Взломщики — народ без претензий - Страница 27

— Эта женщина, которая наняла вас, — значит, она знала, что Берни — взломщик? — спросила Элли.

— Да, знала.

— И знала, где Берни живет и как выглядит, да?

— Она его мне показала.

— Откуда же она его знает?

— Никакого секрета не прячу, хоть обыщите.

Подручный Рэя Киршмана, Лорен, кинулся бы рыскать у Весли по карманам. Я же ограничился вопросом:

— Кто эта женщина, имя?

— Я не имею права ее впутывать.

— Ясно, что не имеешь.

— Для этого она и наняла меня.

— Постойте, постойте, черт побери! — вспыхнула Элли. — А разве Берни не имеет права знать, кто втянул его в эту жуткую историю? Разве не его разыскивают за убийство, которое он не совершал? Не он рискует, когда выходит на улицу? Не он вынужден устраивать маскарад?..

— Волосы! — обрадовался Весли. — То-то я смотрю, что-то не то. Волосы выкрасил?

— Нет, это парик.

— Парик? На редкость натурально смотрится.

— Черт побери! — снова вмешалась Элли. — Она, видите ли, не хочет, чтобы ее впутывали. Как у вас только язык поворачивается говорить нам такое!

— Но она действительно не хочет.

— Мало ли что! Вы просто обязаны сказать, кто она, иначе...

— Иначе — что? — спросил он.

«Резонный вопрос», — подумал я. Элли нахмурилась и обернулась ко мне, ища поддержки. Но мне уже удалось поймать ускользающие мысли, и вот — щелчок, и запертый до этого замок в мозгу наконец поддался и начал медленно поворачиваться. Брил не знал, кто я, он даже не подозревал о моем существовании. Он — актер, игравший преимущественно людей дна, поэтому женщина, о которой он говорит, остановила свой выбор на нем и поручила ему заарканить меня. Сама она была далека от уголовного мира и не знала лично ни одного вора-взломщика, если не считать Бернарда Роденбарра. Зато меня она знала хорошо. Знала, где живу, как выгляжу и чем занимаюсь, чтобы не умереть с голоду.

— Минуточку... — произнес я.

— Неужели на этом все и кончится, Берни?

— Погоди минутку...

— Этого нельзя допустить, нельзя! Мы его выследили, он в наших руках и обязан... как это говорят, — расколоться. Разве я не права?

Я закрыл глаза и сказал:

— Не тарахти, будь добра.

Последнее усилие, последний поворот, и замок в мозгу мягко и плавно раскрылся, как раскрывается бутон цветка, как раскрывается отдающаяся женщина. Я раскрыл глаза и широко улыбнулся, потом обернулся к Весли Брилу и тоже одарил его сиянием своей улыбки.

— Ничего мне от него больше не нужно, — сказал я Элли. — Хватит и того, что он уже сказал. Что все началось с женщины. С женщины, которая понятия не имеет об уголовниках, зато знает, что парень по имени Берни Роденбарр живет воровством. Поэтому я ее и вычислил.

— И кто же это?

— Она на прежнем месте живет, Вес? На Парк-авеню? Не помню на память адрес, но могу начертить план ее квартиры. Они почему-то здорово запоминаются — места, где тебя арестовывали.

Бедному Брилу стало жарко. Капельки пота выступили у него на лбу, и он стирал их, но не ладонью, а вытянутым указательным пальцем. Жест показался мне знакомым. Должно быть, я много раз видел это в кино.

— Ее зовут миссис Картер Сандоваль! — возгласил я торжествующим тоном. — Элли, я, по-моему, тебе рассказывал о Сандовалях. Ну, конечно, рассказывал. У ее мужа была громадная коллекция монет, которой я заинтересовался. У него также был громадный револьвер, и звонок у них не работал, и оба были дома, когда я пришел их навестить. Точно, рассказывал.

— Да, рассказывал.

