Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ) - Страница 1

Сквозь деревья мелькал Шерман-хаус: точно выверенный прямоугольник серого камня с высокими застекленными окнами и ажурными ограждениями балконов, он блистал, поражая новизной и смелостью планировки. Казался жемчужиной, обнаруженной в только что поднятой со дна океана раковине…

Однако сам его вид заставил Аделию намертво сцепить зубы, и даже глаза прикрыть на мгновение.

Нет, дом был прекрасен — отторжение вызывали хозяева…

В голове тут же всплывали воспоминания, от которых, увы, не удавалось избавиться.

Каждый раз они выжигали ей душу и сердце, а ведь все так сказочно начиналось: сам Джон Айфорд сделал ей предложение. Как раз перед праздником Святой Филомены явился в их дом с богатым подарком, таким дорогим, что отец сразу все понял (Аделия прежде не видела его улыбающимся) и предложил Айфорду угоститься лучшим вином в своем погребке.

А преподнес он ей длинную нить из жемчужин и перчатки такой мягкой выделки, что они казались на ощупь кожей младенца. Это жемчужное ожерелье и сейчас было на ней: она любила перламутровый блеск крупных жемчужин, их ритмичное колыхание при ходьбе и мерное перешептывание… А вот перчатки с тех пор несколько поистерлись, утратили прежний лоск, впрочем, как и мечты ее на счастливую жизнь.

А все эти Шерманы…

Свадьбу играли на Рождество. Отец был так счастлив сбыть ее с рук, да не кому-нибудь, а хозяину Айфорд-мэнора, что расщедрился впервые на памяти дочери: шелк, атлас, тафта и настоящий соболиный мех были пущены на пошив ее свадебного наряда. «Товар нужно лицом показать», говаривал он, внося очередные затраты в огромный гросбух, хранящийся в его кабинете. Должно быть, сам себя успокаивал… Все же накапливать он любил больше, чем раздавать. Но это был случай особый…

Вард Лэмб вкладывался в будущий статус, в само звучание, столь приятное слуху: «Тесть хозяина Айфорд-мэнора». А молодой Айфорд, что уж душою кривить, чуть подождать, и титул получит, и богатство свое приумножит. Отец жениха, жаль, помер больше года назад, был дальновидным дельцом: занялся овцеводством, огородил под пастбища столько земель, что мэнор его стал больше многих в округе. Дай бог, сын его дело продолжит, и Лэмб, ведя с ним дела, к славе этой примажется, если даже не поспособствует…

— Голубой, дочь моя, исключительно голубой, — настаивала мать на цвете подвенечного платья. — Лишь идя под венец в голубом, можно на счастье в браке рассчитывать.

Аделия мечтала о розовом цвете, но… уступила под натиском материнских наказов. Счастливой быть все же хотелось, пусть мало в то верилось, и не зря…

Нет, Айфорд был всем хорош, это она понимала: богат, родовит и даже относительно молод (тридцать пять. Немногим меньше ее собственного отца, а тот еще полон сил и энергии) — все составляющие благополучного брака, как на лицо. Просто она, как нарочно, успела влюбиться в другого, и все бы у них могло получиться, кабы не сватовство Джона Айфорда. С ним тягаться ее возлюбленный бы не смог, да Аделия и не просила об этом: просто смирилась, в тайне надеясь, что цвет подвенечного платья поспособствует счастливому браку.

Но с тех пор давно поняла: цвет наряда мог быть и черным — результат был бы тот же.

И дело даже не в ней: в проклятых Шерманах.

Сама она сделала все, что могла: была покорной и кроткой, к тому же запаслась иглой поострее. Уколоть палец и капнуть на простыню — что может быть проще? Супруг так упивался элем и винами, что вряд ли бы что-то заметил…

Но тут появились они, эти Шерманы…

Свадьба была в самом разгаре. Менестрели, жонглеры и цыркачи весь вечер развлекали гостей номерами, музыканты, казалось, срослись с виолами и верджинелом, мелодии не смолкали ни на минуту, и вдруг… все разом утихли.

Словно фея шепнула…

И гости увидели на пороге праздничной залы двух незнакомцев.

Впрочем, будь они незнакомцами, даже тогда лицо Джона Айфорда не потемнело бы столь стремительно: только что он подносил к губам полный кубок дорогого вина, горланя тост о своем же счастливом союзе, и вот уже кубок застыл в неподвижной руке, а улыбка исчезла, как ни бывало.

