Хочу тебя испортить (СИ) - Страница 4
— По-любому будут, — мрачно констатирую я. И тут же иронизирую, не тая цинизма: — Только вот какие… — сплевываю и вставляю между губ сигарету.
— Ну-с, все как обычно, — тряся пальцем, несется в нашу сторону куратор Курочкин, а между нами просто дедушка Франкенштейн.
Вот не сидится ему, мать вашу, дома!
— Бойко, Чарушин, Фильфиневич, Шатохин, Георгиев!
Ну прям внеурочная перекличка, блядь. Да так, чтобы любой глухой обратил на нас внимание. Даже косоглазая деканша, занявшая трибуну и примеряющая в этот миг одну за другой гостеприимные улыбки.
Поднимаю для нее большой палец вверх, мол, замри так — все сразу свалят.
Стопэ. А это кто рядом?
Чертова сводная сестра!
Да какая она мне сестра?!
Сестры не будет!
Мало мне этого геморроя дома, какой-то ненормальный еще и в культурную программу ее включил. Звезда, мать вашу.
Долбаная выскочка за завтраком глаза намозолила так, что еще два часа блевать тянуло.
— Доброе утро, братец! — верещит личинка, едва я вхожу в столовую.
— Хуёброе, — хмуро отзываюсь и сажусь за стол.
Жаль, из гостиной уже тащатся отец с мачехой. Опускаю взгляд, чтобы побороть порыв вытолкать ее через террасу на улицу.
Берусь за стакан с соком, как вдруг через стол прямиком мне в морду летит кусок масла. Едва успеваю вильнуть в сторону, жирный шмат влетает отцу в грудь.
— Боже мой! — горланит идиотка. — Простите, Ренат Ильдарович, я такая неуклюжая. Хотела намазать Киру тост и вот… Простите, Христа ради!
Христа ради, вашу мать… Правдоподобно играешь, я запомню.
Отец что-то недовольно бубнит, смахивает оплывший жир салфеткой и отправляется переодеваться. А эта… Эта гремлинша, пользуясь присутствием своей мамочки, с гребаной ухмылочкой продолжает меня третировать.
— Тебе не удастся испортить мне настроение, братец.
Размазать бы ее по этому столу, как то чертово масло.
— Еще одна такая выходка, я тебе не только настроение испорчу.
Что это она напялила? Тряпку лепили из лоскутов?
Даже смотреть на нее не хочу. Не хватало еще, чтобы кто-то допер, что мы знакомы. Только такую хрен вырежешь из кадра! Клоунша на выгуле. Сама в глаза лезет.
— Немедленно прекратите шуметь и примите благопристойный вид.
Я и забыл о Курочкине, пока он до нас доковылял.
— А вам, молодой человек, — акцентирует дедушка внимание на мне, — вынужден напомнить, что курить разрешено только в специально отведенных местах.
Никак не выкупает, ху из ху. То ли возрастной маразм здравомыслия лишает, то ли он всегда такой бесстрашный был. И надо ж было, чтобы так свезло! Из толпы пресмыкающихся перед одной лишь моей фамилией местных просветителей вляпаться довелось именно под руководство этого, понимаете ли, отмороженного хрена, в упор не распознающего берегов.
Свалив спортивную сумку на плитку, демонстративно скрещиваю на груди руки.
— А я и не курю. Сигарета не подожжена.
— Тогда зачем она вам во рту?
— Чтобы все спрашивали.
Писк включившейся аппаратуры на короткое мгновение бьет по нервам собравшимся. Меня, естественно, тоже промораживает этот звук.
- Мы рады приветствовать вас в Одесской национальной академии кибернетики и информационных технологий, — летит над толпой скрипучий голос деканши. — Надеемся, что наше учебное заведение станет для вас вторым домом…
Дальнейший поток ее сознания благополучно пропускаю мимо ушей. На самом деле фразы заезженные и фальшивые. Кому эти льготники тут уперлись? Намеренно абстрагируюсь от пафосной блажи, пока к микрофону не допускают Королеву Маргиналов.
— Добрый день, друзья! Я — Варя Любомирова, — чрезвычайно весело тарабанит моя чертова сводная сестра. — Меня назначили старостой нашей юго-восточной группы. И я, как несущий знамя центурион, обещаю вывести нашу славную когорту в лидеры рейтинга уже до конца этого семестра! Кроме того, вы можете обращаться ко мне по любому вопросу, включая жилищные и…
Бла-бла-бла. По звуковой амплитуде звенит так, что чуть перепонки не лопаются.
