Хоккей с мечом (сборник) - Страница 57
Я слегка вздрогнул, когда на экране появилось доброе морщинистое лицо. Двадцать пять лет назад морщин было поменьше, а улыбался Филипп так же по-доброму. Он тогда был уже на закате своей карьеры, а я, одержав несколько уверенных побед на любительском уровне, горел желанием попробовать свои силы в схватке с профессионалом.
Попробовал. Такие поражения никогда не забываются – Филипп вынес меня за десять дней. У меня хватило благоразумия вовремя нажать на белую кнопку, иначе не избежать бы мне местечка в уютном санатории неподалеку от Майами. Там находят приют, обычно до конца своих дней, найтмареры, которые уже не способны различить сон и реальность, в чью жизнь ночной кошмар входит навсегда. Я слышал, недавно санаторий обзавелся новым корпусом.
Четверть века назад я не переступил эту грань. Эскулапы подправили мою слегка покосившуюся крышу, и я вернулся в спорт. Как ни странно, это поражение принесло больше пользы моей карьере, чем все предыдущие победы. Горинштейн отозвался обо мне весьма лестно, я попал в объективы телекамер, хороший тренер взялся обучать меня тонкостям мастерства. Я очень спешил, хватал всё на лету, но всё же не успел – Филипп Горинштейн закончил свои выступления раньше, чем я достиг того уровня, когда мог бы попытаться взять реванш.
Я тряхнул головой, выбрасывая из нее нахлынувшие воспоминания, и сосредоточился на словах бывшего аса.
– Букмекерские конторы мгновенно среагировали на неожиданно слабую атаку Хилла. Еще вчера шансы соперников оценивались как примерно равные, сейчас же ставки принимаются два к одному против Хилла. Многие считают, что в матче наступил перелом.
– А каково ваше мнение? – живо поинтересовался корреспондент.
Филипп не спешил отвечать. Пожевав губами, он снова вернул лицу обычное добродушно-улыбчивое выражение.
– Болельщикам я бы посоветовал не спешить кидаться ставить на Зентору. А самому Роберту – ни в коем случае не терять бдительности и не верить в легкую победу, – казалось, его глаза смотрят прямо на меня.
– То есть вы считаете, слабость последней атаки Хилла – это какой-то тактический ход?
– Я считаю, что эта слабость не вытекает из логики всей предшествующей части поединка. Тактический ли это ход или что-то другое, я не могу сказать. Но я сильно сомневаюсь, что у Николаса вот так сразу, вдруг, закончились силы.
– Значит, вы ставите на Хилла?
– А вот на этот вопрос я отвечать не буду! Во всяком случае, бесплатно.
Филип издает негромкий смешок, которому вежливо вторит корреспондент.
Я выключаю терминал. Беру кофе – он уже почти остыл, а я так и не сделал ни глотка – и возвращаюсь в комнату. Кабины найтмареров стандартны во всем мире; Федерация, помешанная на равных условиях для участников, следит за этим очень строго. Комната три на четыре, кухня три на три, компактный санузел.
В комнате я не задерживаюсь, прохожу мимо стандартной кровати, стандартного кресла и стандартного столика. Иду к окну. Окна – единственные части кабин, которые не похожи друг на друга. Нет, сами-то они абсолютно одинаковы, но из каждого окна открывается свой вид. С этим организаторы уже ничего сделать не могут. Пытались было заменить окна обзорными экранами со стандартным пейзажем, но тут мы пригрозили бойкотом. Редчайший случай, когда найтмареры действовали сообща. Вид из окна – единственное, если не считать терминала, что связывает нас во время игры с внешним миром, и только тот, кто хоть раз пробовал себя в этом нелегком спорте, поймет, как много это значит.
Вот поэтому у каждого найтмарера есть свои любимые кабины из тысяч, разбросанных по всему миру. Я при своей очереди выбирать почти всегда отдаю предпочтение Мальмё. Мне сложно объяснить, чем меня прельщает этот датско-шведский город. Может быть, тем, что в отличие от многих других старинных европейских городов, он не напоминает постройку из детских кирпичиков. Может быть, тем, что спокойствие его жителей не переходит в сонливость, как в большей части Скандинавии. Вообще, во многих отношениях Мальмё – удачный компромисс. В том числе и в том, что касается климата. Не выношу ни жары, ни холода. Смешно, наверное, говорить о погоде, когда не имеешь возможности выйти на улицу, но для человека с живым воображением неприятно даже просто смотреть на изнывающих от зноя или кутающихся в шубы прохожих.
