, чувствуя, как хрустит моя одежда. — Я должна сказать правду! Его зовут Хуан Педро Себастьян Долорес Дель Ган Дель Дон!

Я ткнула пальцем в одуванчик, который покраснел от натуги и замер в тишине.

— И он женат на Карлотте Марии Лючии Всех По Очереди Задолбальо, — горестно заметила я, пока супруга переводила взгляд на своего мужа. — А ты, Мария Карлос даже не догадывалась об этом! О, если бы мы встретились еще до моей комы, то я бы тебе все рассказала! Да, это твое настоящее имя, Мария Дель Чтобытебя. Ты наша — приемная дочь…

Народ переглядывался, пытаясь осмыслить полученную информацию. Я уже затащила родню наверх, сумрачно глядя на остальных.

— Что смотришь, как педро, Педро? — вздохнула я, глядя на запыхавшегося толстяка, который открыл рот, чтобы что-то возразить, но я его опередила. — Ты ведь — не Педро! Тебя подменили в детстве! Ты — сын садовника, Педро. И твое настоящее имя Пабло Себастьян Эрнесто Дель Иди Дель Нафиг! А пока ты учишь свое новое имя, я должна сказать нечто важное. Ты, Хуанита, настоящая дочь служанки, которая умерла при рождении. Если бы я не вышла из комы, то ты бы этого никогда не узнала! А ты, Долорес всю жизнь любила Хуана! Не прикидывайся. Любила ведь!

— Она сумасшедшая! — взвизгнул кто-то из родни, пока старуха подняла руку к лицу. — Что она несет?

— А ты чего орешь? — удивилась я, глядя на мелкого мужичка, который ловким тараканом прятался среди массовки. — Ты вообще не из нашего сериала, так что помалкивай!

— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит? — привстала старуха, прищуриваясь в мою сторону.

— Я объясню, — мило улыбнулась я, обводя взглядом новоявленную родню. — Это последняя серия сериала «Мы делим бабкину фазенду!»

— Понятно, — вздохнула старуха, откинувшись на подушки. И тут она задергалась, глядя на свои руки. — Ой! Что происходит? Почему они холодеют?

Я взяла ее за руку, видя, как земное тело превращается в маленький огонек, который вспорхнул и улетел.

— Мамочки!!! Это же Смерть! Смерть научилась обманывать! Караул! — заорала родня, дружно бросаясь к выходу. На лестнице возникла давка, а кто — то с грохотом упал вниз. «Ай-ай!», — орал писклявый голос, пока добрые родственники спешно ретировались из дома, унося с собой дверь.

Через полчаса я устало выдохнула, любуясь на свою работу. А как цветами заиграло! Прямо ремонт!

— Ты что творишь? — орала бездна, пока я с деловитым видом, красила стены в розовый цвет. В кладовке у старушки нашлось несколько банок с ядовито-розовой краской. — Это же храм смерти!

— Храм смерти в розовый цветочек! — почесалась я, чихнув краской и любуясь своей работой. На пол с кисточки капали розовые капли, а вместо угрюмой и мрачной смерти на стене висела салфетка с котенком. — Почему сразу черный? Нет, он меня стройнит и все такое, но я люблю розовый!

— Прекрати! Это же оплот скорби! — орала бездна, когда я разукрашивала раму зеркала в виде черепов и костей. — А ну быстро убери свои цветочки со стен!