Хозяева драконов (сборник) - Страница 53

Но Т’сэин было не до диковинных красот. Шатаясь, она миновала сад и вошла в дом. Найдя освещенную желтым светом “вечных” ламп мастерскую, она нашла там ключи и спустилась по лестнице в подземелье. Т’сэин открыла замки и, навалившись всем телом, распахнула дверь. В глазах у нее потемнело. Перед ней поплыли видения: вот Мазириан, гордый своей силой, убивает Транга, вот пестрые краски подводного царства, вот снова Мазириан, растративший свою магию, отчаянно отбивается от деревьев-хлыстов…

Т’сэин потрясла головой. Перед ней стоял покрытый стеклом ящик, а в нем маленький дракон преследовал крошечного человечка. Девушка сбросила стекло, вынула Турджана из ящика и осторожно опустила его на пол, уничтожив тем самым чары Мазириана. Обретя свой нормальный рост, Турджан ошеломленно смотрел на израненную, окровавленную девушку.

— Т’сэин, это ты?

Она попыталась улыбнуться.

— Турджан… ты… свободен…

— А Мазириан?

— Мертв… — прошептала она и тяжело опустилась на пол.

Потрясенный, он глядел на лежавшее у его ног бездыханное тело.

— Т’сэин, творение рук моих, — тихо произнес он, — ты оказалась куда благороднее меня. За мою свободу ты заплатила своей жизнью. Мы вернемся в мой замок, и я воссоздам тебя. Я сотворю новую Т’сэин, такую же прекрасную, какой была ты…

Он поднял ее на руки и направился к лестнице…

Со скалы крадучись спускалось жалкое изможденное существо. Реликт двигался короткими стремительными рывками, то прячась в слоях плотного темного воздуха, то гоняясь за пробегавшими мимо тенями, то опускаясь на четвереньки. Добравшись до последнего уступа, он остановился, разглядывая равнину.

Темневшие вдали пологие холмы заслоняли испещренное крапинками мутно-белое, словно плохо вымытый стакан из-под молока, небо. Между скалой и холмами простиралась равнина, похожая на отвратительный прогнивший черный бархат. Высоко в воздух бил фонтан из жидких камней.

Но Реликту было не до того. Его терзал жестокий голод. За неимением лучшего сгодились бы и те растения, которые он заметил на равнине. Они торчали над изменчивой поверхностью водоемов, окружая источники какого-то удушливого газа. Мокрые, одиноко повисшие на черенках листья, кучи полусгнивших колючек, бледно-зеленые луковицы, стебли с изуродованными, цветами. Узнать, к какому виду принадлежали эти останки, теперь казалось совершенно невозможным, и Реликт не был уверен в том, что растения, которые он ел вчера, не отравят его сегодня.

Он осторожно коснулся ногой поверхности равнины. Причудливая конструкция из блестящих красных и серо-зеленых пирамид выдержала его вес. Но уже через мгновение нога увязла. Реликт в бешенстве высвободился, отпрыгнул и уселся на пока еще твердый камень.

Голову его сверлила единственная мысль — во что бы то ни стало добыть пищу. Невдалеке на равнине резвились два Примитива: скользили, танцевали, то пропадая из виду, то неожиданно появляясь вновь. Реликт задумчиво наблюдал. Подойди они поближе, он попытался бы убить одного. Эти твари очень напоминали людей и могли стать неплохой пищей.

Он ждал. Несколько минут? Часов? Теперь бы никто не определил. С тех пор как исчезло солнце, время перестало совершать свой вечный оборот. Да и слово “время” потеряло всякий смысл.

Когда-то жизнь была совсем иной. Реликт еще сохранил обрывки воспоминаний о прежних днях, до того, как вечные, казавшиеся незыблемыми логические устои вселенной, да и сама вселенная, превратились в ничто. Человек подчинил себе Землю при помощи одного предположения: то или иное действие влечет за собой следствие, само по себе являясь следствием какого-то предыдущего действия.

Манипуляции с основным законом жизни принесли богатые плоды. Человек восхищался своей многогранной натурой. Он мог жить во льдах и в пустыне, в лесу и в огромном городе — Природа не ограничила его существование какими-то особенными рамками.

Но человек и не подозревал о своей уязвимости. Его средой обитания была логика, а разум — средством для выживания.

