Хочу жить и умереть - Страница 2

Василий смахнул набежавшую слезу со щеки тыльной стороной руки. Он отправился домой с твёрдым решением помянуть Ирину так, чтобы упасть и забыться хоть на какое-то время. В последнее время Василий всё чаще злоупотреблял спиртным. Водку не покупал, слишком дорого, а вот самогон гнал, как и многие жители Сурска.

Олеся затворила дверь за соседом. Торопиться ей действительно было некуда. Отец с матерью окончательно спились. Дома находиться было просто невозможно, и Олеся давно решила: как окончит школу уедет в Москву на поиски лучшей доли. Однако для того, чтобы добраться до Москвы, а затем обустроиться в столице, хотя бы на первое время, необходимы деньги. А у Олеси их, увы, не было. Да и заработать их по нынешним временам не представлялось возможным. Тем не менее, со своей мечтой уехать из опостылевшего города и избавиться от алкашей-родителей, она не рассталась.

К Ирине Николаевне Олеся относилась, как к родной матери. Покойная всегда привечала девочку, потчевала пирожками собственного приготовления. Часто, когда родители Олеси в очередной раз напивались до чёртиков, она оставалась у Ильиных ночевать. Как ни странно девочка неплохо училась и к счастью не унаследовала от своих родителей пагубной склонности к выпивке. От постоянного недоедания она к восемнадцати годам была невелика ростом, худенькая, очень складная, белокожая. Её слегка удлинённое личико, обрамлённое от природы цвета воронова крыла локонами, выглядело на редкость благородным, если не сказать: аристократичным. И чего греха таить: мужикам она нравилась. С пятнадцати лет у Олеси появились ухажёры на много старше её. Соседи осуждали девочку, за глаза порой называли гулящей, а то и шлюхой. Однако, Ирина Николаевна никогда себе этого не позволяла, двери её дома всегда были открыты для Олеси. Поэтому сейчас Олеся ощущала патологическую ответственность за Наталью.

Наталья открыла глаза. В какой-то момент она даже не поняла, что находится дома. Девушка попыталась встать с кровати. Тут очнулась Олеся, прикорнувшая на старом потёртом кресле.

– Ты чё? Проснулась? – продирая глаза ото сна, поинтересовалась Олеся. Наталья в ответ угукнула и замерла, сидя на кровати.

– Леська, ты… – протянула Наталья охрипшим от слёз голосом.

– Да, я, я… Кто ж ещё? – подтвердила подруга. – Светает уже… Давай чаю заварю что ли?

– Не-е-е… – протянула Наталья, – мне бы чего покрепче… Нальёшь?

– Да запросто… Только ты б не увлекалась, – наставительно произнесла Олеся.

– Да я немножко… Можно и самогоночки… У мамы где-то была заначка, кажется в шифоньере, внизу за вещами…

Олеся встала с кресла, потягиваясь подошла к шифоньеру, отворила потёртую от времени скрипучую, как немазаная телега, дверцу. Пошарила внизу за вещами правой рукой и извлекла бутылку самогонки.

– Во! – победоносно заявила она. – Заодно и Ирину Николаевну помянем.

При упоминании о матери Наталья невольно всхлипнула. Олеся быстро сгоняла на кухню, плеснула немного ядрёного зелья в стаканы, прихватила два заветренных кусочка хлебушка на закуску.

– Махни на выдохе! – со знанием дела посоветовала она подруге. Та, следуя инструкции, проглотила содержимое стакана… После чего не могла ни вдохнуть ни выдохнуть.

– Да ты хоть хлебушком занюхай! Мои родаки всегда так делают… – сказала Олеся, одним глотком осушила содержимое стакана и закусила хлебом. – Дрянь несусветная… – констатировала она. – И как мои родаки постоянно её жрут?

Тем временем Наталья, не выдержав испытаний судьбы и порции жгучей дряни, отключилась… Олеся бережно уложила её на подушку, прикрыла одеялом.

– Спи… Утро вечера мудренее… Теперь у тебя начнётся новая жизнь… В Москву с тобой уедем, ну его ко всем чертям, этот Сурск! Дыра беспросветная! А в Москве жизнь бьёт ключом! – разговаривала Олеся с мирно посапывающей подругой. – Скажешь делать ничего не умеем, с голода подохнем… Ну, тут ты не права! А хореографией мы на кой ляд с тобой столько лет занимались? Устроимся танцовщицами… Я уже всё продумала… Правда, денег не дорогу надо достать, да и на первое время за жильё заплатить. Только это теперь моя забота. Напрасно, что ли меня мамка такой красавицей родила?

