Взгляд кролика - Страница 9

Холодный ветер часто дует несколько дней подряд, и дождливые дни следуют один за другим. Вот так же и неприятности не случаются поодиночке.

Был вторник, и в школе, где работала Котани-сэнсей, проходил педсовет. Он всегда проходил по вторникам — так уж было заведено.

После того как обсуждение поставленных на повестку дня вопросов закончилось и все уже нетерпеливо ждали заключительных слов завуча, завуч поднялся с места и произнес:

— Мурано-сэнсей предложила еще одну тему для общего обсуждения, поэтому попрошу всех ненадолго задержаться. Пожалуйста, Мурано-сэнсей.

Классная руководительница одного из третьих классов, Яско Мурано, слегка побледнев, заговорила:

— В моем классе есть мальчик, Кодзи Сэнума.

Услышав это имя, многие учителя устало поморщились. Кодзи был одним из заводских детей.

— Несколько дней назад я обратилась за советом к классным руководителям третьих классов, чтобы решить, допускать ли Кодзи к дежурству по столовой. Дело в том, что Кодзи очень нечистоплотный мальчик. Он не моет руки перед едой и после туалета. Он вообще не любит мыться и поэтому буквально покрыт слоем грязи. Я всячески пыталась на него повлиять, но мальчик безнадежен. Я также пробовала связаться с его родителями, чтобы вместе решить эту проблему, но ответа от них так и не последовало. У меня возникло ощущение, что их все это абсолютно не волнует. В то же время начали поступать жалобы со стороны других детей. Некоторые из них жаловались, что, когда Кодзи дежурит по столовой, они не могут заставить себя притронуться к еде. Я столько раз твердила детям о важности и необходимости соблюдения правил гигиены, что просто не имею права оставить их жалобы без ответа. А ведь дети могут, чего доброго, и отравиться, и ответственность ляжет на учителей. Я объяснила Кодзи, что если он не изменит своего поведения, то мне придется отстранить его от дежурства по столовой. Обо всем этом я рассказала на встрече руководителей третьих классов, и Орихаши-сэнсей назвал мой подход педагогической дискриминацией. Я работаю учителем уже двадцать пять лет. Я всегда отдавала своей работе много сил, всегда старалась работать как можно лучше и еще никогда ни от кого не слышала ничего подобного. Я не принимаю, не могу принять предъявленных мне коллегой Орихаши обвинений в дискриминации. Поэтому я решила обсудить эту проблему в рамках собрания. Мне бы очень хотелось услышать мнение всех здесь присутствующих. Как бы вы поступили на моем месте?

— Орихаши-сэнсей, вы хотите что-то добавить?

Молодой учитель поднялся с места. Он растерянно почесал в затылке, явно не зная, с чего начать.

— Нда-а… Что тут добавлять… Я ведь учителем работаю всего два года и в отличие от Мурано-сэнсей, которая столько всего знает, не могу так вот однозначно сказать, что хорошо, а что плохо…

По всему было видно, что Орихаши-сэнсей не силен в публичных выступлениях. Кончик носа у него обильно потел, и говорил он как-то через силу, но деваться было некуда.

— Я просто хотел сказать, что ни учитель, ни другие дети нисколечко не пытаются понять Кодзи, встать на его место. Наверное, я не очень хорошо объясняю, но ведь он ходит грязным вовсе не от того, что ему так нравится. И если посмотреть на это с другой стороны, так сказать, глазами Кодзи, то наверняка можно подойти к делу как-то иначе… Но я все непонятно объясняю, потому что не умею выступать. Вот.

Орихаши закончил говорить и сел. Все сочувственно засмеялись, наверное, пожалели беднягу, что он так вспотел. Слово тут же взяла Мурано-сэнсей.

— О чем вы говорите?! Я приняла жесткие меры именно потому, что я пытаюсь понять Кодзи, поставить себя на его место. Ведь если продолжать в том же духе, мальчик окончательно превратится в изгоя. И поскольку причина — в самом Кодзи, то глупо этого не замечать, слепо вставая на его сторону. Так проблему не решишь. Орихаши-сэнсей ориентируется на то, что хорошо детям. Это замечательно, но приведет лишь к тому, что дети окончательно избалуются, а этого нельзя допускать. Педагог должен быть строгим.