— Верн Шерман… — прошептал он так тихо, что только Аделия и услышала. И отчего-то поежилась… Словно холодом потянуло.

Все в Дайне гадали, что за кошка пробежала между мужчинами: Айфорд и старший Шерман неожиданно перестали общаться. Почти неразлучные прежде, они вдруг охладели друг к другу… Вот и на свадьбу лучшего друга его не позвали. Отцу новобрачной это не нравилось: все же дружба с бароном сулила немалые перспективы. Зачем бы Айфорду ссориться с другом? Недальновидно и совсем неразумно.

И вот обделенный вниманием друг стоит на пороге.

— Простите, что припозднились, — прозвучал через залу его звучный, чуть насмешливый голос, — но мы сочли нужным поздравить брачующихся. Пусть даже непрошено… — Шерман сделал шаг к новобрачным, перо на шляпе качнулось, а камни, украшающие дублет, блеснули в свете свечей. — Верно, гонец с приглашением попал в руки разбойникам… — чуть скривил Шерман губы в усмешке. — В наших краях такое бывает.

И Айфорд, как показалось Аделии, неожиданно протрезвевший, просипел:

— Твои поздравления приняты…

«Убирайся» звучало как бы меж строк, и Шерману это совсем не понравилось. Он шагнул еще ближе… Его спутник, Аделия узнала в нем Коллума Шермана, сына незваного гостя, казалось, желал бы уйти, но сыновний долг требовал подчинения: он двигался в шаге позади явно рассерженного отца, и Аделия совершенно не к месту припомнила, как виделась с ним однажды на ярмарке.

— Но я их даже не произнес… — Голос Шермана прозвучал уже у стола. Лишь он разделял их в этот момент… И он обратился к невесте: — Позволь поглядеть на тебя, юная дева? Вижу, Айфорду повезло отыскать настоящий дикий бутон… Как зовут тебя?

— Я Аделия, господин, — отозвалась она, покраснев под его оценивающим взглядом.

— Аделия… Какое прекрасное имя! — Шерман протянул руку и потрепал ее по щеке. Аделия снесла ласку покорно, как кролик, загипнотизированный змеей. — Ты девственна, дочь моя? — прозвучал новый вопрос.

Внутри у девушки все задрожало, иголка, воткнутая у подола, казалось, вопила, изобличая ее.

— Да, господин, это так, — отозвалась она.

И муж ее, наконец, произнес:

— Чего ты хочешь добиться этим вопросом?

— Всего лишь напомнить о своем праве давать разрешение на вступление в брак между собственными вассалами, — отозвался Шерман с легкой улыбкой. — Праве, о котором ты, мой забывчивый друг, даже не вспомнил…

Взгляд Аделии метался между мужчинами, силясь понять, что происходит, и сердце оглушало ударами. Ноги, казалось, едва держали ее, а тонкий ручеек пота полз от лопаток по позвонку…

Мужчины долго глядели друг другу в глаза, словно силами мерились, и супруг ее произнес:

— Я заплачу. Сколько ты хочешь?

— Деньги мне не нужны. Я требую возмещения долга по старым законам…

«По старым законам»? Но…

Шерман-старший повернулся к залу лицом и громко провозгласил:

— Я, как господин и хозяин этих земель, заявляю о своем праве первой брачной ночи и хочу воспользоваться им без возмещения этого права в деньгах. — И в сторону новобрачной: — Аделия, милая девочка, я буду нежен, как никогда…

Даже теперь, вспоминая этот момент, Аделия покрывалась испариной: ни одна девушка на ее памяти не была так жестоко унижена в день собственной свадьбы. Это был пережиток давно ушедших времен, старый закон, давно, казалось бы, позабытый…

— Но… — слова залипли в неожиданно отказавшихся слушаться связках. Она лишь ждала, что муж что-то скажет… Или Шерман вдруг улыбнется: «Прости за глупую шутку», но Шерман не улыбался.

И муж ее тоже…

Все в зале молчали.

Она не может лечь с Шерманом: он сразу поймет… Тут иголкой не обойтись. А — после позор и бесчестье… Аделии показалось, что комната завертелась перед глазами.