Взгляни на небо - Страница 6

— Из города Дзинтари, это под Ригой, — спокойно подсказал Виталий.

— Вот-вот! Из города Дзинтари. Будет учиться вместе с вами.

Русый чуб волнами спадал новенькому на лоб, глаза были серые, цепкие, спокойные. Был он выше всех в классе и, пожалуй, старше всех. Красивый мальчишка был Виталий Родин.

— Какой-то он нахальный, — фыркнула Ленка Бородулина, — даже не смутился!

— Тебя, что ли, смущаться? — прошептал Володька.

— Влюби-и-илась! — пропел Таир.

— Дурак! Дурак! — зашипела Ленка и так заалелась — вот-вот заплачет.

— Садись, Виталий, — сказал директор. — Ребята у нас хорошие, класс дружный. Я пошел.

— Благодарю вас. — Виталий сдержанно кивнул и пошел на свободное место рядом с Ленкой Бородулиной.

Та оцепенела от неожиданности, напряглась как деревянная и уставилась выпученными глазами в какую-то точку на доске.

— Вы позволите? — спросил Виталий.

Класс прямо-таки ахнул, а Ленка чуть со стула не упала.

— Д-да! Я вам позволяю, — пролепетала она.

И тут Таир не выдержал и захохотал. Не приняты были в шестом «а» такие китайские церемонии.

— Слышь, ты, Виталий, — заорал Таир, — не приняты у нас тут такие китайские церемонии!

Виталий Родин спокойно поглядел на него. Глаза у него были холодные, рысьи какие-то глаза. Класс ждал. И вдруг Родин улыбнулся. И стал еще красивее.

— Не принято — не надо. А я думал, принято. Но раз не принято, так чего ж. Меня, ты слышал, Витькой зовут. А тебя?

— Таир, — ответил растерявшийся под лучами столь добродушной улыбки Таир, — а его Володькой, — добавил он и ткнул в Володьку, — а ее, твою соседку, — Ленкой.

Родин церемонно поклонился Ленке:

— Виталий.

Ленка кивнула и еще более покраснела, хотя, казалось, больше уж некуда.

— Значит, для мальчишек ты Витька, а для девчонок — Вита-а-алий? — спросил кто-то.

— Хоть горшком назовите, только не ставьте в печку, — засмеялся Родин.

И всем в классе стало ясно, что парень он хороший.

А девчонки на переменках сбивались в табунки и шептались, шептались. Было решено, что он еще и «интересный». Ленке Бородулиной явно завидовали.

Виталий Родин, он же Витька, как-то сразу сдружился с Таиром и Володькой. Не то чтобы сдружился — какая уж тут дружба за такое короткое время! — просто он общался с ними гораздо больше, чем с другими ребятами класса. Витька сказал, что семья его переехала на юг из-за матери: у нее слабые легкие и климат Прибалтики ей вредил. Отец устроился инженером на местную консервную фабрику.

Как-то так получилось, что Виталия Родина никто не стал звать ни Виталием, ни Витькой. Его окрестили по фамилии — Родькой, и он против нового имени не возражал, оно ему даже нравилось.

Первым нашумевшим в школе деянием Родьки была знаменитая история с веревкой.

Шестой «а» располагался на четвертом этаже. Седьмые и восьмые классы — на пятом.

Шумела, бурлила большая перемена. Дежурные выгоняли из класса. Народ, естественно, упирался. И тут вдруг заметили в распахнутом окне свисающую сверху веревку.

Первым подбежал Таир, потянул — не поддается. Володька и другие пришли на помощь, тоже потянули. Веревка сердито, как живая, дергалась, сопротивлялась и поддаваться ни за что не желала.

Ну тут, конечно, набежало полкласса. Очень стало весело.

На крыше, у самой трубы сидел кровельщик. До полудня он чинил крышу и теперь сидел у трубы и ел в свой законный обеденный перерыв котлеты с помидорами. А страховочная веревка у пояса отвязалась от трубы и свесилась через край крыши.

После первого же рывка кровельщик судорожно вцепился в трубу. От неожиданности и изумления он даже не успел вынуть изо рта котлету. Рывки становились все сильнее. Кровельщик изо всех сих обнимал спасительную трубу, возмущенно мычал сквозь котлету. Наконец он догадался выплюнуть котлету и заорал во весь голос.

Но было уже поздно.

Рванули так, что руки его разжались и он покатился вниз, туда, где крыша обрывалась в страшную пятиэтажную бездну.

