Взгляд василиска - Страница 16

— Любезнейший, Оскар Викторович, — мягко выговаривал он Старку, — я прекрасно понимаю, и целиком и полностью разделяю ваше негодование, однако хочу заметить, что все не так плохо. Точнее все очень плохо, но, как ни странно, поведение Алексея Михайловича, привело и к положительным результатам.

— Боюсь, я вас не понимаю, — буркнул в ответ адмирал.

— Так я вам растолкую, — ничуть не обескуражено продолжал наместник, — судите сами. Японцы, напав на наш флот, повредили три лучших корабля, так?

— Так… — с тяжелым вздохом согласился тот.

— Еще два корабля блокированы в Чемульпо, так? Причем у меня на их счет весьма нехорошие предчувствия.

— Чемульпо — нейтральный порт, ваше высокопревосходительство.

— Не надо повторять мне мои же слова, к сожалению, японцы продемонстрировали нам, как они придерживаются международных норм.

— Это все так, но я не понимаю…

— Терпение, Оскар Викторович, терпение! И среди всех этих неприятностях, единственный положительный момент, если не считать прибытия «Манчжурии», это бой «Полтавы» с японским крейсером. Ах, если бы они его еще и потопили, то лучшего желать просто нельзя. Вступить в бой с превосходящими силами вероломного врага и отогнать нанеся ему потери…. Да-с! Но и так совсем неплохо.

— Но непростительное поведение великого князя…

— Ваше превосходительство, а была бы вся эта история, если бы не «непростительное поведение великого князя»? Мы-то с вами оба знаем, что нет!

— Тем не менее, я настаиваю, чтобы в Петербург доложили о возмутительных поступках!

— Позволю спросить, обо всех возмутительных поступках, или о каких-то прикажете умолчать?

— Я не понимаю…

— Да что же здесь непонятного, я спрашиваю докладывать ли о том, как ваше превосходительство крыло по матери члена августейшей фамилии? Великий князь Михаил Николаевич, полагаю, узнает о сем происшествии с любопытством. С крайним любопытством, я бы сказал!

— Но что же делать?

— Делать надо было когда «Полтава» в атаку на японца пошла. Поддержи вы ее тогда — сейчас бы героем были. Да-с! А что до молодого человека, то мы, очевидно, напрасно назначили его на броненосец. Таких даровитых офицеров надобно держать под присмотром, лучше всего в штабе.

— Увольте, ваше высокопревосходительство, он же башибузук какой-то! Да я его боюсь просто…

Алексеев с любопытством рассматривал разволновавшегося адмирала. «А мысль то недурна», подумал он, но вслух сказал другое.

— Ну, зачем же к вам? Назначим-ка его к Греве. Работы в порту много. Найдется, куда молодую энергию девать, а корабли маленькие, с ними много не напортачишь.

— Как будет угодно вашему высокопревосходительству!

Провожая взглядом фигуру выходящего адмирала, наместник в первый раз пожалел, что вместо беспокойного и инициативного Скрыдлова вытребовал в начальники эскадры послушного Старка. В мирное время он был, безусловно, удобен, но войны с таким, пожалуй, что и не выиграешь.

— Его императорское высочество великий князь Алексей Михайлович, — объявил заглянувший адъютант, — прикажите принять?

— Принять, — переспросил Алексеев, — пожалуй, что нет. Скажите великому князю, что я теперь занят и вручите предписание. Пусть послужит пока, а там поглядим, может еще и на эскадру. Надо же кому-то этого пентюха в спину толкать!

Перевод на берег хоть был и неприятен, был все же воспринят Алешей стоически. Вполне понимая, что если в Петербург доложат обо всех обстоятельствах дела, его могут и отозвать, он и не подумал возражать. Напротив, немедленно направившись в порт, он доложился адмиралу и стал ожидать распоряжений.

Сказать что адмирал Николай Романович Греве, крайне удивился подобному назначению, значит, ничего не сказать. О эксцентричности великого князя, несмотря на краткость его пребывания в Порт-Артуре, стали ходить самые дикие слухи и получить такого подчиненного, было не самым приятным сюрпризом. Тем не менее, он радушно принял молодого человека и старался быть любезным до приторности.