Центурион[4], бля… Что за мусор у нее в голове?
Немногим позже, когда официальный балаган стихает, перехватываем эту «когорту» на этапе экскурсии по кулуарам нашей, мать вашу, благонадежной общаги.
Чара с Филей «центуриона» отсекают, а я выхватываю первого попавшего охламона.
— Куда сунем, не здороваясь? Не по фэншую это, — пилю, агрессивно надвигаясь. — Нехорошо.
— Привет, — виляющим тоном спешно отзывается тот. — Мы новенькие.
— Это мы уже поняли, — выплевываю пренебрежительно. — А какого хрена рожи такие наглые?
— Почему это наглые? Вовсе не наглые.
— Не наглые? А может, мне виднее, какая у тебя рожа?
— Мы это… просто хотим заселиться. То есть заселились уже… У нас вот тут главная… — переводит стрелки на Любомирову.
Я ухмыляюсь и заставляю себя оглянуться на вылупившую глаза «сестрицу». Прищуриваясь, мысленно отправляю ей депешу: «Только попробуй сказать, что мы знакомы».
— Вы что творите? — раскрывает рот ракушка. — А-ну пустите! — толкает Чару в грудь.
Тот, естественно, действует противоположным образом. Зажимает ее в угол. Только светлую макушку из-за его плеча и видно.
Мне, безусловно, плевать.
Отворачиваюсь обратно к толпе.
— Что вам надо? Ваши действия противоправны! — лезет на амбразуру какой-то зализанный осел. — Один звонок, и мой отец тут все разнесет!
— О-о-о, — дружным басом задаем мы всей ватагой.
— Да у нас тут сходу залет, — шиплю я на финальных нотах.
Дернув прилизанного, рывком под руку подгребаю.
— Ты у меня сейчас до самых ворот срать кирпичами будешь, банан. Стой! Стой смирно, бля, — выдыхаю приглушенно. Используя захват, прокручиваю рожей к застывшей толпе маргиналов. Смотрю в их перепуганные лица и агрессивно ухмыляюсь. — Кто у нас тут с козырей ходит, а? Что это за фуфел с большим ценником? Что за папа, м? Просветите, мы поржем.
Доблестная когорта молчит, словно махом дара речи лишилась. Только личинка где-то сзади яростно мечет мудреными словами. Впрочем, как обычно, без всякой связки их использует, выскочка.
— Ну? — подгоняю я онемевших. — Кто-то собирается отвечать?
— Во раненые, я хренею… Кира, а урони-ка этого чехла лицом о паркет, — вяло подбрасывает идею Жора.
— Игорь Иванович — начальник районного ГАИ у нас в городе, — неохотно сообщает голос из недр когорты.
— Всего-то, — ржу, усиливая захват, пока у прилизанного не «загорается» от давления рожа. — Сейчас послушай, банан, — говорю ему, а смотрю на всех. — Это ты в своем Петросранске гройсе хухем, а в Одессе — еле-еле поц. Потише будь, если хочешь тут учиться. Меня зовут Кирилл Бойко, тебе это о чем-то говорит? — давлю голосом. Дождавшись дерганого кивка, продолжаю. — То-то же. Главный здесь я. И если я задаю вопрос, любой вопрос — ты отвечаешь. Усек? — заканчиваю рыком, ибо надоело возиться с этой шушвалью.
— Усек.
— Вот и молодец. А теперь педаль отсюда, — отшвыривая его в сторону, пинком в зад подгоняю.
Закладываю руки в брюки с намерением удалиться. Как вдруг банан, отряхиваясь и пятясь, на ходу разрывает возобновившуюся тишину оскорбленным тоном:
— Я буду жаловаться! Буду жаловаться в деканат!
— Ага, ты еще в море нам насри, мститель, — хмыкаю я. — Все, на хрен, свободны, — выплевываю в толпу застывших баранов.
Любомирову, очевидно, тоже выпускают. И нет бы сгинуть, сверкая пятками… Эта идиотка дергает меня за предплечье, заставляя обернуться и встретиться с ее свирепым взглядом.
— Что ты себе позволяешь, братец?
Все. Кранты. Заказывайте центуриону панихиду.
4
Свободу центуриону!