Хочешь мира — готовься к войне (СИ) - Страница 51

— Ты его видел, — Отабек досадливо поджал губы. Понимание того, что если бы Крис был чуть менее принципиальным и чуть более жадным до денег, Виктора могло бы уже и не быть.

— Две бутылки. А твой шеф обещал мне ужин, — Крис рассмеяся. — Я буду здесь еще пару дней. И да, это намек.

— Пришлем приглашение, — смущенно буркнул Отабек. Вот так и прокалываются. На мелочах.

— Главное, чтобы не с голубями, колечками и ленточками, — Крис усмехнулся и вдруг подался вперед. Мягко коснулся пальцами подбородка, почти невесомо губами — до губ. — Ты прелесть, Отабек Алтын.

— Мелкая месть, — тот не стал отстраняться. Только криво улыбнулся.

— Считай это репетицией. До дома сам доберешься?

— Разумеется, — Отабек отстранился и незаметно перевел дух. Забавно, но рядом с Джакометти он чувствовал себя почти мальчишкой. Хотя Крис был младше Вити.

— Тогда до встречи, — Крис роскошно улыбнулся и сел в машину. Отабек отошел подальше, и пижонский автомобиль рванул с места, помигав задними фарами на прощание.

Оставшись один, Бек надел капюшон, сунул руки в карманы и, пройдя через двери служебного входа, затерялся в лабиринте коридоров. Осталась самая малость. Выпустить Витю из его «плена» и навестить колумбийцев еще раз, чтобы утрясти все детали и обелить честное имя Виктора Никифорова. И да, организовать ужин. С тремя бутылками «Вдовы Клико». Третью бутылку он стрясет с Кацуки. Кстати, может, тот согласиться принять Джакометти у себя?

…Тот согласился. Не без колебания, но все-таки согласился. Мелькнула было мысль устроить все это у себя, но Юрка в компанию не вписывался, да и Витьку лучше было бы не держать в неведении. К чести Кацуки, заявление о шампанском он встретил только вскинутой бровью и легкой усмешкой. Приглашение Крису Отабек распечатал лично. На фотобумаге и в цвете. И, занимаясь сведением последних деталей, подсунул под дверь его номера в отеле.

А дел было действительно много. Очистить дом от «жучков», «микрофонов», от следов чужого присутствия. Пересмотреть систему охраны, разобраться с колумбийцами и подготовить «воскрешение» Вити. За хлопотами прошли почти сутки, ночью он уснул, даже не раздевшись. А на следующий день, чувствуя себя очень и очень странно, в сопровождении усмехающегося Джакометти, посетил офис Интерпола, из которого вышел с расцарапанной щекой и считал, что еще легко отделался. Милу Бабичеву арестовали, застав врасплох, и девушка своего неприглядного вида простить ему не могла. Как истинная женщина, отсутствие макияжа она посчитала оскорблением гораздо большим, чем наглая подстава, разыгранный специально для нее спектакль и последующее заключение под стражу. Впрочем, Отабек не сомневался, что ее выпустят под огромный залог. Не сразу, разумеется, но выпустят. Но все равно было немного страшно. Что Крис обманул. Что его ждут с наручниками и вместо беседы его ждет допрос. Но Джакометти не обманул ни в чем. Отабек рассказал весьма подредактированную версию участия Бабичева в убийстве старого оябуна, и на этом его отпустили. По дороге к выходу Крис только пофыркивал, косясь на него, но все-таки сжалился и коротко рассказал о том, что Бабичев оказался твердым орешком, но совершил огромную ошибку, втянув в свои дела дочь. Слушая его, Отабек только возносил благодарственную молитву всем богам за то, что Виктор с таким фанатизмом старался держать Юрку подальше от всей этой грязи.

Но вечер все равно наступил очень внезапно. Закатившимся солнцем, коротким звонком Юри и заездом в магазин.

Встречаться с Виктором было… страшно. После глухого молчания, неизвестности и скуки тот мог решить, что вполне обойдется без такого напарника-помощника, как Отабек Алтын. Но даже это не так ударит по сердцу, как холодный взгляд. Поэтому порог дома Отабек переступал с легким волнением и страхом. И красота украшенного фонариками сада, как и уже накрытый в беседке стол прошли мимо сознания. Витя… Ему нужно было увидеть Никифорова.

Виктор нашелся на той самой каменной скамье под глицинией. Он просто сидел, запрокинув голову, обратив лицо к темному небу, с загорающимися то тут, то там искорками звезд. Услышав шаги, он только тихо вздохнул.

