Взгляни на дом свой, ангел - Страница 153

— Бедный мальчик! Бедный мальчик! Бедный мальчик! — Потом прошептала хрипло, едва слышно: — Мы должны стараться любить друг друга.

Ужасная и прекрасная фраза, последняя, конечная мудрость, какую может дать земля, вспоминается в конце и произносится слишком поздно, слишком устало. И она стоит, грозная и неизменяемая, над пыльным шумным хаосом жизни. Ни забвения, ни прощения, ни отрицания, ни объяснения, ни ненависти.

О смертная и гибнущая любовь, рожденная с этой плотью и умирающая с этим мозгом, память о тебе вечным призраком будет пребывать на земле.

А теперь в путь. Куда?

Площадь лежала в пылании лунного света. Фонтан выбрасывал не колеблемую ветром струю, вода падала в бассейн размеренными шлепками. На площади не было никого.

Когда Юджин вошел на площадь с севера по Академи-стрит, куранты на башне банка пробили четверть четвертого. Он медленно прошел мимо пожарного депо и ратуши. У гантовского угла площадь круто уходила вниз к Негритянскому кварталу, словно у нее был отогнут край.

В лунном свете Юджин увидел поблекшую фамилию отца на старом кирпиче. На каменном крыльце мастерской ангелы застыли в мраморных позах, — казалось, их заморозил лунный свет.

Прислонившись к железным перилам крыльца, над тротуаром стоял человек и курил. Обеспокоенно, немного боясь, Юджин подошел ближе. Он медленно поднялся по длинным деревянным ступенькам, внимательно вглядываясь в лицо стоящего, скрытое тенью.

— Тут кто-нибудь есть? — сказал Юджин.

Никто не ответил.

Но, поднявшись на крыльцо, он увидел, что этот человек был Бен.

Бен мгновение молча смотрел на него. Хотя Юджин и не мог разглядеть его лица, скрытого тенью полей его серой фетровой шляпы, он знал, что он хмурится.

— Бен? — сказал Юджин с сомнением, останавливаясь на верхней ступеньке. — Это ты, Бен?

— Да, — сказал Бен. Помолчав, он добавил ворчливо: — А кто, по-твоему, это мог быть, идиот?

— Я не был уверен, — робко ответил Юджин. — Мне не было видно твоего лица.

Они немного помолчали. Потом Юджин, откашлявшись из-за смущения, сказал:

— Я думал, ты умер, Бен.

— А-ах! — презрительно сказал Бен, резко вздергивая голову. — Только послушать!

Он глубоко затянулся — спиральки дыма развертывались и растворялись в лунно-ярком безмолвии.

— Нет, — негромко сказал он немного погодя. — Нет, я не умер.

Юджин прошел по крыльцу и сел на поставленную на ребро известняковую плиту постамента. Немного погодя Бен повернулся и взобрался на перила, удобно упершись в колени.

Юджин рылся в карманах, ища сигарету негнущимися дрожащими пальцами. Он не был испуган, он онемел от удивления и властной радости и боялся предать свои мысли на осмеяние. Он закурил. Вскоре он сказал с трудом, неуверенно, как извинение:

— Бен, ты — призрак?

Это не вызвало насмешки.

— Нет, — сказал Бен. — Я не призрак.

Снова наступило молчание, пока Юджин робко искал слова.

— Надеюсь, — сказал он потом с тихим надтреснутым смешком, — надеюсь, это не значит, что я сумасшедший?

— Почему бы и нет? — сказал Бен с быстрым отблеском улыбки. — Конечно, ты сумасшедший.

— Тогда, — сказал медленно Юджин, — мне все это только кажется?

— О, бога ради! — раздраженно крикнул Бен. — Откуда я знаю? Что — это?

— Я имею в виду, — сказал Юджин, — вот что: разговариваем мы с тобой или нет?

— Не спрашивай меня, — ответил Бен. — Откуда я знаю?

Громко зашелестев мрамором, с холодным вздохом усталости, ближайший к Юджину ангел переставил каменную ногу и поднял руку повыше. Тонкий стебель лилии жестко трепетал в его изящных холодных пальцах.

— Ты видел? — возбужденно воскликнул Юджин.

— Видел что? — с досадой сказал Бен.

— Эт-т-того ангела! — пробормотал Юджин, показывая на него дрожащей рукой. — Ты видел, что он пошевелился? Он поднял руку.

— Ну и что? — раздраженно спросил Бен. — Он же имеет на это право, разве нет? Знаешь ли, — добавил он со жгучим сарказмом, — по закону ангелу не возбраняется поднимать руку, если ему так хочется.

