Взрыв - Страница 105
Я понял, что без А. Ф. мне не обойтись. Я пришел на работу за пятнадцать минут до начала и ровно через пять минут явился А. Ф.
Кстати — одна из его черт, вызывавших во мне особое раздражение. Это надо же — за два года совместной работы А. Ф. ни разу не опоздал! Мало того, он приходил ровно без десяти девять! Поначалу наша молодая братия играла в «тотошку» на минуты отклонения А. Ф. от нормы. Безрезультатно! Он был точен, как морской хронометр. Теперь-то я знаю, что он все понял с первого же раза, застав поутру четыре особи мужеского и две женского полу в отделе, делавших вид, что раскладывают на столе бумаги, и мгновенно вцепившихся взглядами в электрочасы на стенке. Минутная стрелка дернулась — было ровно без десяти девять. Старожилы отдела подсмеивались над нами. Мы не унимались. Но когда перешли на секунды, наш «тотализатор» лопнул. Секундные стрелки часов каждого участника не совпадали. И мы плюнули на эту затею.
Короче, А. Ф. пришел вовремя, вежливо поздоровался, и я, внешне абсолютно спокойный, подсунул ему листки со своими набросками. Все во мне дрожало от нетерпения. Первый суд! Пусть даже суд А. Ф., но первый!
И вот тут А. Ф. впервые меня ошарашил. Он внимательно просмотрел мои каракули, поставил несколько непонятных значков, замурлыкал какую-то допотопную мелодию, потом хмыкнул.
— Интересно, — сказал он. — Очень интересно. Схожую идею разрабатывает лаборатория Осмонда.
— К-кого!? — переспросил я.
— Лаборатория профессора Осмонда. Есть такой американец — Донни Осмонд, тоже нашего клана, или, как они говорят, «сайентифик коммьюнити». Я вам дам последние материалы. У нас они еще не публиковались. Очень схожая идея. Вы просто не успели еще ознакомиться.
— Значит, схожая? — язык у меня заплетался.
— Очень, очень! Но ведь это же здорово! Вы сами, понимаете, сами пришли к этому! И, судя по предварительным наметкам, оригинальным, хоть и несколько громоздким путем. Профессор Осмонд будет весьма доволен.
— Доволен, говорите? — мне безумно хотелось всей пятерней треснуть А. Ф. по плешке. Обрадовал!
— Я в этом уверен. Вы обязательно напишите коллеге. Почему вы на меня так странно смотрите, Андрюша?
Хотел я ему сказать почему, но вдруг другая мысль вытеснила все предыдущие, ошеломила меня. Что же это получается? Тихоня, бессловесный трудяга... А ведь он блестяще владеющий математическим аппаратом, находящийся в курсе новейших достижений человек! И перед его именем, как и перед моим, стоит к. т. н. — кандидат технических наук. Раньше я на это и внимания не обращал! Когда он защитился? Какая у него была тема?
— ...Как на птеродактиля живого? — донеслось до меня.
— Да, да. На птеродактиля. На живого, — забормотал я. — То есть нет! Простите, Александр Федорович.
А. Ф. расхохотался. Впервые я слышал, как он смеется, — негромко, с придыханием, смешно хлюпая носом.
— Но... но, Александр Федорович! Почему?! Вы столько знаете, умеете, опыт такой и... почему же?!
А. Ф. резко оборвал смех. Задумался. И тут я впервые разглядел его глаза — зеленые, как крыжовник, цепкие, умные и печальные. Лицо его подобралось, утратило расплывчатость черт, — мне показалось, что этого человека я вижу впервые.
— Почему я столько лет младший? — он усмехнулся. — Выходит, такая у меня профессия. Не рожается мне, Андрюша, не рожается.
— Идеи не рождаются?
— Рожается... рождается... Наверное, есть разница. Рождается, когда вспышка, озарение. Рожается, когда вынашивается, зреет.
— И у вас не...
— Угадали. Не, — сухо отрезал А. Ф. — Наверное, я старая дева. Впрочем, нет, — он вновь непонятно усмехнулся, — скорее, я брошенная нелюбимая жена.
Он встал и вышел. Я здоровался с коллегами, что-то говорил, шутил даже. Но все это будто в тумане.
Вернулся А. Ф. Такой же, как всегда, деликатный, негромкий человек. Я искоса поглядывал на него, в душе у меня щемило.
Вот тогда-то и пришла мне в голову мысль о бедном мальчике, с тоской подглядывающем за веселым праздником в чужой яркой жизни.
