Взломщики — народ без претензий - Страница 11

Она принесла кофе — на удивление много кофе, — стала его заваривать. Она хлопотала, и мы болтали о том о сем. Пока ее не было, я отрабатывал варианты вранья о себе, и когда она сказала, что ее зовут Рут Хайтауэр, я тут же сообщил, что я — Роджер Амитидж. С того момента мы стали называть друг друга только по имени и безбожно тыкать. Я начал травить насчет того, что в аэропорту потерял мой багаж, предупредив тем самым ее возможный вопрос, где мои пожитки. Она сказала, что с авиакомпаниями вечно так, и мы оба согласились: если уж современная цивилизация забросила человека на Луну, то, наверное, она способна проследить за парой его чемоданов. Придвинув стулья к столу, мы сели напротив друг друга и принялись за кофе. Мы пили из разномастных чашек с отбитыми краями, но кофе был замечательный.

Мы говорили, говорили, говорили... Я окончательно вошел в роль и чувствовал себя как рыба в воде. Видно, сказывалось влияние обстановки, и сама квартира побуждала меня разговориться. Рут сказала, что домовладелец любит актеров. Наверное, весь дом просто кишмя кишит актерами, и, может быть, даже в стенах и перекрытиях таится дух лицедейства.

Словом, я был настоящий Роджер Амитидж, только что приехавший в город, а она — леди, которую он встретил при весьма пикантных обстоятельствах... Я уже пытался прикинуть, как бы мне между прочим спросить ее, хорошо ли она знает Рода и какое место он занимает в ее жизни... И ах, простите, мадам... Впрочем, какое это имеет значение? Как только она уйдет, мне тоже придется сматывать удочки. Девчонка она неглупая, быстро догадается, кто я такой. Когда это произойдет, мне лучше быть подальше отсюда.

Рут тем временем говорила:

— Знаешь, я на цыпочках ходила, чтобы только не разбудить тебя. Вообще-то мне надо было сразу уйти, но я как-то не подумала, что ты тоже можешь поливать цветы. И, знаешь, я рада, что не ушла. Мне так интересно с тобой!..

— Мне тоже, Рут.

— Обычно я такая скованная с чужими, особенно с мужчинами, а с тобой легко.

— Никогда не поверю, чтобы ты стушевалась перед кем бы то ни было.

— Ты такие милые вещи говоришь... — Ее глаза — я уже заметил, что ее глаза меняют цвет в зависимости от настроения и от того, как падает на них свет, — так вот, ее глаза робко глядели на меня из-под приопущенных ресниц. — Сегодня такой хороший день, правда?

— Замечательный!

— На улице немного ветрено, но небо чистое. Я хотела купить еще какую-нибудь булочку, но не знаю, что ты любишь на завтрак. Один кофе или...

— Один кофе. И ты купила отличный.

— Еще чашечку? Я сейчас налью.

— Спасибо.

— Ты как предпочитаешь, чтобы тебя звали — Бернард или Берни?

— Как угодно.

— Я буду звать тебя Берни, хорошо?

— Чаще всего меня так и зовут, — сказал я. — Господи Иисусе!..

— Все в порядке, Берни.

— Царь наш небесный...

— Все в порядке. — В уголках ее рта играла улыбка. Она перегнулась через стол и положила мягкую ладошку мне на руку. — Тебе не о чем беспокоиться.

— Совсем не о чем?

— Совсем. Я знаю: ты никого не убивал. У меня чутье на людей. Если бы я не была уверена, что ты не виноват, я не стала бы ронять цветок и вообще...

— Ты его сама уронила?

— Угу, только подставку. Ящик я в руки взяла, чтобы не сломать растение, а подставку ногой об стену — трах!

— Значит, ты с самого начала все знала?

— А как же! Твое имя во всех газетах. А на водительских правах и других документах в твоем бумажнике — тоже. Пока ты спал, я все твои карманы обшарила. Ну и здоров же ты дрыхнуть! Я таких сонь мало встречала.

— А не сонь — много? — Невероятно, но эта негодница покраснела.

— Нет, не так уж много... Ты меня сбил. На чем я остановилась?

— На моих карманах.

— Ну да. Я сразу тебя узнала. В утренней «Таймс» твое фото. Ты там не очень-то на себя похож. Они что, в самом деле стригут человека наголо, когда в тюрьму сажают?

— В самом деле. С тех пор, как Самсон разрушил храм. Не хотят рисковать.