— Рад видеть в вашем лице, ваше императорское высочество, нового сотрудника и надеюсь на плодотворную совместную службу!

Алеша, с готовностью выразил полное согласие с новым начальником, а Греве продолжал.

— Работы в порту крайне много и весьма ответственной! Взять хотя бы разгрузку «Маньчжурии», так удачно прорвавшейся к нам. На ней множество ценнейших грузов, при том, что документы оформлены донельзя небрежно! Нет, не пугайтесь, столь ответственной работой я вас не нагружу. Вы, Алексей Михайлович, имеете сегодня время для устройства личных дел, а завтра направитесь на суда, занимающиеся минными постановками. Командиры там опытные, дело свое хорошо знают, а вам полезно будет опыта набраться.

Немного подивившемуся расстановке адмиральских приоритетов великому князю ничего не оставалось, как откозырять и отправится заниматься «личными делами». Расставание с «Полтавой» прошло на редкость душевно и волнующе. После боя с японскими крейсерами, за броненосцем закрепилась репутация «лихого корабля» и все от командира, до последнего трюмного механика прекрасно знали, кому обязаны этой славой. К тому же вежливый и деликатный, но при этом хорошо знающий свое дело Алеша, пришелся по сердцу сослуживцам. Господа офицеры вышли провожать его в полном составе и преподнесли на память фотографию броненосца в красивой рамке изготовленной местным умельцем. Матросы-артиллеристы в свою очередь, подарили недолго покомандовавшему ими лейтенанту икону с изображением покровителя моряков «Николы Мокрого». Растрогавшийся великий князь тепло попрощался со всеми и в сопровождении верного Архипыча отправился на берег.

Дома его ожидал еще один сюрприз, наконец-таки прибыл столь задержавшийся вагон-салон с остальной прислугой и личными вещами. Впрочем, великий князь не пожелал покидать понравившуюся ему квартиру и остался жить в доме снятом для него Прохором. Тем более что после приезда остальных слуг, комфорт в нем только увеличился. На слугах стоит остановиться подробнее. С Прохором и Архипычем мы уже знакомы, а кроме них в штате был еще повар Федор Михайлович, лакей Семен и двенадцатилетний сын повара, ранее бывший на побегушках, а ныне исправляющий должность кофишенка, Ванька. Надо сказать, что необходимыми для столь ответственной должности знаниями и умениями мальчишка не обладал. Однако, оставшегося после смерти матери сорванца девать было некуда и сердобольный великий князь принял его на службу и велел учить.

Впервые за много времени ужин Алексея Михайловича проходил в строгом соответствии с этикетом. Сам великий князь сидел за столом и Прохор ему прислуживал, Федор Михайлович приносил уже приготовленные блюда из кухни, а Ванька был на подхвате. Кейко была тут же и ждала, когда господин насытится, и ему можно будет подавать чай. Кофишенк поначалу ревниво воспринял подобную смену вкусов хозяином, но получив подзатыльник от отца, возмущаться более не стал.

— Как тебе живется, Кейко, тебя не обижают? — спросил у девушки Алеша.

Ответом ему были почтительный поклон и милая улыбка восточной красавицы.

— Чего изволите? — переспросил не расслышавший господина Прохор.

— Да вот, спрашиваю у нашей хозяйки, не обижаете ли вы ее.

— Что вы, Алексей Михайлович, как можно-с! — сделал строгие глаза камер-лакей, про себя подумавший: «обидишь ее как же!»

— Ну, вот и славно, — благодушно отвечал великий князь, — а что в городе, все спокойно?

— Да как же спокойно, ваше императорское… поначалу просто Содом и Гоморра творились. Люди перепугались, бегали как ошпаренные, потом как японцы стали с пушек бомбы кидать попрятались, конечно…

— Что и сюда снаряды долетали?

— Так, только сюда и долетали, в Новый город сказывают не одна бомба не прилетела, все сюда. Купцу здешнему Тифонтаю, прямо в сад угодила, да одну фанзу под Перепелиной горой разбило, вместе с китайцами там жительствующими. Ужас просто!