Хорошее время для убийства - Страница 8

— Справа от вас, если стоять спиной к дороге, два дома на две семьи. Они принадлежат одному из оксфордских колледжей. В одном жильцы постоянно меняются, и я с ними не знакома. А в другом живет доктор Красный. Он приезжает сюда, когда ему нужно написать научный труд, потому что здесь тихо. Обычно его не видно и не слышно. Довольно приятный малый, обычно заходит поздороваться и выпить бокал хереса, перед тем как отправиться на выгон поискать всякие редкие цветы. Насколько я поняла, особенно его интересуют редкие сорта орхидей.

— Значит, здесь есть настоящий общинный выгон?

— О да. Хотя, если честно, по назначению им давно никто не пользуется. Здешний выгон — скорее охотничьи угодья или пустошь. Раньше владельцы домов в Пакс-Коммон имели право выпаса, но сейчас конь, который может пастись на лугу, есть только у меня. Но мой конь на постое в платной конюшне. В наши дни держать коня на свободном выпасе небезопасно. Еще пару лет назад у нас были случаи конокрадства… Прямо как на Диком Западе! И сейчас лошадей иногда воруют. Несчастных животных отправляют на бойни в Европе.

Гарриет отпила кофе.

— Слева от вас живет миссис Соуэрби. Она старушка и почти не высовывает нос из дому. Раз в неделю к ней из Бамфорда приезжает дочь. Сейчас миссис Соуэрби здесь нет. Под Рождество она обычно ездит погостить к родственникам. В общем, с вашей стороны нет постоянно живущих соседей. Местечко довольно уединенное. Дом справа от меня, с нелепым «колодцем желаний» в палисаднике, принадлежит владельцу гаража, что на главной улице, Джо Феннивику. Они с женой, как и я, живут в Пакс-Коммон постоянно. Кстати, Джо — отличный механик; можете спокойно чинить у него машину. Дом слева купил какой-то делец из Лондона; раньше он приезжал сюда по выходным с подружкой. Потратил на ремонт целое состояние, а потом подружка от него сбежала, и он выставил дом на продажу. Хотя сейчас продавать совсем не выгодно, в это время года цены на жилье упали так, что ниже некуда. Остается последний дом, в дальнем конце; он принадлежит одной супружеской паре. Они собираются весной выйти на пенсию и жить здесь постоянно. Надеюсь, они тихие люди. Но пока они приезжают сюда только по выходным и возятся по дому, что-то красят или прибивают. Так что место действительно довольно заброшенное. Но лично мне это нравится.

— Мне придется каждый день ездить в Лондон и обратно, — не без сожаления призналась Мередит. — Правда, не сейчас, а после праздников. А пока мне кажется, что я отхватила кусок, который мне не по зубам.

— Хорошо, что вы сами это понимаете, — откровенно ответила Гарриет. Помолчав, она спросила: — Чем вы занимаетесь?

Мередит объяснила. Гарриет смерила ее задумчивым взглядом.

— Восхищаюсь людьми, которые могут удержаться на службе, — призналась она вдруг. — Я тоже работала, но недолго. Когда мне было восемнадцать лет. В Ливерпуле, потому что жила недалеко оттуда, в Виррале. Тогда я тоже ездила на работу каждый день. Моя работа была связана с благотворительностью; я подвизалась в одном фонде, где пытаются помочь людям, отвергнутым обществом. Там был центр дневного содержания для стариков, клуб молодых матерей, ясли и всевозможные программы для молодежи. Не скрою, долго я там не задержалась. Хотя я трудилась всего полдня, работа скоро превратилась для меня в пытку. — Гарриет слегка поморщилась. — Средства к существованию у меня имелись. Но в те годы признаваться в своем богатстве считалось неприличным. Скажешь человеку, что ты богата, и на тебя смотрят как на прокаженную. Я решила заняться писательским трудом — кстати, я до сих пор пописываю. Трудность в том, что я предпочитаю проводить больше времени на свежем воздухе, а писательский труд подразумевает сидение дома и отнимает массу времени. Жаль, не могу сказать про себя, что могу трудиться организованно и заниматься чем-то полезным.

— Ничего подобного! — поспешно воскликнула Мередит. — Конечно, вы можете заниматься чем-то полезным, просто пока не нашли для себя подходящего занятия.

Гарриет как будто задумалась.

— Может, когда-нибудь и найду. Хотя кое-какое дело у меня все же есть. Я не имею в виду работу… просто я нашла для себя дело, которым стоит заниматься.

