Хьервард (Сборник) - Страница 66

— Я хочу узнать, — продолжил я. — Как спастись от тьмы, которая наполняет меня день за днем…

— Твой вопрос интересен, рыцарь. — сказал эльф задумчиво. — Что ты называешь тьмой?

Я усмехнулся.

— Я говорю про холод и боль, которые поселились во мне и становятся, день ото дня, все мучительнее. Я смотрю на мир, который меня окружает. Он лишен света, лишен любви. Наш мир, эльф, стал Землей Без Радости…Наш мир поглощает тьма…И я не знаю, что мне делать.

— Тьма это просто отсутствие света, рыцарь. Это знают даже маленькие дети. — эльф улыбнулся. — Не гаси свет, который живет в тебе с рождения. Ведь это очень просто — погасить в себе свет. Если ты поступишь так, ты сразу перестанешь чувствовать боль и холод. Это очень страшно, рыцарь, когда ты совсем перестаешь чувствовать боль. И это и есть тьма. Но у тебя есть путь, чтобы рассеять ее. Очень трудно и очень больно превратить данную тебе при рождении крошечную искру в пламя, которое способно озарить мир. В свет, который может озарить мир и рассеять тьму. Береги эту искру, рыцарь. Когда она станет пламенем, ты сможешь согреться…

Еще раз улыбнувшись и кивнув на прощание, эльф скрылся в лесу, мягко ступая по опавшей листве.

Я медленно пошел по направлению к деревне, размышляя над загадочными словами Бессмертного. Интересно, а он действительно бессмертный? Может, мне стоило проверить? Я усмехнулся своим по-детски злым мыслям. Все-таки, слишком много во мне тьмы…

Я проходил мимо небольшого оврага. Миновав его, я услышал позади шелест и какое-то неприятное пощелкивание.

Резко обернувшись, я увидел того, кто издавал эти звуки.

Из оврага торопливо выползало несколько стеноломов. Не знаю, каким ветром занесло их сюда, эти жалкие останки перебитой Орды. Быстро перебирая суставчатыми ногами и пощелкивая крепкими челюстями, они направились ко мне.

И что за идея была — пойти в лес без оружия?

Торопливо оглядевшись, я подхватил с земли длинный сук, производивший впечатление самого крепкого.

Один из жуков, опередив своих уродливых собратьев, рывком подскочил к моим ногам и жадно распахнул свои угрожающие жвала.

Не долго думая, я пнул его сапогом прямо в распахнутую пасть. Откатившись назад и продолжая щелкать разбитыми челюстями, жук снова побежал на меня. Обхватив свою дубину двумя руками, я занес ее за спину для разгона, а затем изо всех сил ударил по морде ближайшего из стеноломов. Он стремительно отлетел к оврагу, перевернувшись через себя, и по дороге сбил с лап одного из отстающих жуков.

Оставшиеся жуки окружали меня, прищелкивая жвалами и готовясь атаке.

Широко расставив ноги, я покачивался из стороны в сторону, ожидая бросков тварей. Ждать, конечно, пришлось недолго.

Жук еще только оторвался от земли, только собрался распахнуть смертоносную пасть, а моя дубина уже со свистом разорвала воздух, и со звоном врезавшись в отливающие синевой надкрылья, отшвырнула жука в овраг.

Вслед за отброшенным жуком кинулось сразу несколько. Я едва успевал увернуться от стремительно атакующих стеноломов, нанося точные и сильные удары. Жуки отлетали в овраг, но тут же упрямо лезли из него, цепляясь лапами за сырую землю.

С хрустом ударив очередного костолома в выпуклый фасетчатый газ, я остался один на один с последним из жуков. Сородичи его возились на дне оврага.

Не отрывая взгляда от перебирающего лапами стенолома, я потянул из-за голенища сапога короткий нож.

Плавно поводя ножом перед собой, я сделал шаг назад.

Решив, что настало самый подходящий момент для атаки, жук бросился вперед. Сильным рывком я вогнал лезвие ножа в глаз жуку.

Распахнув челюсти в бессильной ярости, жук упал на землю.

Он лежал на земле кверху брюхом, перебирая сразу всеми ногами. Остальные жуки продолжали шуршать на самом дне оврага.

Я поднял с земли свою верную дубину, перепачканную коричневой кровью, и подошел к беспомощному жуку.