Олеся оставила спящую Наталью, будучи уверенной, что та проспит, как минимум часа три-четыре. Уж это она по личному опыту знала. Голова после выпитой самогонки слегка кружилась, в животе бурчало, страсть как хотелось есть.

Олеся подошла к соседнему дому, в окнах горел свет. Она осторожно заглянула в окно, слегка прикрытое старыми выцветшими ситцевыми в цветочек занавесками: отец и мать спали вповалку прямо на полу около стола. В углу сидел очередной собутыльник. Олеся решила домой не заходить, всё равно холодильник пустой, а собутыльник мог пробудиться в любой момент и изъявить навязчивое желание удовлетворить свою похоть. Впрочем, Олеся умела давать отпор – жизнь, как говориться всему научит. Если уж она допускала до себя мужчину (а это впервые произошло, когда девушка училась в восьмом классе), то по обоюдному согласию.

Сейчас Олеся лихорадочно прикидывала: к кому направиться из своих ухажеров? Решила, что пойдёт к Семёну, он самый надёжный, от него можно получить реальную помощь.

Неожиданно пошёл дождь, Олеся припустилась бегом к дому Семёна, он стоял на отшибе, около небольшой рощицы. Ухажёр был тремя годами старше девушки, работал, выпивал в меру – эти качества, несомненно, и привлекли к нему внимание Олеси. Семен слыл парнем не жадным, если водились деньги – делал Олесе подарки, правда, недорогие, но девушка, не избалованная достатком, радовалось и этому.

Олеся вбежала на крыльцо и постучала в дверь – в ответ тишина. Пропели первые петухи – Семён, разумеется, ещё спал. Олеся со всей силы забарабанила в дверь. И это возымело почти что мгновенное действие – дверь распахнулась, на пороге, в трусах, весь всклокоченный стоял Семён.

– Леська?! С ума рехнулась? Чего барабанишь? – возмутился он.

– Да ладно тебе! Вымокла вся! – примирительно сказала гостья и, задев ухажёра мокрым плечом, протиснулась в дверь.

– Случилось чего? – не унимался Семён.

– Случилось… У подруги моей, Наташки Ильиной, мама умерла, похоронили вчера…

Семен мотнул головой.

– М-да… Моя матушка слава богу жива… К мужику своему ушла жить… – произнёс Семён и снова встрепенулся: – Так чего припёрлась-то в такую рань? Любви что ли захотелось? – парень плотоядно воззрился на Олесю. Та же скинула мокрую одежду и стояла перед ним в трусиках и лифчике.

– Догадливый! А вот и захотелось! – с лёгкостью подтвердила она и приблизилась к Семёну.

– Дай хоть зубы почищу… – прошептал тот, ощущая, как напрягается его мужское естество.

Семёна, как всегда хватило на два захода. Утомлённый он задремал – через час надо было уже собираться на работу. Олеся поднялась первой, отправилась на кухню. Открыла холодильник, извлекла из него маслёнку и кусок пошехонского сыра. Смастерила бутерброд, съела его в сухомятку…

За её спиной раздались шаркающие шаги Семёна.

– Чего вскочил? Мог бы ещё вздремнуть? – удивилась Олеся.

– Мог бы… Вот только я тебя хорошо знаю, не затем ты приходила, чтобы заняться любовью… Выкладывай: чего надумала?

– Уехать хочу… в Москву… Вместе с Натальей… Ну чего нам здесь делать? – призналась девушка.

Семен шмыгнул носом.

– Ну да… Нечего… А замуж выйти не думала? – как бы невзначай поинтересовался он.

– За тебя что ли? – игриво спросила Олеся и смастерила себе ещё один бутерброд.

– Да хоть бы и за меня! Я не пью, работаю! С жильём тоже у меня всё в порядке!

Олеся опустила очи в долу.

– Семён… Ты пойми… Ну выйду я за тебя, ребёнка рожу… И буду всю жизнь сидеть в Сурске, как наседка…

– А что в этом плохого? – искренне удивился Семен.

– Да не хочу я! Понимаешь: НЕ ХОЧУ! Я ещё жизни не видела! – вскинув взор, возопила Олеся. – Мать с отцом вечно пьяные, я – голодная! Работы нет! Одеть даже толком нечего… Если б не твои подарки – ходила бы полуголая… Словом, прости меня, но я всё уже решила.