А потом наступил ужасный час, когда Земля погрузилась в бездну Хаоса, растворились все причинно-следственные связи. Разум стал бесполезной роскошью. Из двух биллионов людей, населявших Землю, выжили лишь небольшие группы.

Одни из них, в прошлом сумасшедшие, именовались Примитивами, королями эпохи. Их дисгармония настолько точно соответствовала непредсказуемым причудам окружающего мира, словно основывала своеобразную безумную мудрость. А может, мир, утратив привычный Порядок, реагировал на расстроенную психику человека?

Другие — Реликты, тоже кое-как смогли приспособиться. Они единственные еще придерживались старой логики. Этого хватало для контроля обмена веществ, но не больше. Жалкая горстка Реликтов не имела будущего. Они быстро вымирали, здравый смысл не мог защитить от окружающего мира. Время от времени черная мгла затмевала их разум, и Реликты с неистовым ревом мчались по равнине, гонимые яростным безумием.

Примитивы наблюдали за ними без удивления и любопытства. Да и чему удивляться? Потерявший рассудок Реликт мог пополнить число Примитивов, да и только. Реликт и Примитив ели одни и те же растения и одинаково натирали ноги раскрошенной водой. Но если Реликт после этого мог умереть от заворота кишок или проказы, то Примитив чувствовал себя прекрасно. Если Примитив попытается сожрать Реликта, тот побежит, охваченный ужасом, и нигде не сможет остановиться, и будет прыгать с места на место, широко раскрыв глаза, вдыхая тяжелый воздух, крича и задыхаясь, пока не сгинет в омуте черного расплавленного металла или не упадет в безвоздушную яму, где, обезумев, начнет метаться, словно муха, попавшая в бутылку.

Реликтов осталось теперь очень мало. Финн, тот, что сидел на камне у края равнины, жил с четырьмя себе подобными. Двое — совсем дряхлые старики — доживали последние дни.

На равнине один из Примитивов, Альфа, внезапно уселся на землю, схватил пригоршню воздуха, голубой жидкий шар, камень и принялся перемешивать все это, растягивая получившуюся смесь, как тянучку. Реликт прижался к земле. От этой твари можно ожидать любой чертовщины, Примитивы совершенно непредсказуемы! Их мясо годилось в пищу, но Примитивы и сами не отказались бы съесть Реликта, если бы представилась возможность. В этом поединке Реликт находился в невыгодном положении. Абсолютная непредсказуемость Примитивов сбивала с толку. А убегая, он постоянно рисковал угодить в ловушку, поверхность Земли беспрестанно менялась.

Примитивы были непредсказуемы, как окружающий мир. Их взаимная нелогичность иногда соединялась, иногда гасила друг друга, и в последнем случае Примитивы могли бы поймать Реликта… Происходившее не поддавалось никакому объяснению. Да и было ли теперь хоть что-нибудь, что можно объяснить? Само слово “объяснение” потеряло смысл.

Примитивы приближались. Реликт спрятался за грязно-желтым камнем.

Они остановились неподалеку. Послышались обрывки бессвязных звуков. Раздираемый голодом и страхом, Реликт припал к земле.

Альфа плюхнулся на колени, потом неожиданно опрокинулся навзничь, раскинув руки, и принялся оглашать небо немыслимой симфонией мелодичных криков, свистящих звуков и гортанных стонов. Это был импровизированный язык, придуманный только что, но Бета прекрасно понимал своего спутника.

— Видение! — кричал Альфа, — Я вижу! Я вижу вертящиеся точки, круги. Они сжимаются в твердые точки по ту сторону неба, и уже ничто не сможет их разрушить.

Бета, взгромоздясь на пирамиду, вглядывался в матовый небесный свод.

— Интуиция совершенно не вяжется с тем временем, — распевал Альфа, — Оно безжалостно, сурово и непробиваемо.

Бета, не удержавшись на пирамиде, нырнул сквозь зеркальную поверхность, проплыл под Альфой, вынырнул и улегся рядом с ним.

— Посмотри на этого Реликта у камня, — продолжал Альфа, — у него в крови — вся старая раса. Узколобые ограниченные людишки. Никакой интуиции. Тот, кто движется на ощупь — жалкое зрелище!