— Я так и думал. — Я снова улыбнулся Брилу и продолжал: — У нее еще муж создал ГРОП и руководит им. Странное созвучие, не находишь? Расшифровывается, однако, проще простого: «Граждане, озабоченные преступностью». Так вот, ГРОП — это кучка высоколобых зануд, сующих нос куда не надо. То им увеличь количество участковых, то проведи расследование случаев коррупции в политических и правоохранительных сферах. Этот сукин сын наставил на меня свою пушку, ну я и попробовал откупиться. Куда там! Нашел кому сунуть отступные! Он даже хотел возбудить против меня дело за попытку дать взятку. Но он, слава Богу, не судейский крючок, да и статьи такой нет — о попытке подкупа частного лица. Хотя, может, и есть, если хорошенько разобраться. У нас на что угодно найдется статья, верно? О том, что он ГРОПом руководит, я не знал. Зато мне было доподлинно известно, что он провернул на Уолл-стрите страшно выгодное дельце и, очевидно, решил, что старинные монеты — хорошее средство против инфляции. Он еще не расстался со своей коллекцией, Вес?

Брил тупо смотрел на меня.

— Да, я этих Сандовалей хорошо помню, — продолжал я, наслаждаясь его растерянностью. — И они, наверное, меня не забыли. Само собой, мы виделись, когда меня загребли, но они еще притащились, когда меня к судье вызвали. Им вовсе не обязательно было приходить. Я ходатайство протолкнул о смягчении обвинения, и оно стоило известных усилий, не скрою. Очень ему это не понравилось. Хорошо, кто-то вовремя шепнул ему, что если ради каждого жулика созывать суд присяжных, тогда прощай правосудие... Сандоваль, думаю, и сам сообразил, что уж лучше так, чем никак, все меньше уголовников будет на воле разгуливать. Вот они и притащились, чтобы посмотреть, как я признаю себя виновным и как меня отправят на фабрику номерных знаков. Кроме того, присутствовать на торжестве справедливости — это ведь замечательная реклама для его ГРОПа, да и личное удовлетворение получаешь. Как-никак он очень дорожил своими монетами. А мысль, что кто-то может нарушить святость его домашнего очага, вообще приводила его в неистовство.

— Берни...

— Она моложе его. Тогда ей лет сорок было, теперь, значит, сорок пять. Красивая женщина, ничего не скажешь, хотя подбородок выпячивала, чтобы придать себе решительный вид, не знаю зачем. Она не перекрасила волосы, Вес?

— Я не говорил тебе, как ее зовут.

— Не говорил, а жаль. Ее имя вертится у меня на языке — Карла? Нет. И не Марла...

— Дарла!..

Что-то заставило меня внимательно посмотреть на Элли. Она вся подалась вперед и о чем-то сосредоточенно думала.

— Точно, Дарла Сандоваль, — сказал я. — Тебе что-нибудь говорит это имя, Элли?

— Нет, ничего не говорит. По-моему, ты мне его раньше никогда не называл. А что?

— Просто так. Вес, почему бы тебе не позвонить Дарле?

— Мы условились, что она сама звонит мне.

— И все-таки позвони. Спроси, нужна ли ей шкатулка.

— Но у тебя же ее нет! — Он посмотрел на меня как всегда искоса. — Или есть? Ты меня совсем с толку сбил. Так у тебя она или нет?

— Нет.

— Я так и думал. Ты не верил, что шкатулка вообще существует. Значит, она осталась в квартире Флэксфорда. Ты ее хоть видел?

— Нет, не видел.

— А в столе смотрел? Там такое старинное бюро стоит. С поднимающейся столешницей?

— Бюро-то стоит, и я его как следует обшарил. Но никакой синей шкатулки не нашел.

— Вот дерьмо! — снова выругался Весли и не подумал на этот раз извиниться перед Элли. Мне показалось, что она даже не слушала его. Наверное, что-то другое занимало ее мысли. — Все понятно, шкатулка у них, — сказал он.

— У кого — у них?

— У тех, кто прикончил Флэксфорда. Ты никого не убивал и не уносил шкатулки. Значит, и первое, и второе сделал кто-то еще. И сделано это еще до того, как ты забрался в квартиру. Вот и вся история.

— Позвони Дарле.

— Какой смысл?

— Я знаю, где шкатулка, — спокойно ответил я. — Звони.

Волосы она не перекрасила, то есть осталась блондинкой, и вообще я не заметил, чтобы она сильно изменилась. Она была такая же стройная и элегантная; в движениях ее сквозила та же уверенность в себе; лицо выражало волю. Как и было условлено по телефону, мы с Весом прибыли в квартиру одного хорошего старинного дома в нескольких кварталах от того места, где меня арестовали несколько лет назад. Она открыла нам дверь, поздоровалась со мной, а Весли заметила, что его присутствие не обязательно.