После этого выступили еще несколько человек. Были среди них те, кто поддержал Орихаши, но большинство все-таки предпочли согласиться с Ясно Мурано. В итоге сошлись на том, что потакать грязнуле нельзя, но надо постараться не травмировать ребенка психологически. Кто-то из учителей сказал:

— В моем классе дежурные по столовой выбираются голосованием. Я объясняю детям, что голосовать нужно за того, кто помогает друзьям; за того, кто аккуратно одевается. Таким образом я даю ученикам установку. В коллективе возникает конкуренция в хорошем смысле этого слова, и это, я думаю, очень педагогично.

Наконец дебаты утихли. И тут завуч повернулся к Котани-сэнсей:

— А как там ваш Тэцудзо Усуи?

У Котани-сэнсей оборвалось сердце. Все время пока шло обсуждение, она сидела как на иголках, опасаясь, что кто-нибудь вспомнит о Тэцудзо. И вот о нем вспомнили.

— Он, как и все другие дети в классе, дежурит по столовой, — едва слышно ответила Котани-сэнсей.

— Но ведь он разводит мух…

Котани-сэнсей показалось, что ее со всего маху усадили на битое стекло. Похоже, что уже все учителя знали про Тэцудзо и его мух.

— И при этом вы позволяете ему дежурить по столовой?! — возмущенно спросила Мурано-сэнсей и нарочито громко обратилась к школьной медсестре:

— Что вы на это скажете? Мальчик разводит дома мух, а ему позволяют дежурить по столовой.

Разумеется, медсестра ответила, что это уже слишком и что надо срочно отстранить ребенка от дежурства. Котани-сэнсей съежилась под осуждающими взглядами.

— Что за чушь, — раздался вдруг громкий голос.

Это был Адачи.

— Если вы хотите что-то сказать, поднимите руку, — раздраженно сказал завуч.

— Слушаюсь! — насмешливо произнес Адачи, высоко поднимая руку.

Завуч нехотя предоставил ему слово.

— Все, что сказал здесь наш Орихаши, верно от начала до конца. Каждое его слово. А все, что говорили остальные, — в корне неверно. Такое мое мнение. Все дети должны дежурить по столовой. Все — значит, и Кодзи. И Тэцудзо тоже. И если эти грязнульки будут сеять направо и налево микробы и бактерии, то весь класс, во главе с учителем, должен будет почесть за счастье заразиться кишечной инфекцией.

Все засмеялись.

— Давайте-ка немного посерьезней, — хмуро сказал завуч.

— Куда уж серьезней. Задумайтесь, коллеги, и честно ответьте себе на один простой вопрос: а не выходит ли так, что забота о здоровье ребенка — это всего лишь предлог для того, чтобы этого самого ребенка подавить, унизить, продемонстрировать ему свое презрение?

Тут Котани-сэнсей подняла руку.

Первые несколько секунд она стояла молча, словно подыскивая слова. Потом заговорила:

— Мне стыдно, что я, особо не задумываясь, позволила Тэцудзо дежурить по столовой. Он действительно не очень чистоплотный ребенок, и то, что я допустила его до дежурства, предварительно не взвесив все за и против, означает только одно — что я, как классный руководитель, безответственно отношусь к своей работе. И я раскаиваюсь в этом.

— Нашла в чем раскаиваться, — послышался голос Адачи.

— Несколько месяцев назад Тэцудзо раздавил на уроке лягушку. Я тогда ужасно испугалась, однако даже не попыталась понять, что заставило мальчика поступить так жестоко. Но совсем недавно я наконец поняла причину.

И Котани-сэнсей подробно рассказала, как она узнала о секрете Тэцудзо. В заключение она почти слово в слово повторила то, что сказал ей дедушка Баку.

— Ничего не поделаешь, Тэцудзо пока что меня не признает, не подпускает к себе. Но это не его вина. Если бы я с самого начала попыталась его понять, мне не было бы сейчас так обидно, что четыре или даже пять месяцев потрачены впустую. Я на своем опыте убедилась, что, как здесь уже говорили Адачи-сэнсей и Орихаши-сэнсей, нужно бережно и с пониманием относиться ребенку, стараться не ранить его чувства… К счастью, Тэцудзо всегда моет руки после туалета и перед едой, поэтому я и в дальнейшем буду допускать его до дежурства по столовой. А что касается разведения мух, то я сделаю все, чтобы убедить Тэцудзо оставить это занятие.