Взрыв - Страница 19

Симак высунул голову — они слушали рассказ шахтеров. Нового к тому, что уже знал Озеров, они не добавили. Мациевич постучал кулаком по крыше кабины и приказал:

— Прямо к вентиляторной!

Он выпрыгнул еще до того, как грузовик затормозил полностью. В вентиляторной было несколько человек посторонних, они возбужденно толпились у ровно и мощно гудевших машин. При появлении главного инженера они, замолчав, торопливо расступились. Мациевич быстро спросил у дежурного вентиляторщика.

— Как с вентиляторами? Распоряжения были?

— Нет, Владислав Иванович, только Семенюк интересовался, не случилось ли чего с машинами. Пока держу нормальный расход.

Мациевич поспешил в управление. Он вбежал в кабинет Озерова вместе с самим Озеровым и Симаком. В вестибюле толпились вышедшие наверх шахтеры. Начальник шахты и парторг задержались с ними. Мациевич промчался мимо, ни на кого не взглянув. Его провожали злыми глазами. Он слышал чьи-то слова из толпы: «Доигрались, волокитчики, людей загубили ни за что!» — он не обернулся на возглас. Он кинулся к внутренним телефонам. Семенюк прильнул ухом к репродуктору, чуть не влезал в него головой. Мациевич молча оттолкнул его. Семенюк отчаянно посмотрел на него и вдруг схватился за голову.

— Боже ж мой, что ж то делается? — простонал он. — Новый взрыв! От спасателей никаких звонков, мабуть, все погибли!

Он доложил о принятых им мерах, о своих предположениях. Мациевич быстро сказал Озерову:

— Мне сейчас полагается быть здесь — распоряжаться спасательными работами. Думаю, Семенюк или ты вполне меня замените. Хочу спуститься в шахту, там мое присутствие нужнее при данных обстоятельствах.

Озеров колебался, Симак настороженно переводил взгляд с одного на другого.

— Ладно, — неохотно сказал Озеров. — Заменим тебя.

Мациевич позвонил секретарю и приказал:

— Мой шахтерский костюм. Попросите у спасателей один запасной респиратор. Живо!

В кабинет поминутно приносили анализы исходящей струи, сообщали о приезде машин с горноспасателями. Уже сорок человек в полной готовности стояли у проходной, ожидали последнюю, самую крупную партию с подземного рудника. Мациевич пробегал глазами сводки анализов и торопливо переодевался. После одного из звонков Озеров негромко сказал:

— От Пинегина. Будет через десять минут.

Пинегин вошел вместе с человеком, сообщившим, что последняя машина с горноспасателями прибыла. Вслед за ним показался Волынский. Мациевич не обратил внимания на Пинегина, он поспешно натягивал на голову каску и закреплял лампочку, респиратор был уже на нем. Пинегин остановил Мациевича.

— Я знаю, каждая минута дорога, — сказал он. — Но я должен быть в курсе. Известно вам уже что-нибудь точно?

Ему ответил Озеров:

— Точно ничего не известно. Произошли два взрыва, оба где-то на средних горизонтах, метана там до этого дня не наблюдалось. В шахте остались люди, работавшие на низу. Очень возможно, что имеются местные пожары. Если они распространятся, шахта надолго выйдет из строя.

Пинегин спросил, переводя строгий взгляд с Озерова на Мациевича:

— Какие меры вы приняли для спасения людей и шахты?

На этот раз заговорил Мациевич — зло и решительно:

— Самый лучший способ спасти шахту — остановить вентиляторы. Начавшиеся пожары задохнутся без кислорода — во всяком случае, не распространятся. Люди, конечно, погибнут, зато уголь будет спасен. Случаев такого рода масса в истории угольной промышленности. Не этого ли вы хотите от нас, Иван Лукьянович?

Пинегин побледнел. Его брови сдвинулись. Он сказал негромко:

— Я спрашиваю, что вы предприняли?

— В шахту вдувается максимум воздуха, который вообще возможно получить, резко ответил Мациевич. — Я иду на риск распространения пожаров, чтобы спасти людей. Вы можете создавать любые следственные комиссии, я отвечу за каждое свое слово и поступок.

Озеров встал и подошел к Мациевичу.

— Вместе ответим, — сказал он спокойно. — Это также и мое решение.