— Знаешь… я ведь правда почти умер. Никогда не подумал бы, что ты тот человек, который способен убить меня. Одними только словами убить. Это страшно, Бек. Очень страшно. Никакому врагу такого не пожелаешь, если испытаешь на собственной шкуре.

Отабек остановился в пяти шагах. Просто замер там, словно у невидимой стены. И почему он решил, что они все решили тогда, когда он объяснил все сразу после?

— Вряд ли тебя утешит, что это взаимно. Когда я узнал, что на вас напали по дороге… — заканчивать он не стал. Вспоминать о том, как сходил с ума, просто не хотелось.

— Верю, — негромко отозвался господин Никифоров. — Так же, как и я, каждый день здесь. Когда не знал где ты и что с тобой. И что происходит вообще. Здравствуйте… меня зовут Виктор Никифоров и я Отабекозависим.

Отабек покачал головой и, преодолев эти пять шагов, вдруг опустился перед Витей на землю, утыкаясь лицом в колени.

— Прости.

— Ненавижу тебя… — Виктор склонился над ним, обнимая обеими руками, ероша короткие волосы пальцами, упиваясь его запахом. — Убил бы… не-на-ви-жу… — мучительно выстонал он куда-то в шею.

— Я тебя тоже, — едва слышно выдохнул Бек, стиснул бедра, поднял голову, скользя губами по всему, что попадалось. По ткани брюк, пряжке ремня, пуговицам. Пока тепло обнаженной кожи в вырезе рубашки не коснулось лица. Замер, дыша тяжело и шумно сглатывая. Под зажмуренными веками невыносимо жгло. — Прости. Все закончилось. Все уже закончилось.

— Никогда, слышишь? Никогда больше не делай так, — лихорадочно шептал Виктор. — Я не хочу потерять тебя. Я без тебя — не я. Мое Золото.

— Юрка меня тоже так называл. У тебя перенял, — едва слышно усмехнулся Отабек, даже не пытаясь взять себя в руки. Поднял голову, обнял лицо Вити ладонями. Заглянул в глаза, мягко коснулся губами губ. Поймал выдох и негромко, но четко произнес. — Я люблю тебя. И мне плевать, что будет потом. Я. Тебя. Люблю.

— Оно стоило того… услышать это от тебя, — Виктор накрыл его пальцы своими и улыбнулся. — Я хочу, чтоб ты был со мной. Как бы дальше не повернулось все у нас, я хочу этого. Я хочу, чтоб ты был моим, Бек.

— Я и так твой… — Отабек закрыл глаза, сглотнул, чувствуя, что срывается. Отчаянно пытается удержаться за реальность тепла кожи Виктора, прохладу вечера. Но все равно срывается. И летит навстречу то ли смерти, то ли вечной жизни. — Твой…

…Юри отступил в тень, не сводя взгляда с замершей парочки. Он не понимал ни слова из ими сказанного, но перевод был не нужен. Стараясь ступать как можно тише, он слился с наступающей темнотой, и вернулся в дом, отстраненно радуясь тому, что отпустил почти всех, кроме парочки слуг. Его никто не увидит. Ни перекошенного лица, ни закушенных губ. И от чертовых линз больно.

Закрыв за собой дверь, Юри прислонился к ней спиной и закрыл глаза. А под веками все еще стояла эта пара: сидящий Виктор и коленопреклоненный Отабек. Любовники. И хорошо от чужого чувства, и плохо от своего собственного. Слишком поздно для него. Где оно было в его шестнадцать? Почему тогда не сводило с ума, заставляя терять голову? Он стал рассеянным, еще более замкнутым. И лед почти забросил: тот больше не приносил покоя. И пора бы, наверное, поставить точку.

Юри вытянул из кармана телефон, открыл список контактов… Удалить? Да. Когда нет надежды…

Шум машины ворвался в его мысли, разметав тоскливое отчаяние, заставив встряхнуться и вспомнить. Да, точно. Ужин. И еще одна точка.

Юри, уже не глядя, вернул телефон в карман, пригладил волосы и, с трудом вернув лицу бесстрастное выражение, вышел из комнаты навстречу гостю, надеясь, что тот не спугнул парочку в саду.

Однако те приближение машины точно услышали. Во всяком случае они появились всего-то парой минут позже. Вполне достаточно времени, чтоб скрыть под ровной бесстрастной или благожелательной маской истинное выражение лица.