Взять своё (СИ) - Страница 2

Речитатив старика становился все более ровным и лился непрерывно, словно он читал какое древнее сказание.

— Стал он законы шаморские устанавливать, приводить к султанской присяге мастеровых, купцов и людишек черных с окрестных деревень. Начал сулить злато, серебро и земли и другие великие блага тем, кто изменит своему слову и забудет о верности королевской короне Ольстера. И нашлись изменники и малодушники, что, забыв о чести и достоинстве, переметнулись к Шамору. Словно дикие псы припали они к объедкам со стола проклятого врага, соревнуясь друг перед другом в измене и предательстве.

Временами, когда старик вдруг начинал чистить, словно боясь чего-то упустить, малец сбивался и сажал очередную кляксу. Летописец тут же начинал ворчать и выговаривать мальчишке.

… Так они и ехали часть пути, медленно занося в летопись ольстерского королевства события последних недель.

— … А как это так, учитель? — вдруг подал голос мальчишка, когда летописец начал рассказывать о невиданном раньше оружии, что стало появляться у гвардейцев и катафрактариев Ольстера. — Не было, не было, и вдруг появилось?! — разыгравшаяся фантазия сына безвременно сгинувшего мечника рисовала ему совершенно непонятные картины чудесного оружия. — Как это так «гром с небес»? А «зловонное дыхание древнего зверя»? — А «железную сеть, способная спеленать словно младенцев десяток гвардейцев»?

Мальчишка с любопытством уставился на старика, с нетерпением ожидая его ответа. И это любопытство, эта дикая надежда на что-то безумного хорошее, это ожидание самого настоящего чуда так явно читалась на его лице, что летописец улыбнулся. В эти мгновения юнец так отчетливо напомнил ему его самого в давние — давние времена, когда его тело еще было легким как пушинка, а в голове не было ни единой мысли о смерти.

— Значит-ца, услышать хочешь…, — продолжал мягко улыбаться старик. — Тогда отложи перо в коробочку и чернила спрячь, а то ненароком опрокинешь, — тот быстро, сказывался большой опыт, сложил принадлежности для письма по своим местам и подсел ближе к старику. — Разное говорят про это. Хм… Торговки на базаре лопочат об одном, купчишки о другом, а стража на воротах о третьем. Кому из них верить? — в полумраке повозки (а из двух свечей уже остался один жалкий огарок) сверкали любопытные глазенки мальчишки. — Со многими я говорил об этом, но все говорят о разном. И даже наш король, храни его Благие, повторяет за ними. Поэтому, слушай внимательно, ибо мы, летописцы, должны уметь отличать зерна от плевел (мальчик не понимающе мотнул головой, и старик тут же добавил)… правду от лжи.

Старик выдержал продолжительную паузу и начал рассказывать.

— Все это не наше, а гномье выделки. Смотришь на мечи, доспехи, кинжалы и щиты, так нет на них ни единой трещинки или бугорка. И все они словно братья близнецы. Возьмешь такой меч в руку и кинешь его в десяток других, а потом найти его не сможешь.

Юнец неверяще морщил лоб. Он никак не мог поверить, что можно перепутать свой меч с каким-то другим. Для него, не раз видевшего с каким почтением его отец относился к своему оружие, было дико такое слышать.

— И весят они одинаково, и закорючки на них одинаковые и цветов блестят не отличить, — дальше летописец чуть понизил голос. — Еще воины сказывают, что есть у них разрыв-камень, что, как в древних легендах, может превратить каменную глыбу в мелкое крошево. Другие же называют их драконьими яйцами. Только драконы, говорят они, могут заточить в свое яйцо первозданный огонь и такую силу.

Старик руками описал небольшой шар, показывая размеры этого драконьего яйца.

— Но главное другое… Кое-кто из выживших в сражении у Кордовы торгов, рассказывают, что у гномов, действительно, есть этот зверь. У них есть дракон! — буквально прошипел старик, заставляя мальчишку вздрогнуть от неожиданности. — Кожа его крепче самого крепкого гномьего железа, а огромные глаза горят ярким светом. Из своей пасти с сотнями огромных острых клыков он исторгает то ужасный рев, то пожирающий все на своем пути огонь… Говорят, король Роланд почти целую повозку золота отдал гномьему клану за помощь дракона в битве.