Когда веревка резко и неожиданно подалась, полкласса повалилось на пол. И тут же все услышали дикий крик.

Все вскочили, облепили окна, запрокинули головы, к ужасу своему увидели над собой, на краю крыши, висящего человека. Злополучная веревка была привязана к его поясу.

Во дворе уже собирались люди, что-то кричали, показывали на человека.

Весь класс бросился вниз. Потом никто не мог понять — почему. Очевидно, просто с перепугу. Всех охватила паника.

Они бегали по двору, девчонки причитали, ахали, мальчишки кричали, что надо скорее вызвать пожарных, скорее растянуть внизу брезент, чтобы поймать человека, когда он упадет.

Но пожарные не могут приехать мгновенно, а брезента под руками не было.

Кровельщик держался из последних сил. Он висел на локтях, вцепившись в ненадежный водосточный желоб, судорожно скреб сапогами о стенки, пытался подтянуться. Но подтянуться ему не удавалось. Силы оставляли его.

Весь класс побежал вниз, во двор, но один человек вниз не побежал.

Родька метнулся вверх по лестнице, взлетел к чердачной двери и увидел, что петли для висячего замка закручены толстой медной проволокой.

Обдирая в кровь руки (откуда только силы взялись!), он стал разгибать проволоку. Ему показалось, что прошло очень много времени, пока распахнулась дверь на чердак. На самом деле он возился минут пять. Но тут дело решали даже не минуты — секунды. Кровельщик обессилевал.

Когда Родька осторожно, на животе подполз к нему, то увидел измученные глаза, полные страха и тоски.

— Сейчас, дяденька! Сейчас, — забормотал Родька. — Подержитесь еще маленько, я сейчас.

Он осторожно свесился через край крыши, поймал мотающуюся на ветру веревку, быстро на четвереньках добрался до трубы и трижды обежал ее, обмотал веревкой.

И в тот же миг кровельщик сорвался.

Сдавленно ахнула толпа во дворе, инстинктивно отпрянула назад.

Кровельщик, висел, медленно раскачиваясь. Тело его было будто тряпочное.

Родька сидел у трубы, не выпуская из рук веревки. Он всхлипывал. От пережитого напряжения и страха зубы его стучали.

Потом с воем влетела во двор пожарная машина, мгновенно выпустила из себя серебристую лестницу, и ловкий пожарный взлетел по ней, как матрос парусного флота по вантам.

Пожарный бережно подхватил обмякшее тело кровельщика, поставил его на лестницу, помог спуститься вниз.

Кровельщик был белый с прозеленью, говорить он не мог, только часто-часто втягивал в себя воздух сквозь намертво стиснутые зубы.

Родька стал героем дня.

Директор Георгий Саидович жал ему руку, как взрослому человеку, поздравлял и говорил, что гордится им.

Мальчишки гулко хлопали по спине и плечам, малыши клубились вокруг него тучей. Девчонки ласково улыбались.

Родька делал вид, что он очень скромный, смущенно опускал голову, а сам незаметно подмигивал Володьке и Таиру озорным и отчаянным глазом.

— Эх мы! Лопухи! — говорил Володька.

— Хуже! — возражал Таир. — Как глупые ишаки! Как бараны в стаде! Все вниз — и мы вниз! Тьфу!

— А Родька-то, а?!

— Сила! — подтверждал Таир. — Реакция, как у барса. И они безоговорочно признали Родьку вожаком…

Все случившееся затем на пляже, вся та история, которая имела столь печальный конец, ни капли не убавила восхищения Родькиной ловкостью. Так, задумались мимолетно, возникло нелепое сомнение и тут же пропало.

А дело было так. В воскресенье с самого раннего утра они пошли на пляж. Разливался знойным маревом конец октября, солнце жарко палило, а вода была как кипяченая. Казалось, на пляже собрался весь город, того и гляди, на кого-нибудь наступишь.

— Нет, это не пляж, это лежбище котиков, — сказал Родька, — у нас в Дзинтари в разгар лета и то столько народу не увидишь. Правда, и пляж у нас побольше. Он там вдоль всей Юрмалы, на много километров тянется.

— А что такое Юрмала? — спросил Володька.

— Это такой курортный район. Вдоль Рижского залива один за другим маленькие городки: Булдури и Майори, Дзинтари, Дубулты. Много. Это и есть Юрмала. Там летом хорошо — песок, дюны, сосны. Иностранцев полно. За какой-нибудь значок всегда можно жевательную резинку выменять.