Взрыв в океане - Страница 22

— Надо вернуться, спасти их, — сказал я. — Там люди гибнут!

— Пустое дело: здесь кишат акулы. — Розовый Ганс махнул рукой. — Да жалеть их нечего, это же были китайцы. Они могли сообщить о нас. Дьявол их знает, может, у них была радиостанция. Вызвали бы английские миноносцы, а те могли сорвать наше свидание с «Мельбурном». Теперь никто не помешает нам. Ха-ха!..

Когда я, наконец, вернулся на камбуз, кок сказал печально:

— Так они каждый раз убивают бедные люди.

Я не поверил в искренность его слов, он показался мне тогда не только трусом, но и лицемером, хотя эти качества очень тесно связаны: трус никогда не бывает откровенным, если его к этому не принудить.

Минут через двадцать после гибели джонки с кормы донесся голос Розового Ганса:

— Эй, юнга дикобраз, бегом к капитану!

Я хотел идти на вызов, но кок остановил меня в дверях испуганным возгласом:

— Ты посмотри! Сейчас он совсем пропади!

Я увидел Жака, он стоял у входа в матросский кубрик. К нему подходил, приплясывая, Тони. Неподалеку стояли боцман и еще несколько пиратов. Боцман закричал истошным голосом. Палач протянул руки к Жаку, закрыв его от меня своей широченной спиной. Неожиданно раздались, почти слившись, два выстрела, палач ткнулся носом в палубу у ног Жака. Жак выстрелил еще два раза, и боцман, цепляясь за тали, стал падать.

Все это случилось так неожиданно, так ошеломило пиратов, привыкших к строжайшей дисциплине, что Жак воспользовался их замешательством, в несколько прыжков очутился на баке и спрятался за щитом пушки. Один из подручных боцмана бросился было за Жаком, но тут же щелкнул выстрел, и он, пригнувшись, побежал под прикрытие фок-мачты. В руках у Жака появился автомат. Видать, он его припрятал возле пушки.

Я видел, как многие, прячась за мачты, шлюпки, поглядывали в сторону бака, качали головами, перешептывались друг с другом. На их лицах был суеверный ужас.

На мостике ударили боевую тревогу, но матросы лишь вяло перебегали от укрытия к укрытию. Из кубрика, где находилось большинство команды, показалось несколько человек. Жак дал автоматную очередь над их головами; «смельчаки» скрылись и больше не показывались. Каждый понимал, что человеку, убившему боцмана, терять нечего.

С мостика раздался громкий голос. Капитан или кто-то из его помощников кричал в мегафон, видимо стараясь уговорить Жака сдаться.

Жак выслушал и дал в ответ короткую автоматную очередь, которая красноречивее слов говорила о его намерениях. Он понимал, что судьба его решена. У него оставалась единственная надежда, что вот- вот взорвется мина, и тогда в панике появятся хоть какие-то шансы на спасение.

А мина все медлила.

Кок втолкнул меня в камбуз, а сам остался за дверью. Я услышал топот ног, отрывистые голоса, несколько выстрелов из пистолета, прозвучала автоматная очередь. Все эти звуки покрыл орудийный выстрел, треск падающей мачты и рвущихся снастей.

В камбуз влетел кок, а за ним Розовый Ганс. Увидав меня, Розовый Ганс сказал срывающимся голосом:

— Он с ума сошел, фугасным снарядом срубил мачту! Слышишь? Дал очередь из автомата.

По стальной стенке камбуза стучали пули.

— Теперь к нему не подойти.

— Он защищается, его хотели убить! — сказал я.

— Об убийстве не было и речи. Боцман ему и еще десятку таких же бандитов приказал идти на ют что-то там сделать. Те пошли, а этот отказался выполнить приказ. Ну, Тони и хотел ему вправить мозги. А он откуда-то достал «вальтер», наверное стащил на берегу. Этот негодяй мог бы припрятать и мину, если бы умел обращаться с ней.

Розовый Ганс разразился страшной руганью в адрес Жака, а затем продолжал:

— Теперь я ему не завидую. — Выглянув из камбуза, он тотчас же спрятал голову под защиту стальной стенки. — Начисто срезал фок. Представляю, какой у нас вид со стороны! Теперь к нему не подойдешь. Он, дьявол, может всех нас утопить. Есть только одно средство — это забросать его гранатами. Надо взять ключи у боцмана… Отдал дьяволу душу, мерзавец. Ха-ха! Теперь меня могут поставить на эту должность…

Дверь камбуза распахнулась, и к нам вошел Ласковый Питер с пистолетом в руке. Он набросился на Розового Ганса:

— Ты почему здесь околачиваешься? Что тебе было приказано, мерзавец?

