Взрыв в океане - Страница 19

Мы уписывали консервы и смотрели, как из-под воды лебедка поднимает длинный ящик. Это был всего второй ящик за все утро. Работа была трудной и опасной. Ныряльщикам приходилось в темноте на ощупь просовывать канаты под ящики. При подъеме они задевали за борта, срывались.

Сыновьям Сахоно да и мне надоело нырять, и мы поплыли на катер. К тому же мне хотелось разузнать, нельзя ли добраться на нем до большого населенного острова. Вся команда на катере состояла из японцев. Я пробовал заговорить с ними по-русски и по-немецки, они улыбались, что-то вежливо отвечали, занятые своим делом. Самым приветливым человеком на катере оказался машинист. Мы спустились к его пышущей жаром, шипящей машине, смотрели, как он подбрасывает уголь — машинист совмещал и должность кочегара, — подламывает длинным ломом шлак. У него были чайник и маленькие чашечки. С каким удовольствием я выпил, обливаясь потом, несколько чашечек крепкого горьковатого чая и съел рисовую лепешку!

Когда я вышел на палубу из машинного отделения, то нос к носу столкнулся с Розовым Гансом.

В то время как мы пили чай, он и еще десятка полтора пиратов подошли на баркасе. Невредимая «Лолита» виднелась в десяти кабельтовых.

Розовый Ганс осклабился и тут же болезненно поморщился. Улыбка давалась ему с трудом, так как вся его багровая физиономия была разукрашена полосками клейкого пластыря. Правый глаз совсем закрывал фиолетовый «фонарь». Глядя на него, я невольно улыбнулся, хотя на сердце у меня скребли кошки.

Розовый Ганс заметил мою улыбку.

— Победа далась мне нелегко. Хотя мне этот бой был так же нужен, как тебе наша красавица «Лолита»! Ха-ха! Проклятье, не могу смеяться. Как я рад, что встретил тебя, неуловимого дикобраза! Питер уже объявил премию за твою поимку. Пятьдесят английских фунтов. Здесь еще ходят эти бумажки. Так что мы с тобой заработали немного. Я не жаден. Пять фунтов можешь считать своими. Ха-ха!.. Эй, — он подозвал низкорослого малайца и негра, сказал что-то им, и те не отходили от меня ни на шаг, пока на баркас перегружали ящики.

Тави и Ронго поняли, что я попал в беду и не вернусь на их катамаран. Они сплавали туда и возвратились с моей одеждой. Я не стал ее надевать, нащупав в кармане штанов пистолет. Опытный глаз матроса с «Лолиты» сразу бы отгадал, что у меня там находится. Сверток с одеждой я держал в руках. Мне хотелось что-нибудь оставить на память моим товарищам Тави и Ронго. Я решил подарить свое увеличительное стекло. Тем более что они приходили в восторг от его чудесного свойства. Получив выпуклое донышко бутылки, они тут же прожгли шляпу, оставленную на палубе кем-то из команды. Матросы смотрели на это чудо, вытаращив глаза и раскрыв рты. Малаец протянул руку Тави, и, когда тот прижег ему ладонь так, что задымилась кожа, замотал рукой, лизнул обожженное место языком, но остался очень доволен. Негру тоже захотелось испытать силу волшебного донышка бутылки. Тави и ему с удовольствием прижег руку и изрешетил шейный платок. Негр захохотал от восторга и хотел завладеть стеклом, да Тави ловко передал его Ронго, и тот прыгнул с ним за борт.

Последний раз я видел ребят, их отца и мать, когда баркас направился к «Лолите». Все семейство посылало мне приветствия, стоя в своем катамаране.

Между тем Розовый Ганс говорил:

— Зря ты задумал бежать от нас. У нас здесь везде свои люди. Твоя голова дикобраза очень приметна. Самое большее через неделю тебя бы схватили и держали до нашего возвращения из рейса. Радист говорил, что недалеко появился жирный английский гусь. Ха-ха! У тебя есть возможность отличиться. Хотя нежелание работать с нами может отразиться на твоей карьере…

Под его болтовню и скрип уключин баркас быстро приближался к борту корабля. Глядя на «Лолиту», я повторял про себя в такт гребкам: «Сегодня или завтра, сегодня или завтра». А может быть, сейчас, как только подойдем к борту. Шлюпбалки баркаса как раз над машинным отделением…

— Видишь, как тебя встречают, — сказал Розовый Ганс. — Не каждый удостаивается такой чести. Даже капитан на шканцах и Питер с ним! Он так страдал, бедняга, этот сердобольный Питер, когда узнал о твоем бегстве. Ты становишься знаменитостью. Ха-ха! Проклятые пластыри, стянули весь циферблат. — Он, кряхтя и ругаясь, стал ощупывать свое изуродованное лицо.