Начитался я журналов «Нива». Нашел на антресолях две годовые подшивки за 1901 и 1902 годы.
Веселый праздник, яркая жизнь была, конечно же, у нас — молодых, выдающих идеи фонтанами, беззаботных, остроумных и обаятельных. Обаяшки генераторы. Хорошенькое словосочетание!
Вот только золотоволосой девочки-феи не предвиделось для А. Ф. У него была милая жена и двое мальчишек-близнецов. Шустрые семиклассники.
Существовал в «Ниве» еще один вариант о бедном сиротке, заблудившемся под Новый год в лесу, о страшном Сером Волке и опять же о доброй фее.
Это уж ни в какие ворота не лезло. Для любого из нас на роль Серого Волка подошел бы наш Шеф.
Его блестящие, отточенно-острые, коварные, как стилет, спрятанные в букете тюльпанов словесные эскапады могли настичь любого и больно ранить. Любого из нас, кроме А. Ф. К нему Шеф относился с почтительностью, чуть ли ни с нежностью. Сперва я думал, что А. Ф. избавлен от подковырок Шефа из-за своего возраста, но однажды случайно подслушал такой странный разговор.
Ш е ф. Сколько можно тянуть резину, Сашка?
А. Ф. Рано.
Ш е ф. Э-э! Все гордыня твоя! Гляди, яичко-то возьмет и протухнет.
А. Ф. (почти грубо). Отстань! Говорят тебе: рано еще!
Тут приоткрытая дверь в кабинет Шефа захлопнулась, и больше я ничего не слышал. Но разговор этот долго не выходил у меня из головы.
Все в нем было загадкой!
В тот день, когда А. Ф. не появился на работе, все чувствовали себя как-то бесприютно. Не хватало нам его молчаливого присутствия.
А вот насколько все его любили и жалели, выяснилось, когда стало известно, что А. Ф. попал в больницу.
Впервые в жизни А. Ф. опаздывал на работу. По причине самой банальной — подвел будильник. Проспала вся семья.
А. Ф. поспешно оделся, выскочил из квартиры.
Ни автобус, ни метро уже не годились. А. Ф. метался в поисках такси. Но всякий знает, как обстоят дела с этим таинственным видом транспорта, когда он нужен тебе позарез. Свободных такси, естественно, не было, и А. Ф., осыпаемый проклятиями шоферов, стал бросаться наперерез любому автомобилю.
Время неумолимо шло, а останавливаться никто не желал.
Этот молоденький мотоциклист в голубом шлеме был единственным, кто пожалел А. Ф. На плечи спасителя свисала рыжая модная грива волос, очки закрывали пол-лица, за спиной топорщилась старенькая кожаная куртка, и у него было доброе сердце.
Он осадил перед растерянным, взмокшим А. Ф. свое рычащее чудовище и спросил хриплым басом:
— Камикадзе?
— Кто? — не понял А. Ф.
— Смертник-самоубийца? Куда надо?
— На Майорова, милый, в самый центр. Подвези, дорогой, на работу опаздываю, — взмолился А. Ф.
— Садитесь, — буркнул мотоциклист.
А. Ф. взгромоздился сзади, и они помчались. А надо сказать, что А. Ф. на мотоцикле ехал впервые. Как только это дьявольское сооружение набрало скорость, ветер рванул шляпу А. Ф., он вцепился в нее обеими руками и на первом же крутом повороте вылетел из седла.
А. Ф. пропорхал в воздухе некоторое расстояние, и, возможно, полет его продолжался бы дальше, не попадись по пути фонарь. А. Ф. инстинктивно выставил вперед руку с пухлым портфелем, и это спасло ему жизнь — портфель смягчил удар головой о чугунный столб. Посыпались осколки плафона... и все. Темень, небытие.
«Скорая» доставила А. Ф. в больницу максимально быстро. Мальчишка-мотоциклист проявил предельную оперативность и настойчивость.
Итак, тяжелое сотрясение мозга. Ровно три недели к больному никого не пускали. Мы звонили в справочное каждый день. Шеф пробовал прорваться к нему лично при помощи главного врача. Пустой номер, врач был непреклонен.
И только под самый Новый год разрешили наконец свидание.
Делегация из трех человек с цветами, апельсинами и прочими вкусностями отправилась в больницу.
А. Ф. встретил нас своей обычной смущенной улыбкой.
— Ну зачем это все, ребята, — тихо сказал он, и глаза его увлажнились.