Взорвать прошлое! «Попаданец» ошибается один раз - Страница 2

Следующие после освобождения несколько дней слились для меня в одну непрерывную резню: прикрывая движение колонны и одновременно добывая припасы и снаряжение, наш сводный отряд уничтожил немецкие гарнизоны в трех селах, а количество взятых к ногтю патрулей и разъездов немцев перевалило за два десятка. Особенно нам повезло в районе Любани — в нескольких километрах к юго-востоку от этого крупного села мы обнаружили пункт по сбору трофейного вооружения. Причем наткнулись на него практически случайно: группа, которой командовал Казачина, перехватила на лесной дорожке телегу, на которой два полицая и немец везли десяток мосинских винтовок. Один из полицаев весьма удачно для нас остался жив, ну и сообщил об этом складе.

На опушке небольшой рощи за проволочным забором были собраны тысячи винтовок, десятки пулеметов, сотни тысяч патронов. И все это богатство охранялось взводом тыловиков! Просто пройти мимо мы, естественно, не могли. Ваня скоренько связался с остальными радиофицированными группами, и уже через несколько часов все наши собрались в условленном месте в паре километров от объекта.

— Командир, — по-блатному хрипато обратился к Фермеру Док, — кассу надо без базара брать!

Саша хмыкнул:

— Серег, ты же с пленными бывшими общаешься, а не с зэками, и потом — из тебя интеллигентность так и прет! Не делай так больше, не позорься!

— Во-во! — поддержал Саню Казачина. — А то кто-нибудь подумает, что хулиганы «ботаника» в подворотне зажали и заставляют нехорошие слова на всю улицу кричать! — И ткнул Дока кулаком в бок.

— Дяинька! Только очки не разбейте и по почкам не бейте, а то описаюсь! — завопил Серега.

— Пошутили и хватит! — прервал словесный понос наших штатных балагуров командир. — Люк, что у тебя?

— Да все то же, что и в лагере, — службу тащат исправно, но без огонька. В основном занимаются сортировкой и описью добра. Судя по всему, основную массу вооружения в округе уже собрали — за два часа, что я наблюдал, только одна подвода приехала, да и то, похоже, с конфискатом. Как минимум половина стволов — двустволки охотничьи.

— Постов сколько?

— Постов три: один — на въезде и два по дальним от него углам. По периметру два часовых ходят. Ни вышек, ни секретов.

— Сколько голов насчитал?

— Человек двадцать пять, максимум — тридцать. Командует пожилой летеха.

— Насколько пожилой? — поинтересовался Бродяга.

— Для такого звания — конкретный перестарок. Лет под сорок бедолаге, — немного подумав, ответил Люк. — И зольдатики ему под стать. Есть сред них несколько ружмастеров — видел, как стволы в порядок приводят. Пулеметы, в основном.

Фермер задумчиво почесал нос:

— То есть у них бдят постоянно человек восемь?

— Да.

— А подходы?

— Сейчас нарисую! — И наш разведчик присел на корточки и принялся чертить щепочкой земле.

— Секунду подожди, — попросил я. — Надо Чернявского и его помощников позвать.

Поминаемый мною Чернявский был тем самым капитаном, что рулил в фильтрационном лагере. Когда сразу после моей прочувствованной речи, призывающей теперь уже бывших заключенных подняться на борьбу с супостатом, возник вопрос, а что же делать с теми немногими коллаборационистами, что остались живы после нашего налета, я, практически не задумываясь, ответил: «Расстрелять!»

— На каком основании, осмелюсь спросить? — раздался властный голос из толпы.

Я повернулся к говорившему:

— А, это вы, товарищ капитан… А что, в данной ситуации обоснование нужно? Ну… Если так… То за нарушение социалистической законности в военное время: мародерство, грабеж, предательство Родины. Резонно? — Чувствовалось, что с этим командиром еще придется пободаться.

— Да, товарищ лейтенант госбезопасности, — с непонятной интонацией ответил капитан.

— А вы не хотите представиться? — вступил в разговор Бродяга. Уж чутья нашему оперу не занимать!

— Военюрист второго ранга Чернявский. Андрей Николаевич, — ответил пленный, покосившись на эсэсовскую форму Александра. — Военный прокурор двенадцатого мехкорпуса Прибалтийского округа.

— А не далеко вы от своего округа оказались, товарищ военюрист, а? — начал традиционный «чекистский заход» Бродяга.