За двенадцать часовых поясов отсюда в точно такой же кабине вот уже сорок дней живет мой оппонент, двадцатидвухлетний Николас Хилл. Приятный парень, мне доводилось с ним общаться и раньше – мы познакомились год назад, – и перед нашим матчем. Неглупый (это, кстати, для найтмарера не так уж важно), флегматичный (а вот это почти незыблемое правило – холерики и меланхолики до вершин профессионального найтмаринга добираются крайне редко), с открытым лицом и прямым взглядом. Но как бы ни был он мне симпатичен до матча, после я его возненавижу. Это не зависит ни от меня, ни от него, ни от исхода матча. Найтмареры не дружат между собой. Не имеют физической возможности. Найтмаринг – самый индивидуальный вид спорта из всех, придуманных человеком. И один из самых жестоких.
Этот чемпионат должен быть моим. Так считали все специалисты, в этом был уверен я сам. Излишняя самоуверенность может навредить, но недостаточная вера в себя навредит без всяких «может». В первом туре и четвертьфинале у меня не было особых проблем: возможно, соперники тоже считали, что этот чемпионат – мой, и заранее смирялись с поражением, не оказывая сколько-нибудь заметного сопротивления. Один не смог заснуть на пятнадцатый день, второй нажал на белую кнопку днем раньше.
Хилл шел со мной ноздря в ноздрю. Если верить статистике (а почему бы ей не верить?), он даже спал в среднем больше, чем я, – это раздражало. И его атаки были весьма опасны – если не брать во внимание сегодняшнюю ночь. Горинштейн прав: маловероятно, чтобы это был резкий упадок сил. Но что тогда?
Следующие несколько часов я провел в полудреме, развалившись в кресле возле окна. Отдых организму необходим, а сон во время матча – понятие, противоположное отдыху.
Максимилиан Фогер тоже когда-то пытался завоевать себе место под солнцем на ниве найтмаринга. Но места под солнцем примечательны тем, что на всех их обычно не хватает. Потерпев пару-тройку чувствительных поражений, Фогер вовремя решил завязать. Он начал зарабатывать деньги на других найтмарерах, что получалось у него, надо сказать, значительно лучше.
Сейчас он являлся одним из крупнейших спортивных функционеров планеты и самой влиятельной фигурой в мире найтмаринга. Не будет преувеличением сказать, что ни одно событие, прямо или косвенно касающееся этого вида спорта, не проходило без его ведома. Фогер занимал видные посты во многих организациях, но даже все эти посты вместе взятые не давали полного представления о той власти, которую имел этот бывший найтмарер.
Максимилиан Фогер был недоволен. В гостиной своего дома, точнее, одного из своих домов, он резким тоном говорил с невысоким пожилым улыбчивым человеком.
– Филипп, ты ведь знаешь, люди прислушиваются к твоим словам!
– И правильно делают – вот всё, что я могу сказать, – Филипп Горинштейн, чью должность, не прибегая к официозу, правильней всего было охарактеризовать как «правая рука Фогера», небрежно пожал плечами.
– Прекрати, Филипп! – Фогер раздраженно махнул рукой. – Среди букмекеров полная неразбериха.
– Я уверен, что ты сможешь извлечь из нее выгоду, Макс, – Горинштейн улыбнулся.
– Конечно, смогу, – пробурчал хозяин дома. – Но ты не должен делать такие заявления, не посоветовавшись со мной!
– Какие заявления? Я просто сказал то, что думаю.
– «То, что думаю!» – передразнил своего помощника Фогер. – А мне теперь приходится ломать голову над тем, что нам делать с последствиями того, что ты «просто сказал»!
– Всё правильно. Именно поэтому ты – босс! – Филипп улыбнулся еще шире.
Фогер еще какое-то время силился сохранить в себе остатки раздражения, но потом не выдержал и улыбнулся в ответ. Действительно, он сможет извлечь максимальную прибыль и из этой ситуации. Надо только как следует в ней разобраться.