Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие - Страница 146

Коваль прикрыл дверь. Навстречу ему шел дежурный врач.

* * *

Приехав в райотдел, Дмитрий Иванович обнаружил в своем кабинете еще одну анонимку.

На этот раз письмо было подсунуто под дверь, и он чуть не наступил на него.

Подняв конверт, который оставил на запыленном полу заметный прямоугольник, Коваль подумал, что пролежал он тут не меньше суток.

Вынул белый листочек с наклеенными снова пинцетом буквами из газеты и прочитал: «Их было двое! Чепиков не виновен! О ч е в и д е ц».

Та же манера клеить буквы, то же самое, казалось, содержание, что и в первой анонимке, те же неровные буквы и, наконец, тот же стиль. Но сейчас было и новое, и, возможно, наиболее значительное: автор пояснял, кого именно имел в виду в первом своем послании, когда написал: «Их было только двое». Утверждая, что подозреваемый Чепиков не виновен, он давал возможность под словом «двое» понимать убитых: Марию Чепикову и Петра Лагуту. Да и тон анонимки был сейчас несколько иной — настойчивый, даже категоричный. Были наклеены даже знаки восклицания.

Но как это Чепикова и Лагута могли быть только вдвоем?

И почему в таком случае оба убиты?

Не самоубийство же это?

И почему таинственный «очевидец» решил оставаться анонимным?

Впрочем, следует ли ему вообще верить, даже брать во внимание его письма?

Подполковник подумал о том, что анонимный корреспондент знал, когда он, Коваль, не бывает в гостинице, и на этот раз подсунул письмо в удобный момент. И куда? Уже не в гостиничный номер, а в служебный кабинет, в помещение милиции!

Было чему удивляться Ковалю!

Кто мог знать, что он поехал в Черкассы? Кто следит за его действиями?

И вдруг мысль, острая и быстрая, сверкнула в голове…

А не связан ли и наезд на Ружену с его отсутствием? В лесу тогда еще не совсем стемнело, и водитель мог видеть, что перед машиной появился человек. Не умышленный ли это наезд?

Правда, в своем заявлении, переданном утром следователю ГАИ, Ружена писала, что считает происшествие несчастным случаем и просит не наказывать водителя. Сама тоже виновата: замечталась, не прислушивалась, неожиданно вышла из-за деревьев на лесную дорогу. В сумерках непросто было заметить человека.

Коваль начал анализировать подробности происшествия. Автоинспекция еще не нашла виновника. Пока только установили, что ехала старая полуторка, шедшая со скоростью тридцать километров в час, что, видимо, по счастливой случайности, машина ударила Ружену только бортом и отбросила в кусты. Водитель же не оказал потерпевшей помощи и скрылся в направлении городка.

Впрочем, что за несусветица! Какое отношение имеет Ружена к расследованию убийства в Вербивке и к подполковнику Ковалю?! Хотя к нему-то она имеет прямое отношение. Самое близкое! И это было замечено…

Убийство Марии Чепиковой и Петра Лагуты, разоблачение группы расхитителей в Черкассах, странные подметные письма и несчастный случай с Руженой — есть ли у всех этих, казалось бы, разных событий причинная связь?

Изучая письмо, вертя листок, Коваль подошел к открытому окну. Буквы как буквы. И клей как клей…

Но, глянув на свет, Дмитрий Иванович заметил под буквой «о» какую-то чернинку, словно под наклеенным квадратиком газетной бумаги была лишняя черточка или точка. Это его заинтересовало.

Он достал электрокипятильник, налил в стакан воду и включил прибор. Когда вода закипела, Коваль подержал письмо над паром и осторожно отклеил букву «о». Так и есть! Под ней, словно заноза, застряло крохотное инородное тело. Не требовалось и экспертизы, чтобы разгадать находку. Это была плоская чешуйка ярко-розового перламутра. Маникюрный лак!

Итак — женщина! Воистину — неожиданность!

Очевидец — женщина?! Ганна Кульбачка отпадает. Во-первых, потому, что давно уже находится в камере предварительного заключения, а во-вторых… Впрочем, это уже и неважно. Руки у нее неухоженные, да и вообще вряд ли знали маникюр. Женщина… Женщина…

Почему сама не приходит эта неизвестная женщина, почему посылает письма таким таинственным путем? Может, боится чего-то?