— Но это же варварство!.. Так вот, как только я увидела тебя, сразу поняла, что это не ты убил Флэксфорда. Никакой ты не убийца. — Она нахмурилась. — Но ты, кажется, настоящий вор-взломщик, верно?

— Похоже, что так.

— Да, похоже. И ты действительно знаком с Родом?

— Не очень хорошо. Несколько раз вместе играли в покер.

— Но он не знает, чем ты занимаешься, правда? И как он дал тебе ключи?.. Ох, я совсем отупела! Тебе ведь ключи ни к чему. У тебя свои «ключи», видела я их у тебя в карманах. «Ключи» и другие принадлежности. Интересные инструменты, ими, наверное, все можно сделать. Послушай, разве для того, чтобы открыть дверь, не нужна эта... как ее... фомка?

— Нужна. Тому, кто грязно работает.

— Но ты, конечно, работаешь чисто, это сразу видно. Знаешь, во взломе есть что-то сексуальное — тебе не кажется? И как ты вообще начал этим заниматься? Хотя такой вопрос чаще мужчины задаю женщине. Господи, нам еще о стольком надо поговорить! Убеждена, что это будет поинтереснее, чем байка о Роджере Амитидже и поставке продуктов. Спорим, ты и в Южной Дакоте-то не был. Я права? Впрочем, должна сказать: лапшу на уши ты умеешь вешать. Еще кофейку, Берни?

— Давай неси, — вздохнул я.

К шести часам двадцати четырем минутам вечера телевизионщики Седьмого канала закончили рассказ о том, что в пяти прилегающих к Нью-Йорку штатах объявлен розыск Бернарда Роденбарра, обыкновенного вора-взломщика, выдававшего себя за джентльмена, а оказавшегося кровожадным киллером. Я положил куриную ножку на тарелку, встал и выключил «панасоник». Рут сидела на полу, скрестив ноги, и, не притрагиваясь к своей куриной ножке, громко возмущалась коварством Рэя Киршмана.

— До чего обнаглели люди! Выманить у человека с таким трудом заработанную тысячу и после этого говорить о нем гадости!

По словам Рэя выходило, что я хотел напасть на него с Лореном, притаившись в темном углу, и только благодаря их отваге и упорству ему удалось опознать меня во время этой заварушки.

— Я давно чувствовал, что Роденбарр способен на насильственные действия, — говорил он журналистам, и мне казалось, что его негодующий взгляд пронзает меня насквозь, а не рассчитан на телекамеры.

— Еще бы! — сказал я. — Я же его перед подчиненными на посмешище выставил.

— Как, по-твоему, он верит в то, что говорит?

— Что я убил Флэксфорда? Конечно, верит. Мы с тобой единственные люди на Земле, которые знают, что это не так.

— И еще настоящий убийца.

— Да, и настоящий убийца, — продолжал я. — Но он вряд ли захочет выступить свидетелем. Если я начну оправдываться, мне никто не поверит. Да и ты почти ничего не докажешь. В сущности, даже я не знаю, почему ты мне поверила.

— У тебя лицо честного человека.

— Может быть, — для вора-взломщика.

— Я людей насквозь вижу.

— Я так и понял.

— Что касается Дж. Фрэнсиса Флэксфорда...

— Да почиет он в мире!

— Аминь! Знаешь, я почему-то не доверяю людям, которые вместо своего имени ставят инициалы. Мне кажется, что они ведут двойную жизнь. Для себя они — одно, для других — другое. В этом есть что-то нехорошее.

— Ну, это ты хватила.

— Ты так думаешь? Не знаю, не знаю... Обратимся к криминальной хронике: Г. Гордон Лидди, Э. Говард Хант...

— А-а, братья-грабители!

— А у тебя есть второе имя, Берни?

— Граймс, — кивнул я. — Девичья фамилия матери.

— Ты бы стал называть себя Б. Граймс Роденбарр?

— Никогда так себя не называл. И не назову. Но если б и назвал, то это не означает, что я хочу что-то скрыть. Это означало бы, что у меня просто крыша поехала. Но, с другой стороны, многие просто не в восторге от своего основного имени, зато нравится второе, вот они и...

— Нет, гораздо честнее просто отказаться от второго имени. Так нет, они прикрывают его спереди хитроумным инициалом. И не спорь, пожалуйста. Мне нравится моя теория. — Рут показала мне язык. — Ни в жизнь не доверилась бы Дж. Фрэнсису Флэксфорду!