Холодное время - Страница 12

– “Основное блюдо: говяжья вырезка под перечным соусом с картофельными оладьями”. Вы знаете, что такое картофельные оладьи?

– Прекрасно знаем, – сказал Бурлен. – Хватит время терять. Виктор, выражаю вам искреннюю благодарность.

Все четверо быстро зашагали в ночь, трое по дорожке, Адамберг – по заросшей травой обочине.

– А вы ведь явно не городской житель, да, комиссар? – спросил Виктор.

– Я из Пиренеев.

– Никак не привыкнете к Парижу?

– Я ко всему привыкаю. Как ваша фамилия? Я, видимо, не расслышал, когда вы представились.

– Не расслышали? Я вам не верю. Мафоре. Виктор Мафоре. Нет, я не сын Анри и не его кузен, и вообще не родственник.

Виктор широко улыбнулся в темноте. И эта белозубая улыбка, ясная и искренняя, на минуту искупила невзрачность его лица.

– Но это не просто совпадение. – Теперь он почти смеялся. – Собственно, я и познакомился с семейством Мафоре именно благодаря своей фамилии. Она довольно редкая, и Анри захотелось выяснить, не состоим ли мы в родстве. У него было достаточно полное генеалогическое древо. Но делать нечего, ему пришлось смириться – я не принадлежу к их ветви.

– Мафоре, – проговорил Данглар, которого неудержимо влекло ко всем мало-мальски научным загадкам. – “Ма” – это небольшая провансальская ферма. А вот “форе”? От Forest, лес, лесной? Лесная ферма? Ваши предки жили в Провансе?

– Предки Анри, да. А у меня предков нет.

Виктор развел руками. Судя по всему, ему уже не раз приходилось в этом признаваться.

– Мать отказалась от меня при рождении, так что я вырос в приемной семье, – быстро проговорил он. – А вот и “Трактир Брешь”, – без паузы продолжал он, показав на светящиеся возле дороги окна. – Подойдет?

– Давайте скорей, – сказал Бурлен.

– “Трактир Брешь”? – переспросил Данглар. – Интересное название.

– От вас ни одна мелочь не ускользает! – Виктор снова улыбался. – Я вам все про это расскажу. После Исландии, – сказал он, открывая дверь ресторана, состоящую из маленьких застекленных квадратиков. – Уже давайте покончим с этой треклятой Исландией.

В этот поздний для деревни час за тремя столиками еще сидели люди, и Виктор, чмокнув хозяйку, попросил посадить их как можно дальше, у окна в глубине зала.

– Когда в меню оладьи, от посетителей отбою нет, – объяснил он Бурлену.

Куриные желудочки перекочевали из тарелки Данглара к Бурлену, и майор разлил вино. Адамберг накрыл свой бокал ладонью.

– Мы собираемся выслушать показания, так что хоть один из нас должен сохранить ясную голову.

– У меня всегда ясная голова, – заверил его Данглар. – В любом случае мы все запишем, если Виктор не против.

Бурлен, в восторге от двойной порции салата, вручил магнитофон Адамбергу и махнул рукой в знак того, что передает ему эстафету, чтобы спокойно поесть.

– Виктор, сколько человек было в вашей группе? – начал Адамберг.

– Двенадцать.

– Это была турпоездка?

– Отнюдь. Каждый приехал самостоятельно. Мы выбрали маршрут поэтапно, от Рейкьявика до северного побережья. И как-то вечером, оказавшись на острове Гримсей, самой северной территории Исландии, отправились ужинать в ресторан Сандвика. Там было тепло и пахло селедкой. Сандвик – портовая деревушка, единственная на острове. Мадам Мафоре очень настаивала на поездке на Гримсей, потому что там проходит полярный круг. Она хотела ступить на него ногой. В ресторане было полно народу. Мы все, Анри, его жена и я, выпили после ужина по несколько рюмок бреннивина. Так называется местный самогон. Наверняка мы вели себя очень шумно. Особенно мадам Мафоре, она буквально обезумела от радости, что пройдет по полярному кругу, и мы заразились ее восторгом. Понемногу к нам за стол стали подсаживаться другие французы. Вы же знаете, как это происходит – люди отправляются на край света, чтобы развеяться вдали от родины, но стоит им заслышать соотечественников, как они кидаются к ним, словно верблюды к оазису. Мари-Аделаида, мадам Мафоре, была гораздо красивее всех женщин, ужинавших с нами в тот вечер. Чертовски хороша собой. Мне кажется, на нее все они и слетелись, женщины в том числе.

