Холодное блюдо мести - Страница 51

Эти современные джентльмены обязательно испортят доброе дело. Мог бы удержаться от подкалывания. Уж как-нибудь догадаюсь, что за рулем машины, которую буксирует другая, нужно не просто сидеть, а вовремя тормозить, чтобы не стукнуть буксирующий транспорт в зад.

У магазина я поставила машину и подошла к Кононову, который как раз сматывал трос.

— Алеша, зайди ненадолго ко мне. Думаю, нам есть о чем поговорить.

Он не возражал, и я повела его к себе, на ходу кивнув удивленному Корнею:

— Гоша, все в порядке?

— Все. Мы сегодня на фабрику едем?

— Обязательно. Только на моей машине, говорят, сдох аккумулятор. Решай, может, на «Газели» поедем? А заодно прихватим что-нибудь новенькое, если швейники приготовили… У тебя зарядка есть?

— Дома. — Он отрицательно мотнул головой.

— Тогда придется Шувалову звонить, чтобы меня с работы забрал.

— Или новый аккумулятор привез.

— Ну вот, ты и сам все понял… Думаю, через полчасика я освобожусь.

В кабинете я быстро сбросила куртку, включила электрический чайник и полезла в холодильник.

— Я завтракал, — предупредил Алексей.

— И бутербродик не съешь?

— Разве что бутербродик, — протянул он.

— Могу я спросить, как у вас с Ольгой дела?

— Разве она тебе ежемесячно не докладывает?

— Я имею в виду не фирму, а ваши личные взаимоотношения. Конечно, ты можешь меня послать подальше со своим интересом, но, поверь, он далеко не праздный.

— Возможно, я и послал бы подальше… любого другого, но не тебя. Ты помогла мне два года назад, и я этого не забыл.

— Алеша, ты меня не понял. Я вовсе не хочу спекулировать тем небольшим одолжением. Но так уж случилось, что я оказалась, что называется, у истоков второй волны… Когда вы все же вернулись друг к другу.

— Вернулись. Десять лет спустя. Я никогда не думал, что память так коварна. Она словно старый фотоаппарат, который не хочет, да и не умеет снимать что-то в другом ракурсе или цвете, а упорно щелкает и щелкает, как привык когда-то.

— Ну, если фотоаппарат наделять разумом и привычками…

Оказывается, у него богатая фантазия. Нельзя сказать, что я фантазерка, но и мне приходят в голову всякие сравнения.

Меня интересовала не детективная сторона истории с отравлением Елены, а отношение свидетелей этой трагедии к жизни и смерти. Неужели один человек может мешать другому настолько, что им тесно рядом на такой большой земле? Не хотелось смиряться с тем, что человеческая жизнь настолько обесценилась. Может, это нам мстит сама история? Наши правители прошлого века с таким пренебрежением относились к человеку, что, не дрогнув, отправляли в небытие тысячи, десятки тысяч Божьих созданий, и теперь среди простого люда множатся убийцы…

— Сергею не нравится, что я начала заниматься расследованием убийства Быстровой, — сказала я Алексею. — Он сгоряча даже взял с меня честное слово, что я больше ничего не стану предпринимать.

— Мне тоже не нравится, — кивнул он, вертя в руках чайную ложечку. — Такое впечатление, что мертвая Елена стала нам мешать еще больше, чем живая. Оля понимает, что это сделал не я, но пользуется случаем, чтобы лишний раз меня поддеть, упрекнуть в чем-то… Особенно Ольгу возмущает, что я на Быстровой женился, и она не хочет понять, насколько мне в то время было все безразлично.

— Вот это меня и пугает. В конце концов вам это надоест, и вы опять разбежитесь, оставив Дашеньку сиротой.

— Ты имеешь в виду нашу дочь? А почему Дашеньку?

— Ах да, Варвару.

Он рассмеялся и с симпатией посмотрел на меня.

— Лелька меня даже с этим достала. Всякое женское имя ей кажется для меня значимым. Вот я и предложил назвать будущую дочурку Варварой. Сказал, что это моя первая любовь. Слава Богу, что девушки с таким именем у меня не было, и Оля об этом знает.

— Тогда выход один: давай я потребую девочку назвать этим именем как будущая крестная мать.

— Наконец-то на баррикадах у меня появился союзник! — улыбнулся Алексей.

