Хочешь мира — готовься к войне (СИ) - Страница 40

— Прости, — тоскливо выдохнул он, едва касаясь губами его губ. — Я не знаю, что мне сделать и что сказать, чтобы ты снова мне улыбнулся, но… прости.

— Исчезни, — губы дрожали, когда Юра произносил одно-единственное слово. Щеки были мокрыми, а перед глазами дрожало что-то, похожее на воду. И весь мир виделся как через мокрое стекло.

Юри отпрянул. Потерянным взглядом окинул комнату, а через секунду дверь за ним бесшумно закрылась.

Как только его шаги стихли где-то там, в коридоре, Юрка сжался в комок, пряча лицо в коленях, и разревелся. Совсем не по-мужски, не по-взрослому. Разрыдался, захлебываясь глухими горькими стонами, кусая губы, которые все еще помнили вкус почти-поцелуя гребанного Юри Кацуки, самурая чертова, чтоб ему… Есть вещи, которые невозможно объяснить. И одна из них — то чувство, которое возникает глубоко внутри, когда чувствуешь себя преданным. Даже если на самом деле это предательство таковым на самом деле не является.

Но как говорил старик Оби Ван — все зависит от точки зрения. Похищение, взрыв машины, содержание в запертом помещении и холодный взгляд, ни слова в качестве пояснения — предательство? Даже если оно спасло Виктора и Бека от тюрьмы или от чего похуже? Но ведь можно было сказать. Просто сказать.

Не будет катка. Не будет взгляда с трибуны. И поцелуев не будет. Ничего не будет. Потому что Юра Плисецкий — долбоеб. Но гордый. Такой гордый, что не примет ни «прости», ни «прощай». Невъебенно…

Лучше б его тогда вместе с матерью и отцом… Всем бы было проще. Витьке так совершенно точно.

Малодушно. Но здесь и сейчас Юрке хотелось только одного: сдохнуть.

….С завтраком вот тоже не сложилось. Тошнило от одного запаха еды. Жаль, что нет Бека рядом. Жаль, что нельзя сорваться на байке куда-нибудь в клуб и танцевать до утра, пить какую-то дрянь, наплевав на режим, висеть на пилоне, ржать и орать вместе с толпой, которую завел беков рэйв… жаль что всего этого нет.

Зато была теплая тяжелая рука. Знакомый, уже почти выветрившийся тонкий запах дорогущего «Кензо» и легкий флер усталости. Виктор. Пальцы в спутанных волосах чутко поглаживали затылок. Виктор. И Виктор не драл его ремнем с накладками и пряжками за влюбленность в японского босса. Виктор просто обнимал, называл идиотом, но позволил уткнуться лицом в плечо и прикинулся, что не видит и не слышит слез.

— Я сказал ему… — негромко выдохнул Виктор, переждав слезы и крепче прижав его к себе. — Беку. Я просто не мог больше не говорить. Так что если со мной что-то случится, он по крайней мере будет знать, что я его люблю… И знаешь, мне стало легче. Просто я увидел его глаза. И понял, что это самая правильная вещь на свете. И где-то в этом чертовом городе он знает, что я его люблю. Это очень сложно, Юра. И очень-очень больно… Но так хорошо. Я не могу утешить тебя, и не могу сказать тебе что делать, просто потому что это твоя жизнь и твое решение, только твое. Я в твоем возрасте все превращал в драму. Красиво и позерски. Я на самом деле тем еще пафосным придурком был… но потому что самое страшное для меня случилось намного раньше. У тебя тоже. Поверь.

— Но сейчас…

— Ничего страшного не случилось. Просто твой… друг пытается разрулить собственные проблемы на фоне нашего армагеддона. Только и всего, — фыркнул Виктор. Как просто! Если его послушать, так выходит, что его совсем не отпиздили, на него не устроили облаву и вообще все пучком, и Юри совсем не раздумывает над тем, грохнуть его или просто искалечить. — И в общем я его понимаю. Потому что я тоже неуступчивый и подозрительный засранец. А уж какая паранойя у Бека, ты себе даже представить не можешь…

Они много говорили. Наверное, в первый раз так много за последнее время. О Юрке, о чемпионате, об Отабеке. Виктор фырчал, смеялся, злил Юрку. Помогло. Полегчало. И кажется, дышать даже стало легче. Кажется, он даже был готов к новому дню. Кажется, кажется, кажется….