Пинегин молчал. Он смотрел на обоих руководителей шахты, но видел больше, чем только их, — они были лишь концом ярко возникшей перед ним цепочки. Они спасают людей — возможно, никого из этих людей уже нет в живых и все их усилия заранее напрасны. Но шахта может на долгие недели выйти из строя, и это — реальность. Ее, шахту эту, создавали годами. Считанные часы требуются, чтобы ее разрушить. Через неделю последний кусок кокса будет загружен в печи — остановятся плавильные цехи, замрет электролиз, самые крупные в стране заводы перестанут выдавать продукцию. Это будет рана, серьезная рана, нанесенная всей стране, всей промышленности страны. За нее ответит он, Пинегин, его одного спросят: «Что же ты смотрел? Как ты допустил это?» Он гордился собой, своей беспорочной службой, ни один выговор не запятнал его биографию. Хуже, чем выговор — позорное снятие с работы завершит эту начавшуюся сегодня цепочку событий…

Пинегин мотнул головой, словно отбрасывая в сторону эти мысли. Решение его было твердо.

— Ответите, конечно. На то вы и руководители, — проговорил он мрачно. — А пока осуществляйте, что задумали.

Он не сдержался. Он подошел к Симаку, громко ему заметил:

— Вот уж не ожидал, чтобы так скоро исполнились твои страшные пророчества. Теперь надо признать — один ты по-настоящему понимал положение.

Симак промолчал. Воспользовавшись тем, что Пинегин повернулся к насупленному, замкнутому Волынскому, Симак быстро отошел в сторону. Он тронул за плечо уходившего Мациевича.

— Слушай, Владислав Иванович, я спущусь с тобой. Без твоего разрешения меня не пропустят.

Мациевич враждебно посмотрел на него.

— Зачем? Контролировать меня собираешься? Успеешь — будет официальное расследование.

Симак покачал головой.

— Не к чему нам теперь ссориться, не до того.

Мациевич угрюмо отвернулся.

— Ладно, поторопись переодеться. Ждать не будем.

Сводный отряд горноспасателей уже был в сборе у проходной. Мациевич сухо кивнул начальнику отряда, сделал знак, чтоб он шел рядом с ним. Уже в штольне к ним присоединился подоспевший Симак. Отряд спасателей — они тащили тяжелое снаряжение и не могли быстро двигаться — отстал от своих руководителей.

Мациевич коротко объяснил свой план спасательных работ.

— В вентиляционные печи заходить только там, где двери не в порядке. И особенно не задерживаться — за один выход отряда все равно всю систему проветривания не восстановить. В открытые штреки, уклоны и квершлаги заглядывать по два — быстренько пробежать и догнать остальных; мало вероятно, чтоб в открытых ходах сидели люди. У всякого завала останавливаемся, может, оставляем часть людей для немедленной расчистки — у нас нет гарантии, что под обломками не погребены раненые. Основная же масса, в том числе мы сами, без всякой задержки — на нижние горизонты. Рабочие оттуда не выбирались — значит, они нас ждут.

— Правильный план, — одобрил начальник отряда. — Я то же самое хотел предложить.

Мациевич покосился на Симака. Симак молчал.

Первую остановку пришлось сделать сразу за рудничным двором, в месте, где от главной штольни отходило много транспортерных штреков и квершлагов: в некоторых из них были разрушения. Проверка ближнего завала ничего не дала — свет лампочек пронизывал хаотическое переплетение бревен и досок, людей под ними не было. Зато бойцы, обследовавшие второе обрушение, наткнулись на следы человека, лампочки осветили зажатую бревнами каску. Начальник отряда скомандовал начать раскопки. Мациевич и Симак помогали молодым бойцам отбрасывать лопатами землю и камни и поднимать бревна. Внизу, под перепутавшимися балками, обнаружили Синева. Он был без чувств, но жив. Горноспасатели знали нехитрые правила оживления потерявших сознание, три человека энергично возились с Синевым. Начальник отряда заметил Мациевичу:

— Может, пойдем, Владислав Иванович, пока они тут приводят его в чувство? Люди ведь там ждут нас.

Мациевич угрюмо всматривался в лицо начавшего уже дышать и шевелить руками Синева; теперь оно из черного стадо бледным, его обтерли ватой со спиртом.