Говоря, хозяйка окинула гостиную задумчивым взглядом. Ее глаза остановились на одной фотографии неподалеку. Мередит проследила за ее взглядом и увидела, что снимок довольно старый. На нем были изображены три маленькие девочки в сандалиях и сарафанчиках, а рядом — спаниель. У одной девочки были знакомые рыжие кудряшки.

Гарриет посмотрела на Мередит и поняла, что та разглядывает снимок.

— Это я, — пояснила она. — Меня всегда можно узнать по морковным волосам! — Она встала, взяла снимок и протянула его Мередит. — Рядом со мной — моя кузина Фрэн. Мы с ней ровесницы и близки, как родные сестры.

— А это кто? — спросила Мередит, показывая на третью девочку, хорошенькую, с темными волосами и обаятельной, лукавой улыбкой. — Выглядит счастливым ребенком.

— Это Каро, Каролина Гендерсон, наша приятельница. — Тон Гарриет стал чуть напряженным. — Она действительно была счастливым ребенком. Как и мы все. У нас было хорошее детство. Я рада, что Каро тогда была довольна жизнью, потому что потом ей пришлось очень и очень несладко! — Гарриет забрала снимок и поставила на место, на стол.

— Мне очень жаль. — Мередит стало неловко.

Гарриет как будто смутилась.

— Извините. Не хотела вас прерывать. Просто мы все ее очень любили. У Каро был диабет. А потом она неожиданно стала богатой наследницей. Богатство свалилось на нее как будто нарочно, чтобы еще больше осложнить ей жизнь. Отец и дядя Каро умерли, когда она была совсем маленькой. И деду по отцовской линии, богатому, как Крез, некому больше было оставить капиталы, нажитые нечестным путем. Богатство вовсе не стало для Каро благословением! — Гарриет умолкла.

— Могу себе представить. Диабет — достаточно тяжкое испытание.

— Деньги еще более тяжкое испытание. Впрочем, Каро несла это бремя не очень долго. — Гарриет взяла чашку и шумно поставила на поднос. — Ей было всего двадцать три года, когда она умерла от передозировки.

— О, извините. — Мередит снова стало неловко. — Ее смерть имела отношение к диабету?

— Вряд ли. Считалось, что у нее была депрессия. От депрессии ее лечили. Врачи прописали ей всевозможные лекарства. Я советовала ей выкинуть все эти таблетки. Жаль, что она меня не послушалась. Понимаете, как только женщине ставят диагноз «нервная больная», ее перестают воспринимать всерьез. Что бы с ней ни случилось, ей прописывают еще больше лекарств и велят относиться к жизни проще. Никто ее не слушает. Никто ей больше не верит, зато все готовы поверить всему, что говорят о ней другие!

— Проблема сложная, — осторожно заметила Мередит. — Общаться с нервнобольными очень тяжело. Они склонны преувеличивать степень своих страданий и часто рассказывают всякие небылицы, чтобы их пожалели. Мне самой пришлось столкнуться с несколькими такими…

— Знаю, — кивнула Гарриет, — как тот мальчик из притчи, который все время кричал: «Волки, волки!» Но если такой человек — ваш близкий знакомый, вы, в общем, способны отличить то, что происходит на самом деле, от вымысла. Я не легковерна. Наоборот, меня довольно трудно в чем-то убедить. Но сочувствовать и сопереживать я умею. Из-за этого, впрочем, я в свое время тоже испытала немало огорчений. Однажды я из кожи вон вылезла, чтобы помочь моей подопечной, разрешила все ее проблемы, а через неделю она снова появилась у меня в кабинете с той же самой жуткой историей. Поработав в благотворительном фонде, научаешься отличать реальность от вымысла. — Гарриет помолчала. — И все равно иногда все понимаешь не так, как надо. Мне не нравится, когда меня обводят вокруг пальца!

В маленькой прихожей зазвонил телефон.

— Извините! — Гарриет вышла, прикрыв за собой дверь.

Мередит не слышала разговора, до нее доносился лишь приглушенный голос Гарриет. Она вздохнула с облегчением: слава богу, не придется переживать оттого, что она вынуждена подслушивать чужие разговоры. Неожиданно Гарриет повысила голос, а затем с грохотом опустила трубку на рычаг. Вернулась она с раскрасневшимся лицом и тут же направилась к бару с напитками.