— Я еле нашел его, — стал врать Розовый Ганс, кивнув в мою сторону. — Тут у них одна лавочка. — Он схватил меня за руку. — Пошли, буду я еще из-за тебя получать неприятности.

— Оставь. Я поговорю с ним здесь. — Ласковый Питер взял меня под руку. — Вот что, Фома, мой мальчик. Запомни крепко. На этот раз ты или подчинишься мне, или тебя ждет участь У Сина. Нож с тобой?

— Нет.

— Врешь! — Он ощупал карманы. — Странно, не соврал. Вот что. Я говорил о тебе с капитаном. Капитан согласен отправить тебя на Родину на свой счет и выдать еще тысячу долларов, на пятьсот больше, чем ты стоишь. Но я шучу, ты стоишь гораздо больше. И все это за небольшую услугу. Ты храбрый парень. Тебе это ничего не будет стоить.

Я слушал его, вначале ничего не понимая. Он вытащил из кармана небольшой нож в желтых кожаных ножнах, отделанных медью. — Возьми вот. Спрячь. Это настоящая финка. Потом можешь взять себе на память. Ты сейчас пойдешь туда. Он тебя не тронет. Не бойся. Сделаешь вид, что заодно с ним, и, выбрав момент, всадишь финку ему между лопаток. В этом твое спасение и спасение всего корабля. Он сумасшедший. Не жалей его. Пожалей себя. Только себя. Ты слушаешь меня? Он уже убил десять человек. Его песенка спета. К нему боятся подойти эти несчастные трусы. Прирезав его, ты окажешь неоценимую услугу всей команде и этому безумцу.

Я не минуты не сомневался в том, что должен буду сделать, а потому взял финку и сунул ее в карман.

Все это время кок молчал, искоса поглядывая на нас. Теперь же он спросил меня по-русски:

— Ты хочешь его убивать?

— Что вы! — ответил я, зная, что Ласковый Питер не знает ни слова по-русски.

— Тогда ты хочешь помирать?

— Нет, не хочу.

— Тогда моя голова ничего не понимает. Лучше тебе не надо ходить. — Он сокрушенно покачал головой, не обращая внимания, что из духовки потянуло гарью.

Я попрощался с ним и попросил не показываться на палубе. Ласковый Питер сказал:

— Кок напуган до смерти. Но ты, наконец-то ты взялся за ум. Я предвидел это, сохранив тебе жизнь.

Не медли, мой мальчик, помни, что ты идешь спасать и себя и еще многих достойных людей.

Когда я вышел на палубу, Жак стрелял из автомата одиночными выстрелами, но, увидев меня, прекратил огонь. Фок-мачта, срезанная на высоте полутора метров от палубы, навалилась на грот, готовая рухнуть за борт, но ее не пускали оснастка и еще умелая рука рулевого. «Лолита» шла малым ходом, и рулевой держал ее поперек пологой волны, не давая особенно раскачиваться из стороны в сторону.

— Жак, не стреляй! — крикнул я, подняв обе руки.

Он ответил:

— Перейди на левый борт! Быстро!

Я бросился к левому борту, и Жак дал очередь из автомата. Пригнувшись, я побежал, запнулся за убитого, упал и прополз на животе последние пять метров до пушки.

Когда я очутился за щитом, Жак, ничего не спрашивая, сунул мне в руки еще один автомат (откуда он его взял?!) и проговорил совсем спокойным тоном:

— Стреляй! Теперь уже скоро. Отодвинь предохранитель. Не показывай голову. Укройся за брашпилем!

Мы дружно застрочили из автоматов по палубе, он — по левому борту, я — по правому, не целясь, просто чтобы к нам не могли подойти.

Когда у меня кончились патроны, Жак бросил мне запасной магазин.

В нас не стреляли, видно что-то замышляя. Вдруг я увидел руку на планшире фальшборта: к нам подкрадывались под его прикрытием. Мы открыли огонь, и два матроса полетели за борт. Их никто не стал спасать.

Когда мы переставали стрелять, Жак подбадривал меня:

— Честь и мужество победят, Фома…