Взгляд со второго этажа - Страница 11

Я слушала её труднопонимаемую русскую тираду, и где-то внутри даже шевельнулась нежность к этой несколько объёмистой, но с точёными попкой и грудями темнокожей девушке. Она там рядом с моим Ванечкой каждый день, наверно… В тот же миг вместо подступающей нежности наступило чувство хрипучей ревности. Эта Виктория больше, чем наполовину, отобрала у меня Ванечку! Стервочка! Нет, полностью я тебе сына не отдам!

И в то же время я что-то ворковала ей нежненькое, гладила по густым, мелко вьющимся длинным волосам и уже приготовилась сыграть роль безутешной вдовы, как вдруг взгляд мой скользнул по лицу сына. Иван выглядел совершенно спокойным, немного усталым и явно равнодушным к происходящему.

– Я вещи наши заберу в комнату из холла, – спокойно произнёс он и уверенно пошёл к лестнице. Остановился у поворота, посмотрел на меня. – Виктория немного говорит по-русски. Пообщайтесь. Я ещё в туалет сбегаю.

Мы с девушкой так и стояли обнявшись. Виктория перестала ворковать и тоже повернула головку в сторону своего бойфренда. Мне почудилось, что и эта чужестранка была шокирована спокойствием моего сына. В прослезившихся глазах её читалось недоумение. Погиб его отец, а он не прижался к ним, не обнял успокаивающе, не всхлипнул, не треснул его голос от постигшей беды!

Я отстранилась от Виктории, взяла её за руку и повела к себе в комнату. Мы сели на мою постель.

– Это из такой болшая беда! – снова заговорила креолка. – Бат Айвон… э-э-э… силный, стронг, он несёт потерю достойно!

– Ваня, называй его Ваней, – попросила я. – Мне так привычней. Если сможешь. Хорошо? Попробуй.

Виктория на секунду задумалась и стала повторять: – Ванья, ноу, Ваннья, Ваниа, Ваня, Ваня, да? Так?

– Так, так. Ваня, – согласилась я. – При нём зови его как хочешь, ладно?

– Ладно, Олга, – согласилась Виктория. – Ванья мне говорит, Ваня, да, ты из нравится так зовут тебя – Олга.

– Зови так, согласна, но правильно – Ольга.

Имя моё никак не выходило верно у девушки: «эль» всё равно получалась жёсткой.

Постучавшись в дверь, вошёл Ванечка.

– Ну как вы, дамы, подружились? – спросил он.

– Да, сынок, всё нормально.

– Да, Ванья, всё олл райт! – добавила Виктория.

– О! Мама уже научила называть меня по-русски? Ну что? Спать? Мы ужасно устали, тяжёлый перелет, всё так быстро!.. Отца завтра привезут? – спросил Иван. – Вика говорила, что у нас хоронят на третий день. Это послезавтра?

– Да, Ванечка, похороны послезавтра. Губернатор обещал быть.

Виктория с трудом вслушивалась в наш разговор, но явно поняла слово «губернатор».

– О! Мистер Семён был болшой бизнесмен, иф зе гаверна вилл… О, простить менья! Опять инглиш. Молчу, – девушка была смущена.

– Губернатор, президент, мэр – какая разница! Тьфу! – Иван наконец проявил какие-то эмоции. – Человека нет. Ма, мы спать пойдём.

– Иван, ты из диссидент! Ю маст лав ё гавемент, – строго сказала Вика.

– Да плевал я на наше правительство! И на ваше. Я сам по себе, они сами по себе. Пойдёмте спать, я сильно устал. Спокойной ночи, точнее, уже утра. Ма! Рано нас не буди, хор?

– Ванечка, утром же папу привезут!

– Ну я высплюсь, выйду попрощаться, как положено, но дайте сейчас поспать! Мы с тобой завтра как следует поговорим.

Он подошёл ко мне, чмокнул в щёку.

– Не расстраивайся! Да, и прими мои соболезнования, – Иван выпрямился. – Честно говоря, лучше бы завтра и похороны устроили… Ладно, мы спать.

Ребята вышли из комнаты. Я сидела на своей постели несколько одуревшая. С такими разбежавшимися в разные стороны мыслями, что, казалось, их уже никогда не собрать. Вот тебе и приехал сынок! Он, кажется, и не осознал до конца, что отца его больше нет на свете. Реально заболели голова, живот, опять похолодели кисти и стопы, по спине побежали струйки пота. Началась менструация. Я пошла в ванную.

