Взгляд изнутри (СИ) - Страница 4

– Артемис? – холодный, жестокий голос окатил меня ведром ледяной воды, и я тут же пришёл в себя, распахнув глаза и уставившись на говорившего.

Отец всегда был человеком видным, но теперь, после представления от моего воображения, он мне казался ещё мрачнее, ещё сильнее. Высокий, плечистый мужчина, подтянутый, хорошо собранный. Прямой взгляд тёмно-тёмно серых глаз, почти чёрных, из-под нахмуренных бровей. На лбу уже пролегли первые морщины, в чёрных коротко стриженых волосах проглядывает седина. Строгий костюм ему идёт, но не очень. Ровно как и имя, которое ему совсем не подходит. Рафаэль. Собственно, кому подходит данное ему имя? Ну, например, мне. Возвращаемся к конкретно моему отцу.

Моя семья, Акио, уже пару сотен лет взаимодействует с семьёй Найтгест – как, например, мой любовник, один из последних. Правда, у него там сын подрастает, которого он «сделал» ещё до знакомства со мной, а после и вовсе развёлся, а ребёнка забрал. Сейчас его сыночек обучается в какой-то частной школе за границей. Не в этом суть. Взаимоотношения между нашими семьями были не самыми хорошими, особенно после того, как мой дед немного тронулся и укокошил деда Гилберта. И как же мне неудобно после этого носить его имя. Впрочем, это так же относится к моей работе. У семьи Акио и Найтгест сходные цели и задачи, но без нашей семьи семья Найтгестов загнётся и перестанет существовать. Вот, например, мой отец, глава компании, но иногда перебирается к моему любовнику. Никогда не понимал, зачем ему это. Брат же мой, как я говорил, смотался в Ирландию к деду, где стал директором одного из филиалов. Кажется, он даже женился и у него есть пара детей.

Что я? Я работаю в компании Найтгест. Назло семье. Заместитель моего директора – Гилберта. Но это формально. Это то, что думают другие по поводу моей работы. Так же я формально делаю всю работу дома, из-за моего плохого здоровья. А оно и вправду не ахти. Но на самом деле моя настоящая работа заключается в совершенно иных вещах.

Предположим, у семьи Найтгест или Акио появились какие-то проблемы в лице некого человека. Моя работа тихо, бесшумно и без лишних следов убрать эту проблему, решить задачу, как и подобает заместителю директора. И мой отец прекрасно это знает, и я даже без очков вижу, что он боится однажды стать проблемой. Ведь он тоже не совсем глава компании. Сейчас всем заправляет мой дед. Но после него управлением компании займётся моя мать. Но, поскольку, ей откровенно плевать на семейный бизнес, она отдаст это всё мужу. Женщины. Ничего не понимают в экономике и политике. Не важно.

И вот, это существо стоит напротив меня, сверля своим холодным, но в то же время дико напуганным взглядом. И мне так и хочется схватить ручку и вонзить ему в глаз и ещё раз, и ещё, под звук тиканья этих проклятых часов, который вызывает у меня дрожь. Убираю руки с плеч и улыбаюсь отцу:

– Привет-привет.

н морщится, слыша от меня такое вульгарное приветствие. А мне нравится его злить, я хочу, чтобы он был в бешенстве, чтобы и его раздражал этот навязчивый стрёкот стрелок.

– Выглядишь неважно, – пытается заботливо сказать он, но звучит это так, словно бы он пытается меня обидеть.

Да, в самом деле. Чем дальше, тем больше похожу на призрака. Озлобленного на всех и вся, часто дрожащего от непонятно чего, агрессивного и усталого. Я не могу выспаться даже за двенадцать часов. Каково было удивление Гилберта, когда он меня нашёл спящим в десять часов вечера?! В общем, вид у меня был тот ещё. Ну и ладно, нам же не привыкать.

– Ты тоже не первой свежести, – бурчу в ответ, покручивая в руках ручку-паркер и думаю, как бы её так эффектнее засадить, чтобы он даже пикнуть не успел?

Отец морщится и садится напротив меня в кресло, чуть хмурясь и перебирая пальцами воздух. Я жду. Он тоже ждёт и не знает, как начать.

– Ну, что замолк? – вместо положенного «в чём причина нашей встречи?» рычу я, откидывая ручку и поднимаясь со стула.