– Неотразима, как сказал Амадей.

– Вот-вот. Короче, с нами за столом оказались еще девять французов, очень разные люди. Мы ничего друг о друге не знали, но некоторые сказали, чем занимаются. Среди них был, как водится, специалист по морским птицам, я запомнил его одутловатую красную рожу. Ну, красной она была в тот вечер. Когда мы застряли на островке напротив порта, ни о какой красноте уже речи быть не могло. Еще топ-менеджер какого-то предприятия, он не уточнил, какого именно, по-моему, он сам забыл. И еще одна дама, эксперт по охране окружающей среды, с подругой.

Бурлен поднял левую руку, не выпуская вилки, и вытащил из кожаного портфеля фотографию.

– Тут ей на десять лет больше, – сказал он, – и кроме того, это труп. Та самая подруга?

Виктор быстро взглянул на жутковатое фото и кивнул.

– Тут двух мнений быть не может. Я тогда обратил внимание на ее длинные уши, а уши не укорачиваются после смерти. Да, это она.

– Алиса Готье.

– Так это она написала Амадею? Я не знал ее имени. Удивительная особа, сорвиголова, с темпераментом вожатой скаутов. Что не помешало ей испугаться и промолчать вместе со всеми.

– Кто там еще был? – спросил Адамберг.

– Здоровый мужик с бритым черепом и еще врач, его жена осталась в Рейкьявике. И вулканолог, с которого все и началось.

Бурлен потрогал картофельные оладьи, чтобы убедиться в их мягкости. Убедившись, посмотрел на Виктора, который что-то задумчиво считал на пальцах, не обращая внимания на остывавшую еду.

– И еще спортсмен, – продолжал Виктор, – вероятно, лыжный тренер. Ну и тот тип. Но в первый вечер ничего ужасного мы в нем не заметили.

– Вы должны поесть, – сказал Бурлен приказным тоном. – А что вы в нем заметили?

– Ничего. Обычный мужик лет пятидесяти, среднего роста, ни противный, ни симпатичный. Ничем не примечательное лицо, обрамленное узкой бородкой, круглые очки, невыразительный взгляд. Зато пышная каштановая шевелюра с проседью. Заурядный обыватель, какой-нибудь бизнесмен или преподаватель, мы так ничего о нем и не узнали. У него была палка с острым железным наконечником, в Исландии ею обычно пользуются, чтобы прощупывать лед впереди себя. Он поднимал палку, ударял ею о землю, и она отскакивала. Так вот, вулканолог по имени Сильвен рассказал нам одну местную легенду. Судя по тому, как уважительно врач пожал ему руку, Сильвен был светилом в своей области. Но он оказался человеком открытым, непритязательным. Ну, тут и понеслось. А может, все из-за бреннивина. Понеслось, короче.

Юная официантка принесла еще вина. Адамберг не спускал глаз с ее полноватого, но ясного, прелестного лица. Она была, конечно, помоложе, но напомнила ему Даницу и ночь в Кисельево, которую они провели вместе. Данглар считал своей обязанностью, одной из многих, возвращать Адамберга на землю, когда чувствовал, что того влечет в иные пределы. Он толкнул его локтем, и Адамберг моргнул.

– Куда вас занесло? – шепнул Данглар.

– В Сербию.

Майор взглянул на девушку, отошедшую к барной стойке.

– Понятно, – сказал он. – Я слышал, это не всем пришлось по вкусу, да?

Адамберг кивнул с туманной улыбкой.

– Простите, – сказал он, снова переключив внимание на Виктора. – Почему понеслось?

– Из-за истории вулканолога.

– Сильвен? – задумался Данглар. – Сильвен Дютремон? Иссиня-черные волосы, густая борода, ярко-голубые глаза? Следы от ожогов на щеке?

– Не знаю, – Виктор заколебался, – никто из нас не представился. Но щека у него действительно была повреждена. Я помню, что на этом месте у него не росла борода.

– Если Дютремон, то с тех пор он уже успел умереть во время извержения вулкана Эйяфьядлайёкюдль. Когда Исландия погрузилась в облако пепла.