Взгляд изнутри (СИ) - Страница 26

Я поднялся с кресла и отправился прочь. Всё внутри разрывалось на кусочки, хотелось выть и орать, хотелось вновь и вновь пронзать себя длинным клинком, лишь бы забыться и отгородиться от этой боли. Новые вспышки злости и депрессий одна за другой накрывали меня в течение следующих трёх месяцев, но я и с этим справился. Когда я перестал истерить каждый день, Себастьян вновь осмелился заговорить со мной на личную тему.

– Быть может, тебе лучше быть вдали от него? – робко поинтересовался он, заваривая мне некрепкий чай.

– Быть может. – сухо отозвался я, свернувшись на кресле комочком и прикрыв глаза. – Но и без него я не протяну долго.

– Ты здесь уже полгода, зайчик, – мягко напомнил мне психиатр, и я невольно содрогнулся, представив, сколько времени прошло с того рокового дня. – И как? Очень тебе без него плохо?

Я задумался на полном серьёзе. Пожалуй, я мог бы быть в таком одиночестве ещё очень долго, но порой не хватало крепких, горячих объятий и дыхания над ухом. Не хватало элементарного держания за руку. Не хватало голоса, который я уже и забыл.

– Может и не очень плохо, но с ним было бы лучше, – отозвался я, делая глоток некрепкого чая, который всегда приносил мне невероятное облегчение.

Дни тянулись, как улитки, медленно и неохотно, словно бы не хотели терять своё существование. Так прошло лето, прошёл мой день рождения, наступила осень, окрасив улицу за стенами больницы золотым и алым, а затем сменившись серостью и дождями. Вода лилась с неба почти что всегда, от неё не было отдыха, но меня устраивала эта мрачность. Пусть и не величественная, она успокаивала, как успокаивают лекарства в этой больнице. Их мне стали давать реже. Бывало, что и несколько дней проходило без таблеток и уколов, что не могло меня не радовать. Когда я получал лекарства, у меня появлялось ощущение, как после наркотиков. Вы уж не спрашивайте, откуда я знаю, какое чувство после наркотиков.

Ноябрь наступил совершенно внезапно, как, бывает, наступает день, которого ты ждал, а затем и забыл про него. Я вновь сидел в кабинете Себастьяна и пил чай, вдали от общего зала, в котором опять поднялся шум – крикун снова внёс хаос в существование клиники. Горячий напиток согревал замёрзшее тело и даже делал меня слегка счастливым. Себастьян же был, как моя полная противоположность, невероятно счастливым – его жена родила ему сына.

– Какое сегодня число? – поинтересовался я, смотря на радостную морду психиатра.

– Третье ноября. – едва не промурлыкал Себастьян, доставая из стола ароматные сигары, которые доставал только по большим случаям.

Кабинет тут же наполнился густым дымом. Меня не тянуло закурить уже почти год – сколько я здесь и был. Почти. Но тут меня прижало, и я взял со стола сигареты Себастьяна. Зажав палочку счастья меж губ, я потянулся ко врачу и прикурил от его сигареты, после поймав на себе его странный взгляд. Не раз и не два я ловил блуждающий взгляд тёмно-зелёных глаз на своём теле, но старался не замечать этого. Как говорится – нафиг надо? Теперь же Себастьян смотрел на меня, чуть склонив голову на бок и пуская облака ароматного дыма. Раз уж такой праздник, то почему бы и нет? Набрав в лёгкие побольше дыма, я выпустил последний в лицо мужчине, наблюдая за его реакцией. Зрачки на миг расширились, выдавая его с потрохами, и мне этого вполне хватило, чтобы остаться довольным результатом. Значит, я ему всё же нравлюсь, хотя он этого и не признает.

– Как раз день рождения моего любовника, – улыбнулся я, глядя прямо в глаза врачу и откидываясь на спинку кресла. – Наверное, у него сейчас в гостях сын и бывшая жена.

Себастьян тряхнул головой и сел на своё место, уже не такой радостный, а скорее мрачный и задумчивый. Дым медленно слетал с его губ, равно как и с моих. Дождь снова шуршал по окну, выстукивал мелодичный ритм на внешнем подоконнике, а в кабинете горел неяркий свет, отчего здесь становилось невероятно уютно, хотя здесь и были бумаги в больших количествах, книги, какие-то документы, но всё это как-то отходило в сторону.

– Что же, – после длительного молчания произнёс врач, затушив сигару и подняв на меня смятённый взгляд. – Я пойду домой.