У него было только одна настоящая зацепка. Крис Джакометти и его информатор. О том, что он есть, Отабек не сомневался ничуть. У старого оябуна было достаточно врагов, и Никифоров был не самым очевидным, хотя и логичным. Поэтому, решив не возвращаться домой, Отабек вернулся в снятый им номер. Тот самый, с балкона которого он оказался у Криса.

Утро было хмурым. Или таким было настроение. Но чашка кофе примирила его с начавшимся днем. А когда на свой балкон вышел сонный и взъерошенный Крис — и вовсе заиграла яркими красками.

— Доброго утра, — усмехнувшись, поприветствовал его Отабек, отсалютовав чашкой и подходя поближе. Созерцать вытянувшуюся физиономию копа было даже забавно. Впрочем, тот взял себя в руки довольно быстро.

— Ты точно псих, — выдохнул тот, покачал головой и, забрав кофе у Отабека, сделал глоток. — Как тебе удалось стрясти с них нормальный кофе?

— Я обаятельный, — Отабек потянулся, чувствуя на себе оценивающий взгляд. Здесь и сейчас он не пытался соблазнить Криса, хотя не мог не признать, что тот был очень и очень горячей штучкой. Высокий, сильный, поджарый, с чуткими — как он успел вчера вечером убедиться — руками.

— Скорее, наглый. Но некоторые путают это с обаянием, согласен, — Крис хмыкнул, взлохматил волосы и зевнул. — Что ты здесь делаешь?

— Тебя жду? — Отабек присел на край, наплевав на высоту и риск навернуться.

— Вряд ли я понравился тебе настолько, чтобы ты изображал из себя преданную фанатку.

— Кто знает. Все может быть. Например, я потрясен твоим интеллектом. Или интуицией. Или принципами.

— Ты общался с оябуном, — Крис сделал правильный вывод из построенного Отабеком нагромождения слов. — Тогда что ты здесь делаешь?

— Он мне поверил, — Отабек стал серьезным и кивнул в сторону номера. — Зайдешь? Есть разговор. У меня еще остался кофе.

— Не сомневаюсь, — Крис поколебался, а потом, видимо, соблазненный обещанием кофе, перемахнул через ограждение, оказавшись на балконе номера Отабека босым, но хоть одетым. — Ну, и где этот божественный напиток?

— Кофейник на столе, чашка в шкафу, — Отабек зашел следом за ним в комнату, и Крис рассмеялся.

— Плохой из тебя хозяин.

— Каким уродился, — Отабек пожал плечами, тем не менее, поставив на столик вазочку с конфетами, купленными в баре еще ночью. Подождал, пока Крис устроится в кресле и сел напротив. — Мы этого не делали.

— Так говорят все преступники, — выдал Крис, с нескрываемым наслаждением сделав глоток.

Отабек поморщился:

— Сам подумай. Убийство оябуна подняло слишком большую волну, которую мы не могли не просчитать, если бы действительно думали об этом. Это внимание. Лишнее и нехорошее. А нам оно ни к чему. И уж тем более, мы бы не стали это делать так… явно. Есть множество способов избавиться от человека с гораздо менее хлопотными последствиями, ты и сам это знаешь. Нас подставили. И мне нужно понять кто.

— Считаешь, что убийство и ваша травля — одно?

— Я рассматриваю самый очевидный вариант и самый неприятный. Я бы предпочел цепочку случайностей.

— Даже если и так — что ты хочешь от меня? — Крис съел конфетку, глядя на Отабека насмешливо и с любопытством.

— Помощи. Ты ведь не из тех копов, которым все равно на то, что за решетку сядет невиновные.

— Это вы — невиновные?

— Не цепляйся, ты отлично понял, что я хотел сказать. Мы не ангелы, но в убийстве оябуна мы не грешны. Мне нужна помощь. Ты получишь своего заказчика, а я — спокойную жизнь. Ну и шефа обратно.

— И как ты себе это представляешь?

— У тебя больше возможностей. У тебя должен был быть информатор. Да и те фото, что ты дал оябуну, только кажется, что сделаны с камеры видеонаблюдения. Я хочу знать, кто это.

Крис спокойно допил свой кофе, отставил чашку в сторону, даже слизнул с пальца подтаявший шоколад. И только потом вскинул на Отабека потяжелевший взгляд.

— У нас был договор — никаких имен. Но, думаю, тебе хватит и «особых примет». Они… весьма запоминающиеся.