Замахиваясь, я перебирал в голове причины для ненависти. Сразу все.

И разоренные древни и хутора данников Ордена Звезды.

И озверевших крестьян, учинивших кровавый бунт.

И жирных магистров и отцов-капитуляриев, засевших за стенами Мальдены.

…Бросив ставшую ненужной дубину поверх коричневого месива, оставшегося на месте беззащитного брюха затихшего стенолома, я подошел к краю оврага. Сплюнул на его темное шевелящееся дно. Направился к деревне.

Я вышел на окраину деревни.

Едва закончился моросящий дождь. В воздухе пахло сыростью и палой листвой. Небо было затянуто низкими лохматыми облаками. С легким шелестом осыпался шумный лес за моей спиной, скрывающий в своих ладонях уже не Нечисть (нашими стараниями она давным-давно убралась на дикий мерзлый север), а безжалостных стрелков мятежного войска.

Осень наступала неотвратимо. На лугах и лесных тропах легли зеркальные водостоины, опустели бочаги и болота. Все осыпалось, все умирало… Лишь пурпурные пятна кустов калины продолжали согревать взор.

Я всегда любил осень. Мрачное время, наполненное ожиданием леденящего дыхания снежных вихрей.

Глядя в небо, я совершенно отчетливо вспомнил крутой обрыв над великой рекой Эгер.

Тогда точно также по небу бежали мрачные тучи, и завывал, ликуя, мокрый холодный ветер.

Тогда я возвращался с охоты со своими людьми, и встретил прекрасную девушку, сопровождаемую эскортом из пестрых слуг. Едва увидев ее, я понял, что она станет моей женой…

За косогором начинались обширные поля. Но некому было распахивать землю и сеять озимые. Крестьяне разбежались по лесам.

На толстом суку стоящего возле дороги дерева слегка покачивался от ветра труп старосты, повешенного по моему приказу.

Через деревню, увязая в размокшей грязи, шли войска.

Бряцая доспехами, тяжелой поступью шли безжалостные и привычные ко всему наемники, знаменитые «Красные петухи».

Негромко напевая, шли фанатичные монахи, искренне верящие в «Слово Звезды».

Уныло глядя под ноги, шли ополченцы, набранные в деревнях, еще находящихся под властью Ордена.

Войска шли из Бракара, покинутого мятежниками и занятого войсками Ордена Звезды.

Шли, чтобы карать и мстить за нанесенные нашему Ордену поражения.

Мятежники, бывшие данники Ордена, во главе со старым гвардейским сотником Аргнистом, затерявшись в густых приграничных лесах, готовили нам гибель. Из-за каждого дерева, из-за каждого куста или поросшего седым мхом камня мы ждали стрелы или арбалетного болта.

Обозленные потерями, мы начали вешать всех, кого подозревали в связях с мятежниками, и жечь деревни, в которых те могли найти временное пристанище.

Война охватила теперь всю границу.

Я вернулся в избу. Я понял, что нужно сделать. Отправив стремянного за чернилами к брату Гальфриду, я лег на лавку и стал сочинять письмо.

Рассеять окружающую тьму можно лишь пламенем своего сердца.

Я писал ей, как по ней скучаю, писал, как мечтаю вновь увидеть ее лазоревые глаза, коснуться ее золотистых локонов, просто услышать ее голос. Писал, как мечтаю обнять ее. Ощутить тепло ее губ.

Гусиное перо шуршало по листу, заполняя его ровными строчками рвущихся на волю переживаний, воспоминаний, впечатлений, признаний…

Я писал, что мы обязательно скоро увидимся, нужно только немного подождать. Совсем немного.

Теперь я понял, что мой свет, тот самый, что сможет спасти меня от погружения в вечную черноту, весь он сосредоточился в ее глазах. Только она может спасти меня от мрака. Словно маяк, указывающий путь своим огнем, помогающий кораблю не сгинуть в непроницаемой тьме ночи, спастись от ледяного шторма. Ее огонь разорвет сети тьмы, опутывающие меня. Только она может спасти меня.

Я знаю, в моем мрачном и жестоком мире есть только две светлых вещи, которые ни смотря ни на что невозможно ни задушить, ни затоптать, ни заплевать, ни осмеять… Только два огонька, способных превратиться в бушующие костры и разогнать мрак.

Только любовь и дружба. И только они стоят смерти.