– Удачи вам, – отозвался я, поднявшись с кресла и прислушавшись – в общем зале теперь было тихо и спокойно, а это означало, что я мог вернуться в палату.

Стоило мне сделать шаг, как Себастьян торопливо нагнал меня и обнял со спины, тут же запуская руки мне под кофту.

– Поосторожнее, – хмыкнул я, перехватив его за руку. – Я могу сломать вам кость в трёх местах, и мне ничего не будет, если вы помните, где мы находимся.

– Похоже, ты почти здоров. – вдруг захохотал Себастьян, чем крайне меня удивил и даже слегка разозлил. Но злость эта была вялая, без ярости и желания убить – лёгкая злость, какая случается, если вдруг случайно задеваешь рукой мебель дома. – Пара недель – и я выпишу тебя.

– Да ладно? – я чуть вопросительно вскинул брови, глядя на врача.

Руки его всё так же находились у меня на животе, оглаживали кожу и разгоняли стайки дерзких мурашек. Но и они больше не злили меня. В какой-то момент я подумал, что лекарства выбили из меня любые эмоции, но последовавшие слова Себастьяна обрадовали меня настолько, что я тут же откинул эту теорию. Я просто напросто научился себя контролировать, чего раньше просто не представлял.

– Абсолютно точно, Артемис, – Себастьян улыбнулся, его дыхание обожгло мне кожу на шее. – Ведь ты не набрасывался ни на кого, да и на себя, вот уже месяц. Прислушайся.

Недоверчиво покосившись на психиатра, я всё же прислушался. Шум ветра за окном, что пытался вывернуть деревья из земли, стук дождя, дыхание мужчины, смешивающееся с моим дыханием, шаги по коридору, тиканье часов. Я сосредоточился на тиканье. Звук как звук, размеренный, спокойный и ненавязчивый. Почти приятный. Тут же в голову пришла идея мелодии, какую можно было бы совместить с этим звуком.

– Пожалуй, вы правы, – кивнул я, согласившись всё же с Себастьяном. – Тогда, через пару недель я буду ждать свои вещи.

Подавшись порыву, я потянулся и коснулся губами подбородка мужчины и вылетел из его кабинета, надеясь, что за мной не кинутся следом и не изнасилуют в кладовой для швабр, где недавно поймали санитара с одной из больных. Я не против секса, что вы. Ни в коем случае! Ни под каким предлогом! Просто Себастьян… Не вызывал во мне такого желания, как Гилберт? Вполне может быть, что и так.

В моей палате было темно и прохладно.

Всполохи света один за другим пролетали мимо окна, бликами света играя на белых стенах, а, попадая на глаза, словно освещали весь мир вокруг, заставляя улыбнуться, вызывая радость. Хотя, что есть радость для меня? Теперь это среди унылой, серой картины настоящего и ярких красок прошлого – лёгкость в теле, тепло на губах и быстро бьющееся в груди сердце, как будто взволнованное чем-то. Нетерпение и желание действовать окружало меня в последние недели пребывания в больнице. За одним днём следовал совершенно другой, заставляя меня удивляться, смеяться и улыбаться. Глубокое, иногда сбивающееся от чего-то дыхание заставляло грудь приподниматься и опускаться, словно ласкало мои губы. Пронзительно-белые стены, простыни, пол – всё это словно наполнилось свежестью и предвкушением свободы, воздуха, деятельности.

Сны были спокойными, дарили мне отдых и даже, порой, в них присутствовал смысл. И прошлая их чрезмерная реалистичность сменилась обычными, не связанными между собой сновидениями, а потому я легко отличал их от яви.

Открыв глаза в последнее моё утро здесь, я тут же подскочил на кровати и метнулся к окну. Жилое здание напротив было увешано гирляндами, шёл пушистый, белый снег, а узкая щёлочка не закрытого до конца окна пропускала в палату свежий, ледяной воздух. Меня прошило изнутри совершенно новым, незнакомым ощущением. А всё новое, как говорится, – хорошо забытое старое. Это было нетерпение, смешанное с желанием. Поскорее бы вырваться оттуда на улицу. Абсолютно детское чувство радости и желание выбежать под снег переполняло меня, как вино переполняет кубок, как если бы граф вдруг впал в задумчивость и забыл убрать бутылку, из которой пьянящая жидкость так и льётся. Сглотнув и облизнув пересохшие от внутреннего жара губы, я прикрыл глаза, подставляя лицо едва ощутимому потоку свежего воздуха.