Чтобы пикировка не вылилась во что-то более серьезное, пришлось его прервать:

— Товарищ капитан госбезопасности, мне кажется, что обстоятельно об этом вы сможете поговорить в пути. — И я подмигнул Саше.

…В дороге мы действительно обсудили этот, как и многие другие вопросы. В том числе и самый главный: «Куда девать такую прорву людей?» (Всего же мы освободили из лагеря четыреста тридцать два человека!) В конце концов на коротком совещании решили, что для выполнения нашей задачи мы отберем три десятка человек, а остальным, остающимся под командованием прокурора, поможем прорваться в Полесье. Благо оно было «рядом — дорогу перейти», как невесело пошутил Фермер, разглядывая карту. Собственно, для того мы сейчас и мучаемся, чтобы была не банда полуголодных безоружных людей, а отряд, способный постоять за себя.

— Точно! Пусть примут участие в нашем веселье! — поддержал меня Фермер.

План был прост, как мычание, — войти на склад через ворота, оставив блокирующие группы на подъездной дороге, перебить охрану и захватить столько оружия и боеприпасов, сколько сможем увезти. Остальное по возможности уничтожить.

Тотена, как человека, продемонстрировавшего талант пулеметчика, командир оставил в засаде, так что на этот раз мне придется демонстрировать свои лингвистические таланты в одиночку.

Вот наш «блиц», нещадно пыля, подкатил к шлагбауму. Часовой, сонный на вид дядька лет тридцати пяти с «черным» знаком «За ранение» на груди, бросил быстрый взгляд на номера машины и, поправив винтовку на плече, направился к моей двери.

«Так мне „работать“ будет не очень удобно!» — и я, распахнув дверь, спрыгиваю с подножки. В руках у меня красивая кожаная папка — наследие покойного интенданта Зоера, а на плечах — погоны пехотного фельдфебеля.

— Ein moment, kamerad! Der Weg war lang und schwer. — И делаю вид, что собираюсь «отлить» на обочину.

Немец тактично отворачивается, а второй, тот, что поднимает шлагбаум, скрыт от нас кабиной грузовика. Вытаскиваю нож, спрятанный в папке. Ну, не совсем спрятанный — клинок был вставлен в нее, словно закладка в книгу, а рукоять все время была у меня в руке. Такое можно и с обычной книгой проделать, надо только приноровиться. Папка летит на землю, а я, зажав левой рукой рот часового, бью его ножом в шею. Кажется, что последний выдох немца обжигает мне руку. «Спокойнее, Тоха, спокойнее!» — успокаиваю я сам себя, опустив труп на землю и вытирая клинок о штанину покойного. Быстрый взгляд на Бродягу, сидящего в кабине, — тот слегка кивает, это значит, что второй часовой ничего не заметил, а вокруг все спокойно. Перехватываю нож и, выйдя из-за машины, отправляю его в короткий полет к горлу второго «привратника».

«Так, теперь поднять шлагбаум и приготовиться „шуметь“. Нам нужно, чтобы часть немцев отвлеклась на нас, тогда ребята смогут быстрым броском преодолеть сто метров, отделяющие забор склада от опушки леса…»

Рыкнул мотор «Опеля», и он медленно вкатился на охраняемую территорию.

— Тоха, держи! — Шура-Два уже стоит на подножке. В правой «парабеллум», а в левой — мой «ППД».

Иээх! Понеслась душа в рай! — бегом догнав ползущую на первой передаче машину, забираю свой автомат и смещаюсь влево, за аккуратный штабель «мосинок».

«Это сколько же их тут! — появляется несколько неуместная в данной ситуации мысль — штабель высотой мне до плеча и в длину — метра четыре. И таких только в пределах моей видимости — три. — На дивизию хватит, если что». Выуживаю из-за воротника мундира проводок гарнитуры:

— Арт в канале. Мы вошли, начинаем работать.

— Понял тебя, Арт. Прикрываем, — ответил Фермер.

«Блиц», управляемый уверенной рукой Бродяги, забирает вправо, обрушив пирамиду каких-то ящиков, каких именно, я не разобрал, но не патронных «цинков» и не винтовочных укупорок — это точно. Миниатюрная автокатастрофа сопровождается взрывом отборной немецкой брани — сотрудники склада выражают свое отношение к криворукому, как они считают, водителю.