— Да, конечно, — медленно признал Юджин после краткого молчания. — Только я всегда слышал…

— А! Разве ты веришь всему, что слышишь, дурак? — яростно крикнул Бен. — Потому что, — добавил он, успокаиваясь и затягиваясь сигаретой, — ничего хорошего из этого для тебя не выйдет.

Снова наступила тишина, пока они курили. Потом Бен спросил:

— Когда ты уезжаешь, Джин?

— Завтра, — ответил Юджин.

— Ты знаешь, зачем едешь, или ты просто решил прокатиться в поезде?

— Знаю! Конечно, я знаю… зачем я еду! — сердито, недоуменно сказал Юджин. Он вдруг умолк, растерянный, образумленный. Бен продолжал хмуриться. Потом негромко и смиренно Юджин сказал:

— Да, Бен. Я не знаю, зачем я еду. Может быть, ты прав. Может быть, я просто хочу прокатиться в поезде.

— Когда ты вернешься, Джин? — спросил Бен.

— Ну… в конце года, наверное, — ответил Юджин.

— Нет, — сказал Бен.

— О чем ты, Бен? — сказал Юджин тревожно.

— Ты не вернешься, Джин, — мягко сказал Бен. — Ты это знаешь?

Наступила пауза.

— Да, — сказал Юджин. — Я знаю.

— Почему ты не вернешься? — сказал Бен.

Юджин скрюченными пальцами вцепился в ворот рубашки.

— Я хочу уехать! Слышишь? — крикнул он.

— Да, — сказал Бен. — И я хотел. Почему ты хочешь уехать?

— Здесь у меня ничего нет! — пробормотал Юджин.

— Давно ты это чувствуешь? — сказал Бен.

— Всегда, — сказал Юджин. — С тех пор как помню себя. Но я не знал об этом, пока ты… — Он замолчал.

— Пока я что? — сказал Бен.

Наступила пауза.

— Ты умер, Бен, — пробормотал Юджин. — Иначе быть не может. Я видел, как ты умирал, Бен. — Его голос стал пронзительным. — Слышишь, я видел, как ты умирал. Разве ты не помнишь? В большой спальне, наверху, которая сейчас сдана жене дантиста. Разве ты не помнишь, Бен? Коукер, Хелен, Бесси Гант, которая ходила за тобой, миссис Перт? Кислородная подушка? Я пытался держать тебя за руки, когда тебе давали кислород. — Его голос перешел в визг. — Разве ты не помнишь? Говорю тебе, ты умер, Бен.

— Дурак! — яростно сказал Бен. — Я не умер.

Наступило молчание.

— В таком случае, — очень медленно сказал Юджин, — кто же из нас двоих призрак?

Бен не ответил.

— Это площадь, Бен? И я говорю с тобой? Здесь ли я в действительности или нет? И лунный свет на площади? Это все есть?

— Откуда я знаю? — снова сказал Бен.

В мастерской Ганта раздались тяжелые шаги мраморных ног. Юджин вскочил и заглянул внутрь сквозь широкое стекло грязной витрины Жаннадо. На столе часовщика разбросанные внутренности часов мерцали тысячью крохотных точек голубоватого света. А за барьером, отделявшим владения Жаннадо, там, где лунный свет лился в склад сквозь боковое окно, расхаживали взад и вперед ангелы, как огромные заводные куклы из камня. Длинные холодные складки их одеяний гремели ломко и гулко, пухлые целомудренные груди вздымались в каменном ритме, а в лунном свете, стуча крыльями, кружили и кружили мраморные херувимы. В залитом лунным сиянием проходе с холодным блеянием неуклюже паслись каменные агнцы.

— Ты видишь это? — крикнул Юджин. — Ты видишь, Бен?

— Да, — сказал Бен. — Ну и что? Они же имеют на это право, разве нет?

— Не здесь! Не здесь! — страстно сказал Юджин. — Здесь этого нельзя! Господи, это же площадь! Вон фонтан! Вон ратуша! Вон греческая закусочная!

Куранты на башне банка пробили полчаса.

— И вон банк! — крикнул он.

— Это неважно, — сказал Бен.

— Нет, важно! — сказал Юджин.

— Я дух. Я твой отец, приговоренный скитаться по ночам…

— Но не здесь! Не здесь, Бен! — сказал Юджин.

— Где? — устало спросил Бен.

— В Вавилоне! В Фивах! В любом другом месте. Но не здесь! — с нарастающей страстностью ответил Юджин. — Есть места, где все возможно. Но не здесь, Бен!