Пока я спала, не слышала, как привезли Семёна, как устанавливали в холле гроб с его телом, украшали венками лавки, на которых стоял гроб. Коты лежали с обеих сторон моей головы так, что, открыв глаза и осознав возвращение из мира Морфея в мир живых и мёртвых, первым делом я уткнулась носом в мягкую, вкусно пахнущую шёрстку одного из своих любимцев. Потихоньку голова стала забиваться предстоящими сегодня пренеприятнейшими и печальными хлопотами по встрече гостей, принятию соболезнований, игрой в безутешную вдову.

Я встала и пошла в душ. Проблем с одеждой не возникало: цвет траура и подаренный папой изумрудный гарнитур.

Меня никто не тревожил, хотя на часах было уже половина двенадцатого. Ванечка ещё, наверно, спит. Он большой любитель как следует выспаться. Даже папа, встающий ни свет ни заря, не был слышен. Я выглянула во двор, сердце ёкнуло: во дворе стояла большая чёрная машина-катафалк, суетились люди в чёрных костюмах. Среди них обнаружился папа, он ходил по двору со вчерашней гренадершей в строгом костюме, они нечто интенсивно обсуждали. К воротам подъезжали машины, выходили наши знакомые и незнакомые, проходили в дом, выходили, уезжали. Я со второго этажа наблюдала всё это как продолжение одного из жутких снов, частенько преследовавших меня всю жизнь.

Пора было спуститься вниз, но опять заболела голова, и я решила выждать ещё несколько минут. Так и стояла у окна, пока не постучали в дверь.

– Да, открыто, – грустно сказала я.

– Здравствуй, дочь! – торжественно сказал он. – Можно войти?

– Па, ну что ты, конечно, заходи.

– Оля, как ты? Надо спуститься вниз, хоть на полчаса, наши знакомые желают выразить тебе соболезнования… Положено, потерпи.

– Да я в порядке, па!.. Как он там выглядит?

– Всё нормально. Просто бледный. Пуля ведь в сердце попала, умер сразу, – папа помолчал мгновенье. – Ну, дочь, ты же готова? Пойдём вниз.

– А Ванечка проснулся? Я хочу с ним выйти.

– Проснулись, жених и невеста. Знаешь, кто у этой Вики отец?

– Понятия не имею.

– Высокий полицейский чин на Сейшельских островах. Так что девушка не из простых!

– Ладно. Где Ваня?

– Они тоже ещё у себя в комнате, собираются, я их разбудил уже.

Мы пошли к Ивану. Я постучала в дверь.

– Да, войдите! – ответил Ваня.

Мы с дедом вошли. Я поздоровалась.

– Хай, Олга! – приветствовала меня Виктория. – Мы готовы.

– Привет, ма! – Ванечка надел строгий чёрный костюм, тёмно-бордовый галстук, тёмно-синюю классическую рубаху. На ногах тоже сияли чернотой модные туфли. – Как ты?

– Нормально, сынок, – ответила я. – А ты?

– Нормально тоже, не переживай, это жизнь. И смерть.

Я молча подошла к нему и обняла. Ванечка тоже приобнял меня и поцеловал в щёку.

– Ну, пошли! – дед первый вышел из комнаты и стал спускаться вниз. Следом за ним шли под руку мы с сыном. Вдруг Виктория обогнала нас и взяла под руку папу. Он глянул на неё несколько удивлённо, но руку принял.

Гроб стоял посредине холла, между лестницей и входной дверью. Лавок не было видно, всё было заставлено цветами и создавало впечатление основательного постамента. Мы с сыном подошли с одной стороны, я пустила слезу, положила руку на холодный лоб Семёна. Буквально на несколько секунд. И убрала. Слёзы потекли из глаз вполне естественно. Я украдкой взглянула на сына. Виктория уже держала его под руку. Из глаз её текли настоящие слёзы. Ванечка молча смотрел на бледное, усатое лицо отца. Он был строг, но спокоен. Я думала, что творится сейчас у него в душе, и не могла понять, хотя раньше мне казалось, что очень тонко чувствую его настроение.

Немного закружилась голова. Подходили и отходили со словами соболезнования какие-то люди, знакомые и не очень. Я чувствовала себя совершенно спокойной, но слезам высыхать не давала. Подошли с соболезнованием и оба вчерашних офицера.

Мы простояли у гроба ещё минут пятнадцать, и я сказала:

– Спасибо всем, кто пришёл проститься с моим мужем и высказать слова соболезнования нашей семье. Спасибо! Но мы пойдём отдохнём, извините.

Толпа слегка зашумела о чём-то, мы поклонились всем и стали медленно подниматься на второй этаж. Ванечка поддерживал меня за руку.