Взрыв произойдет сегодня (сборник) - Страница 26

— Осталось немного, — буркнул Телегин, разгребая лопатой бурую массу угля.

— Не хватит его даже мало-мальски сносную смесь приготовить, — хмуро добавил Брежнев.

— Эй, есть тут кто? — раздался вдруг снизу голос дежурного по станции Низовье.

Сергей спустился с тендера в будку и выглянул в окно. К его удивлению, дежурный был не один. С ним рядом стоял Петр Петрович Рощин.

— Пришел попрощаться с вами и пожелать счастливого пути, — с необычной для него торжественностью проговорил Петр Петрович. — Я ведь тоже без малого две тысячи тонн беру!

— Товарища Рощина мы сейчас отправляем, — подтвердил дежурный, — а вас — за ним следом. Пришел только вес поезда согласовать. Как вы насчет двух с половиной?

— Две тысячи с половиной на таком угле?! — дрогнувшим голосом воскликнул Брежнев, но Сергей Доронин, не дав Алексею договорить, решительно отстранил его от окна:

— Хорошо, мы возьмем две тысячи с половиной, — и, повернувшись к Рощину, добавил: — Только и вы учтите это, Петр Петрович.

— Понятное дело, — понимающе кивнул Рощин. — Мой поезд вас не задержит. Можете не беспокоиться. А насчет угля вот что посоветую: смешайте вы его с нашим, воеводинским, в пропорции один к трем, да следите, чтобы он ровным слоем на колосниковую решетку ложился, и все будет в самый раз.

Попрощавшись еще раз и уже собираясь уходить, Рощин добавил с упреком:

— А ты что же это, Сергей, заходить к нам редко стал?

— Занят все… — смутившись и даже покраснев слегка, ответил Доронин.

Петр Петрович сделал вид, что не заметил его смущения:

— Освободишься — заходи. Мы тебе всегда рады.

И он торопливо зашагал к своему паровозу, уже стоявшему в голове поезда.

— Договорились, значит, насчет веса? — спросил дежурный, тоже собираясь уходить.

— Прежде всего один вопрос, — остановил его Доронин: — Кто дежурный диспетчер сегодня?

— Анна Рощина.

— Рощина? — обрадованно переспросил Сергей. — Согласовать с ней нужно бы…

— Согласовано уже, — поспешил заверить его дежурный. — «Зеленую улицу» обещает она до самого Воеводино. Хороший диспетчер эта Рощина, хотя я ее и в глаза ни разу не видел.

— Увидели бы, так еще и не то бы сказали, — улыбнулся Брежнев, слегка толкнув локтем Сергея.

Доронин метнул на своего помощника недовольный взгляд и решительно заявил:

— Ну, раз с диспетчером все улажено, остается только последний вопрос: когда паровоз можно подавать?

— Минут через пятнадцать, — ответил дежурный, посмотрев на часы, и, по-военному откозыряв Доронину, ушел.

— Ну, хлопцы, — обратился Сергей к своей бригаде, — срочно поднимайте пары до предела. Времени у нас в обрез.

Весь следующий день майор Булавин думал о Гаевом. Кто же он все-таки: тайный агент или замкнувшийся в себе несчастный человек, потерявший семью?

Капитан Варгин, конечно, может оказаться правым — сведения об одних только паровозах депо Воеводино, доставляющих грузы к фронту, очень важны для гитлеровской военной разведки. Но как Гаевой передает их своему резиденту? С помощью радио? Едва ли. По данным радиоразведки, за последнее время в районе Воеводино и его окрестностей не было засечено ни одной подозрительной радиопередачи. Здесь вообще не работало ни одной рации, кроме тех, что находились в воинских частях.

По наведенным Булавиным справкам, Гаевой и по почте не вел никакой переписки. Не поступало писем и на его имя. Возможность сообщения через связных тоже была исключена — оперативные работники Булавина ни на секунду не упускали его из поля своего зрения. А это было нетрудно, так как, кроме конторы паровозного депо, он никуда не ходил. Не посещал никто и домик старушки, у которой он снимал квартиру. Да и сама старушка, по заверению капитана Варгина, была вполне благонадежной. Оказалась она к тому же теткой Семена Алешина.