Длинная колонна бессмертных из отправленного по просьбе гномов шаморского корпуса месила грязь и снег, на старом тракте превратившиеся в мерзкое болото, лишавшее солдат последних сил. Тяжело бредущие легионеры кутались в бесформенные плащи из овечьей шерсти, делавшие их похожими на нахохлившихся ворон. Впечатление еще более усиливалось из-за не прекращавшегося бормотания комтуров первой линии, снова и снова пытавшихся заставить выбившихся из сил солдат идти быстрее.

— Подтянуться, беременные ослы! — хрипел комутор с правого фланга, с размаху отвешивая какому-то шатавшемуся бойцу размашистый удар стеком. — Быстрее! Скоро привал. Подтянись! — вторил ему другой комтур с левого фланга колонны. — Еще один рывок… И смотреть всем в оба! — доносился до них голос третьего откуда-то с середины колонны. — Щиты не снимать! Ах ты собака! — тут же послышались хлесткие удары, которые щедра раздавались легионерам, пытавшимся незаметно пристроить новые тяжеленные щиты на скрипевшие рядом повозки с провиантом. — Умнее всех? Да? — снова и снова раздавались удары, с чавканьем вбивавшие в провинившихся хитрецов понятие дисциплины и военной необходимости. — Понял?

Однако этого вбиваемого кулаками и палками запала легионерам хватало лишь на четыре или может пять сотен шагов, после которых колонна вновь начала растягиваться, превращаясь в рыхлую замершую гусеницу. Турии снова укорачивали шаг, а легионеры, кряхтя и сгибаясь под тяжестью доспехов и оружия, еще яростнее шептали слова проклятий в адрес своих командиров, погоды…

В хвосту же колонны, где вышагивала сотня гномов владыки Кровольда, царили совсем иные настроения. Клановые дружины, облаченные в полные массивных комплекты доспехов, с толстыми секирами на плечах и квадратными щитами за спинами, перли вперед так, словно ни слово «усталость», ни это состояние им были совсем незнакомы. Впервые вырвавшиеся из подземных городов и из под опеки своих кланов, дружинники не переставая вертели головами, что-то яростно обсуждали и часто и громогласно ржали…

И эта разница в настрое, состоянии, подготовке двух отрядов, волей судьбы собранных в одно целое, была столь ясно видна, что Чагаре, тысячник Сульдэ Неистового, возглавлявший объединенный корпус, в ярости заскрипел зубами.

— Меркитчен, — негромко выругался он, пытаясь плотнее запахнуть промокший насквозь плащ; однако острые иголки ледяного дождя все равно попадали ему в шею и холодящими струйками стекали по телу. — Эти чертовы полукровки… И дождь… Когда же закончиться этот проклятый дождь?

Последние остатки тепла вдобавок отбирало и стылое железо доспехов, вычурные украшения которых уже совсем не радовали его.

— Дерьмовый дождь, дерьмовая дорога, дерьмовая страна, — бормотал тысячник, вытаскивая из седельной сумки небольшую кожаную фляжку и прикладываясь к ней. — А вот эль вроде неплох.

Объединенный отряд шаморцев и гномов подходил к горной системе Гордрума, с каждым новым шагом все отчетливее ощущая на своей шкуре дыхание этого великана Тории. Бушующие в горах неистовые метели, поднимавшие в воздух нескончаемые тонны колючего снега и льда, здесь, в низине, сталкивались с восходящим теплым поток, берущим свое начало с далеких южных морей. И это встреча всякий раз оборачивалась настоящим столкновением арктического холода и южного жара, приводящего к поистине нескончаемым и непредсказуемым гримасам погоды — то к долгому ледяному дождю, то к плотному, как сметана, туману, то к легкому, убийственному морозцу… Бывало в одно селении мужики на сенокос выходили в одних драных рубахах, а в другом, за десяток лиг севернее, уже и в шубейке было холодно. Именно за такие выверты это время года и получило у местных жителей меткое прозвание Студенец. Мол, не мороз еще зимний, а уже студено…