Да, кажется, брак Кононовых серьезно пошатнулся, и убийство Быстровой тут ни при чем. Как глупо, что моя подруга своими руками рушит здание, которое они с мужем с таким трудом выстроили. Я, конечно, вмешаюсь и навешаю Ольге по первое число, но все равно остается уповать на Бога. Либо сводить ее к психоаналитику, а то и к бабке какой-нибудь, которая лечит наговорами и святой водой…

Несмотря на уверения в сытости, Ушастый с удовольствием налег на бутерброды, которые я между делом продолжала готовить, подкладывая незаметно, по мере их исчезновения.

— Все, хватит! — наконец простонал Лешка, откинувшись на спинку стула.

— Не кормит тебя Ольга, что ли?

— Кормит, — признался он, — но под такой аккомпанемент, что аппетит у меня пропадает начисто.

Ну не дурища ли моя подруга! Если бы не любила мужа, тогда бы я ее поняла. Что ее беспокоит? Почему не верит своему Ушастому? Может, беременность так тяжело сказывается?

— Я уверена, что Елену убил Макаров, — выпалила я, наверное, чтобы в разговор влиться. Алексея, думаю, не слишком интересует какой-то Макаров, когда у самого в жизни дела идут не лучшим образом.

— Тот, кого она представила в качестве жениха? А зачем?

— Не знаю. Главное, что он вдруг исчез. И вообще представился не тем, кто он есть на самом деле.

— И что же? — пожал плечами Ушастый. — У него могут быть свои резоны, по которым он не хочет встречаться с милицией. И врача — тоже он?

— Врача — тоже, потому что тот об этом догадался.

— Скажи, ты любишь своего мужа? — спросил Алексей.

— Люблю, конечно. Иначе чего бы я за него замуж выходила?

— Может, есть женщины, которые выходят замуж потому, что пора приспела? Все выходят, вот и они туда же…

— Если ты об Оле, то к ней это не относится.

— Тогда не пойму, что за странный мазохизм. Допустим, я наконец выйду из себя, хлопну дверью, кому от этого будет хорошо?

— А как ты жил те десять лет, до женитьбы на Ольге? — спросила я, чтобы переменить тему. Надо сбить его с этой волны, а то додумается бог знает до чего! Какие они все же оба нервные.

— Все эти десять лет я просто из кожи вон лез, чтобы доказать Лельке, на что способен. Осуществлял грандиозные проекты и гонял на продажу машины из Германии, челночил и занимался рэкетом. — Он запнулся и скосил на меня глаз, но теперь почему-то я перестала выдавать на «монитор» обуревающие меня эмоции. — Да, рэкетом! Выбивал деньги из должников под угрозой применения оружия…

— Нашел чем хвастаться! — отчего-то разозлилась я. — Создается впечатление, что вы с Ольгой попросту не цените того, что вам досталось. До тебя она уродовала себя как могла. Превратилась в хамоватую бабу, курила и материлась, никого не любила, но, оказывается, это все были цветочки. А теперь вы оба пожинаете плоды…

— Ты считаешь, что я слишком мало прилагал усилий к тому, чтобы тогда Ольгу все-таки уговорить? Недостаточно гнулся и ломался, не будучи виноватым? И теперь она мне невольно мстит из-за того, что десять лет мы с ней прожили врозь?

Под таким углом я на их отношения не смотрела, но все может быть! Женщина, привыкшая к собственной самодостаточности, очевидно, с большой неохотой возвращается к роли жены, во всем зависимой от мужа…

Тьфу, далась мне эта зависимость! Боюсь, что нам с Ольгой еще аукнутся годы, проведенные в собственном бизнесе, когда нам приходилось сражаться с мужчинами за место под солнцем.

— Мне бы очень хотелось вам помочь. Как ты считаешь, могу я что-нибудь для этого сделать? — напрямик спросила я у Алексея.

Он тяжело вздохнул:

— Вряд ли. Думаю, нам самим надо поработать в этом направлении.

Слова прямо из отчета о производственной работе. И что-то в его голосе не было особой убедительности. Опять то же самое — не возвращайтесь к былым возлюбленным? Уязвленное самолюбие оказывается сильнее любви и сильнее трезвого рассудка?

Каждый человек — кузнец своего счастья. Но у моих друзей то ли огонь слабоват, то ли железо некачественное…