Конечно, Гаевой мог придумать какой-нибудь более хитроумный вид связи со своим резидентом или непосредственно с самим управлением разведки и контрразведки при главном штабе германских вооруженных сил. Но может ведь оказаться, что Гаевой и не шпион вовсе…

Раздумывая над этим, майор Булавин тяжело прохаживался по скрипучим половицам своего кабинета.

А в это время его помощник капитан Варгин вел беседу с Семеном Алешиным.

— Так ты говоришь, что тетушка твоя хорошего мнения о своем квартиранте? — спрашивал он Семена, прогуливаясь с ним в скверике возле железнодорожного клуба.

— Самого наилучшего, — почему-то смущенно проговорил Алешин. — Любезнейшим человеком его считает. Он ей все время разные мелкие услуги оказывает: то дров наколет, то воды принесет. А вчера я узнал, что он даже письма за тетю Машу пишет сестре ее, Глафире Марковне Добряковой — другой моей тетке, проживающей в нашем областном центре. Тетя Маша рада, конечно, что такой добровольный писец нашелся. Она ведь уже старуха, и зрение у нее неважное, а переписываться большая любительница.

— Так-так, — задумчиво проговорил Варгин, комкая потухшую папиросу. — А ты не поинтересовался, Сеня, диктует она ему или он сам ей письма сочиняет?

— Поинтересовался, — ответил Алешин. — Тетя говорит, что она лишь сообщает ему, о чем хотела бы написать, а Аркадий Илларионович, будучи почти своим человеком в ее доме, пишет остальное уже по своему усмотрению и это будто бы получается у него куда «душевнее», чем у нее самой.

— А сам он переписывается с кем-нибудь? — снова поинтересовался Варгин.

— Тетя Маша уверяет, что ни с кем: вся семья его погибла ведь.

— А другая твоя тетя тоже, значит, старушка?

— Еще постарше тети Маши! Но живет она не одна. В доме ее полно разных внучек, племянниц и прочих родичей. Я даже не знаю всех как следует.

— А ты случайно не знаешь, когда тетя Маша Глафире Марковне последнее письмо послала?

— Как раз об этом сегодня разговор зашел, — обрадованно сообщил Семен. — Оказывается, вчера только тетя Маша с Аркадием Илларионовичем какое-то очень чувствительное послание ей сочинили.

Узнав адрес тети Глаши и поблагодарив Алешина, Варгин поспешил к майору Булавину.

Евгений Андреевич писал в это время письмо жене на Северо-Кавказский фронт.

— Есть что-нибудь новенькое? — с надеждой спросил он капитана.

— Да, кое-что удалось узнать, — проговорил Варгин, торопливо снимая шинель и вешая ее на крючок в нише возле дверей.

Булавин заложил недописанное письмо в книгу и спрятал ее в письменный стол.

— Присаживайтесь, Виктор Ильич, — сказал он капитану, подавая стул.

Варгин присел к столу и, облокотись на край его, возбужденно стал рассказывать Булавину все, что услышал от Алешина.

— Нет сомнений, товарищ майор, — убежденно заключил он, — Гаевой ухитряется каким-то образом использовать переписку теток Алешина для шпионских донесений своему резиденту, обосновавшемуся, видимо, где-то у нас в областном центре.

Внутренне Евгений Андреевич уже почти согласился с Варгиным, однако не торопился высказать ему своего согласия. Встав из-за стола, он медленно походил по комнате и остановился у окна.

По улице шли в школу малыши с портфелями, с солдатскими полевыми сумками и просто со связками книг под мышкой. Внимательно всматриваясь в них, Булавин почти так же остро, как вчера у карты с линией фронта, почувствовал вдруг, что и жизнь этих маленьких граждан, и труд их родителей, и эта станция с паровозным депо и крупным железнодорожным поселком — все теперь будет зависеть от его проницательности, от решительности его действий…

Подойдя к телефону, майор решительно набрал номер местного почтового отделения.

— Приветствую вас, Михаил Васильевич, — поздоровался он с начальником почтового отделения Кашириным. — Булавин вас беспокоит. Скажите, пожалуйста, не ушла еще от вас иногородняя почта? Тогда у меня просьба: проверьте, пожалуйста, нет ли среди полученной вами корреспонденции письма на имя Глафиры Марковны Добряковой. Я буду у себя на квартире еще минут пятнадцать — двадцать.