Множество мыслей проносилось в голове Коваля, вытесняя одна другую, и он никак не мог сосредоточиться…

* * *

В полдень майор Литвин заглянул в кабинет Коваля и сказал, что ГАИ нашла водителя, совершившего наезд на гражданку Станкевич. Сейчас его допрашивает следователь.

Вместе с Литвиным Коваль быстро пересек двор и вошел в автоинспекцию.

Напротив лейтенанта сидел мужчина средних лет, лысоватый, с грустными глазами, и мял в руках засаленный синий берет без «хвостика». Шофер обуховской рембазы. Вчера вечером он действительно проезжал мимо Виграевых дач. Но упрямо возражал, что совершил наезд и бросил потерпевшую в лесу. Кажется, не понимал, что обнаруженные на борту его машины ниточки с платья Ружены Станкевич являются достаточным основанием для обвинения.

Страх у него был сильнее какой-либо логики, и он истерически все отрицал.

— Вы Александр Петрович Карпов? — обратился к нему Коваль, прочитав имя и фамилию в протоколе допроса.

Подозреваемый кивнул.

— Ну, хоть это не отрицаете, — иронически проговорил подполковник. — И то, что проезжали лесом около двадцати одного часа мимо Виграевых дач, тоже признаете?

— Да, — твердо ответил на этот раз Карпов.

— И то, что, несмотря на сумерки в лесу, вы ехали, не включив фар?

— Аккумулятор у меня сел, я его берег, потому что корни, ухабы, дороги какие, заглохнет мотор — не заведешь.

— Ну и, наконец, — продолжал Коваль, — хотя вы и отрицаете, что в темноте наехали на человека, надеюсь, признаете, что какой-то наезд у вас все же был? Пусть на куст или на пень какой-нибудь?

— Кустов и пней было много… Мог и наехать… — сдавленно признал шофер. Он еще не понимал, к чему ведет подполковник, но страх все сильнее сжимал его сердце, и на бледном лице выступили капельки пота.

Коваль с чувством презрения посмотрел на Карпова. И не только потому, что пострадала Ружена, — он с утра наведался в больницу и убедился, что ее состояние не вызывает тревоги. Он просто не терпел трусов. Трусость Карпова, который даже не поинтересовался состоянием сбитой им женщины и поспешил удрать с места происшествия, казалась ему патологической.

Нет, не ради Ружены пришел он сюда, в отделение ГАИ. Его сейчас интересовало другое, и он начал спрашивать шофера: «Кого вы знаете в этом районе? А на хуторе Вербивка? Вы никогда не останавливались возле ларька Ганны Кульбачки? Даже не знаете такой? А с Петром Лагутой знакомы? В Черкассах часто бываете? В этом месяце ездили? А в прошлом? Вообще в этом году не были?..»

На все эти вопросы Карпов отвечал коротким «нет» или водил отрицательно головой.

— Ну, а в бога, Карпов, вы верите? — вдруг спросил подполковник.

Вопрос был таким неожиданным, его никогда не слышали в милиции, — что не только Карпов, но и лейтенант из ГАИ и майор Литвин удивленно взглянули на Коваля.

— В бога? — переспросил шофер, хлопая глазами, не зная, как ответить.

— Да, да, в бога! — повторил Коваль. — Или в черта… Продолжайте, — бросил он следователю и вышел во двор.

Карпов больше его не интересовал. Если во время тревожной ночной гонки из Черкасс и в течение всего утра он еще раздумывал, не умышленный ли это наезд на Ружену, о которой, хочешь не хочешь, все говорили как о жене подполковника, то сейчас такие подозрения исчезли. Никакого отношения этот Карпов не имел ни к Кульбачке, ни к Лагуте, ни к Савенко и всей его компании.

IV

Мария тихонько открыла дверь и медленно переступила порог. Заходила осторожно, оглядываясь, словно в чужой дом. Постепенно все тут и впрямь становилось ей чужим. Пока жили с Иваном душа в душу, дом радовал, а теперь и стены, возведенные его руками, и вещи в комнатах стали не только постылыми, но и враждебными.

Раньше тревожилась, если Иван долго не возвращался с поля, тосковала, боялась, чтобы не пошел на «дубки», просила Ганку не давать ему вина. А теперь даже радовалась, если не заставала мужа дома.