Это тиканье. Это чёртово тиканье. Оно доводит меня до судорог, а часы я остановить не могу. Звук усиливается раскачивающимся туда-сюда маятником. Открываю окно и закуриваю, прикрыв глаза и потерев переносицу. Да, так намного лучше. По крайней мере, раздражение не съедает изнутри вместе со злостью и беспомощностью. Делаю глубокую затяжку и выпускаю облако дыма, затем снова затяжка и дым через нос. Легче. И даже настроение вроде как поднимается. Перевожу взгляд на отца. Он чуть морщится от моего вида, наверное, вспоминая, как застукал меня трахающим брата в нашем доме в библиотеке. Усмешка. Да, года три-четыре назад я мутил со всеми, кто хоть сколь-нибудь мне нравился.

– Артемис, – в его устах моё имя звучит как-то грубо и неприятно. Я не люблю, когда он вдруг зовёт меня по имени. Даже хуже, чем «сын». – Андреа по тебе очень соскучилась и…

– Что и? Не тяни, – вновь огрызаюсь, скидывая пепел за окно и прикрывая глаза.

– Ты не мог бы навестить её?

Что я слышу? Он приглашает меня в свой дом? Едва ли не умоляющим тоном? Либо весь мир вокруг меня рехнулся, либо это я съехал с катушек.

– Не мог бы. Я занят, – отрицаю и это. Почему? Не хочу никого видеть. Хочу домой, забиться в тёмный угол, чтобы меня никто не трогал.

– Да чем ты занят?! – вскричал отец, вскакивая из кресла.

Я не сдержался и вздрогнул, затем затрясло чуть крупнее, от самых внутренних органов, сжавшихся в комок, до ледяных конечностей. Столь громкий звук вызвал в голове адскую боль. Стараюсь делать вид, что всё в порядке, и докуриваю сигарету, отправляя окурок за окно. Он приближается ко мне, а мне хочется развернуться и дать ему по морде, а после сбежать. Но я стою всё так же полубоком, скрестив на груди руки и смотря на жалюзи, что покачиваются от порывов ветра.

– Ты сидишь на заднице и нихрена не делаешь! – орёт он уже почти над моим ухом. Дрожь крепнет, левый уголок губ подёргивается, но я надеюсь, что этого не видно.. – Ты хренова шлюха! Ты убийца! Ты блядь! Мне даже отвратительно то, что ты мой сын.

Слово за словом, как удары плети по лицу. Дрожу. Обида и ненависть поднимаются колючим комом глубоко изнутри, но не находят ответа. Я слышал это слишком часто, чтобы отреагировать сразу, а, тем более, расстроится. Рафаэль великолепно выдрессировал меня, заставив выработать иммунитет к таким словам. Руки дрожат, но я сжимаю пальцы в кулаки и не даю ему сломить меня.

– Ты чёртов эгоист, Артемис! Весь в своего чокнутого деда, – продолжает орать мужчина, приближаясь ко мне так, что я чувствую терпкий запах его одеколона. – Ты неблагодарная тварь. Мать по тебе соскучилась, а ты не можешь даже навестить её, мерзкий сучонок!

Он заносит руку для удара. Тоже привычная картина, но именно она становится последней каплей в чаше моего терпения, и последняя переворачивается, выплёскивая всё наружу. И ненависть к сильному ветру, что вырывает сигареты из рук, и к роскоши здания, в котором я находился, и ко множеству предметов в этом кабинете, ненависть к тиканью часов и к отцу. Рывок вперёд. Перехват руки, закрутить её за спину. Орёт, как полоумный. Удар под колени, падает на пол лицом вниз. Слышу хруст кости. Такой приятный звук, от которого по телу бегут мурашки. С губ срывается смешок.

– Ещё что-нибудь, папуля? – тяну нараспев, чуть сильнее оттягивая на себя его руку.

– Ты… ты чёртов психопат! – срывается на визг, забрызгивая слюной лицо и пол. А мне так спокойно и хорошо. Ставлю ногу ему на спину, где-то между лопаток. Как жаль. Такой хороший костюм был.

– Ещё одно слово скажешь про меня или деда, я тебе кишки вытащу, – как мне нравятся эти слова, от них по телу снова идёт дрожь, а от желания пустить кровь этой мрази в брюках становится тесно.

На крик является Гилберт и застаёт нас в достаточно интересном положении.

– Привет, любимый, – улыбаюсь, как ни в чём не бывало, отпуская руку отца. Кажется, открытый перелом в районе предплечья.

– Что ты натворил? – он не кричал, голос его был ледяным, пока он смотрел, как на полу и одежде Рафаэля расползаются кровавые пятна.