На палубе Ласковый Питер сказал что-то капитану, показывая на меня глазами. Капитан ничего не ответил, но с любопытством стал рассматривать меня.

— Иди за мной! — приказал Ласковый Питер.

Капитан отрицательно покачал головой и, буркнув что-то, ушел. Ласковый Питер проводил его взглядом и, пожав плечами, сказал мне:

— Хорошо, иди в матросский кубрик, оденься, потом я позову тебя. Но не думай, что ты попал в плавучий санаторий.

Ко мне подошел Жак и повел меня. По дороге он успел шепнуть:

— Старайтесь меньше быть на корме. Когда это произойдет, надо быть вместе.

— У меня нож и пистолет, — сказал я, — вот здесь, — и передал ему штаны и рубашку. — Спрячьте.

Он взял одежду. Улыбнулся.

— Все это может пригодиться.

Мы спустились по трапу в большой кубрик. За длинным столом матросы резались в карты и кости. На столе кучками лежали деньги, кольца, часы. Негр с рассеченной бровью, тот, что вчера дрался с Розовым Гансом, играл на банджо, второй негр подпевал басом, притопывая по палубе голой пяткой. Никто, казалось, не обратил внимания на мое появление. Жак провел меня между двухэтажными койками в самый конец кубрика, быстро и ловко вытащил из карманов оружие и, как фокусник, куда-то быстро и незаметно его спрятал.

— Твое место. — Он хлопнул по матрацу крайней койки. — Но спать здесь не следует, надо быть всегда на палубе.

Он ждал взрыва с минуты на минуту и не хотел, чтобы я в это время находился в помещении с узкими дверями.

Надев свой несложный костюм, я выбежал из кубрика и стал ходить по кораблю. Вахтенные матросы коротали время по своим местам. Палуба была выскоблена добела, швы между досками недавно залиты варом, несколько матросов красили стенку рубки. Попав на этот корабль случайно, никто бы и не подумал, что очутился среди настоящих пиратов.

Мы шли полным ходом на юго-запад, делая не меньше двенадцати узлов.

«Вот сейчас трахнет взрыв, полетит в воздух рубка, баркас, повалятся мачты, и от этой красоты ничего не останется. Опустится «Лолита» на дно, как «Орион», и станет жилищем рыб и осьминогов», В голову мне лезли эти невеселые мысли, но я не думал отправляться вместе с «Лолитой» на дно и на всякий случай присмотрел рундук, где лежали спасательные пояса.

У меня уже был опыт кораблекрушений и не в такую хорошую погоду, а в шторм и ночью. И я тогда не знал, что случится несчастье, а теперь у меня было время подготовиться. Как только взорвется мина, можно будет, не теряя времени, надеть пробковый пояс. Если не удастся сесть в шлюпку, то надо облюбовать подходящий обломок, а их после взрыва будет достаточно…

Занятый своими мыслями, я чуть не столкнулся с боцманом. Он обходил палубы в сопровождении «гориллы». Боцман поманил меня к себе и стал что- то внушать на пиратском жаргоне. Сообразив, что я не понимаю его, он что-то крикнул, этот возглас подхватили матросы, и он разнесся по всему кораблю. Скоро к нам подбежал Розовый Ганс. Выслушав боцмана, он перевел мне:

— Не смей ходить без дела по палубе. Здесь военные порядки. Живо загремишь в канатный ящик, или эта обезьяна проучит тебя так, что никогда не забудешь. Твое место на камбузе. Идем, я тебе покажу, где у нас камбуз, и познакомлю с коком. Ха-ха! Не так давно этот кастрюльник одного парня отправил в лазарет. Взял да и плеснул ему в рожу кипятком. Другого бы посадили в канатный ящик или отдали на расправу этому симпатичному парню, — он кивнул на «гориллу», — кстати, его зовут Тони. Запомни на всякий случай.