Взгляд изнутри (СИ) - Страница 14

– Мне уйти? – в его голосе слышится холод. Нестерпимый, явный.

– Иди.

Больше не задаёт вопросов, не пытается выяснять отношения и просто исчезет из палаты.

Я погрузился в зыбкий вечерний сон, а в последнее время я стал спать слишком много. Наверное, потому что утомительно это – лечить руку в таком состоянии, да ещё и переживать по всякому глупому поводу. Да и ко всему прочему делать было решительно нечего.

Однако много поспать мне не удалось. Меня разбудили шаги по коридору в сторону моей палаты. Но мне слишком хотелось спать, а потому я сделал вид, что ничего не слышу. Вскоре над моим ухом раздалось немного тяжёлое дыхание. Жёсткие пальцы зарылись в волосы. Я едва-едва приоткрыл глаз и в полутьме комнаты разглядел отца. Только не эта тварь опять. Пусть это будет галлюцинация, пусть это будет кошмарный сон.

– Что тебе нужно на этот раз? – поинтересовался я, снова смыкая веки.

– Как твоё самочувствие, Арти? – вопросом на вопрос отвечает он, не переставая касаться моих волос. Его прикосновения снова раздражают тело и меня, а потому я открываю глаза и встречаюсь с его внимательным взглядом. Пожалуй, я такого не удостаивался лет этак с шести.

– Жить буду, – огрызаюсь. А затем перевожу взгляд на его руку – кисть свободна, лишь предплечье загипсовано. Плотно так. – Почему нормальный гипс сняли?

– Надобности не было.

Между нами повисло неловкое молчание. Мне хотелось его убить, а вот какие желания крутились в его голове – я не знаю. Точнее, не знал.

– Я бы хотел повторить, – в полной тишине произнёс он, и эти слова меня поразили больше, чем всё, что происходило в ближайшие полгода.

– Что? – едва выдохнул я, совершенно не способный на более конструктивное выказывание.

– Да. Если хочешь – я заплачу, – совершенно спокойно заявляет он, а мне эти слова, как пощёчина.

– Так ты меня всерьёз за блядь держишь, – сквозь зубы отцеживаю я, медленно садясь в кровати.

– Ну, с чего ты вдруг взял? – ухмыльнулся Рафаэль, не переставая поглаживать меня по голове, а затем резко сжимая волосы.

Резкая боль пронеслась по всему телу, сковав меня. Как унизительно! С трудом подняв дрожащую целую руку, я вцепился в кисть мужчины, за что волосы на моём затылке сжали лишь сильнее, и мне пришлось запрокинуть назад голову.

– Не сопротивляйся, Арти, – елейный его голос режет уши, боль в голове отнимает все силы. – И не будет больно.

Вздёргивает меня за волосы, и я с трудом сдерживаю вопль, но спину выпрямляю, смотря на отца. Он ухмыляется, и никакого отцовского внимания в его лице больше нет. Возможно, и не было никогда, а мне лишь почудилось, потому что я бы хотел быть не только выродком, но и просто сыном. Звук расстёгиваемой ширинки, шелест ткани. Плотно сжимаю губы – ни за что не отсосу у него!

– Ну что тебе стоит, – ухмыляется, ткнувшись своим членом мне в губы. – Возьми.

– Я тебе откушу всё к чёртовой матери, – сквозь зубы рычу я, после вновь сжимая губы.

На миг его хватка на моих волосах ослабла, а затем последовала звонкая пощёчина, от которой в голове всё потемнело, и вновь сомкнулись пальцы на затылке. Пока я пытался продышаться после столь звонкой и сильной оплеухи, он втолкнулся мне в рот. Нет, я понимаю – сделать минет. Глубокий, качественный. Это мы можем. Но позволить трахать себя в рот какому-то ублюдку?! Я сжал его плоть зубами, однако, тут же получил новую порцию боли. Из груди вырвался ненавистный всхлип. Чёрт бы меня побрал! Плоть его мерно пульсировала, пока он вталкивался в мой рот, явно стараясь пробраться как можно глубже.

– Ну же, приступай, – ухмыльнулся Рафаэль, чуть сильнее сжимая мои волосы. – Я же знаю, у тебя и такое неплохо получается.

Ну, ты тварь! Ты труп, Рафаэль, ты труп!

Всё же, я начал делать то, что он просил, пусть меня и начинало тошнить от отвращения и от каждого его грубого толчка – я начал посасывать его плоть, стараясь не касаться языком, но и это не получалось. Но стоило мне сделать несколько движений, пропуская его едва не в горло, как он начал вталкиваться яростнее. Разгорячённая его плоть пульсировала у меня во рту, и мне хотелось выть на луну, отстраниться, разорвать этого типа на кусочки. Головка толкалась в заднюю стенку горла, желудок крутило спазмами тошноты, глаза щипало от слёз. Чуть отстранился, впился пальцами в сочленение челюсти, болью принуждая шире распахнуть рот, а затем поддал бёдрами вперёд, вжимая лицом в пах, в жёсткие волосы. Ком тошноты поднялся вверх, горло свело судорогой, и мужчина тихо, довольно застонал. Подался назад, вновь толкнулся вперёд, перехватывая рукой сзади за шею. Мне даже делать ничего не надо было, просто расслабиться и заставить себя сделать вид, что меня здесь вовсе нет. Пусть себе трахает и уходит, от меня не убудет. Чуть отстраняется, потирается головкой о нёбо, затем принимается быстро скользить ладонью по всей длине ствола. Тёплая, вязкая, горьковатая жидкость выплеснулась мне в рот, отчего я едва не поперхнулся, всё ещё перебарывая рвоту.

– Глотай. – усмехнулся Рафаэль, натягивая бельё с брюками.

Переборов отвращение и тошноту, я с трудом сглотнул семя мужчины. Желудок мой скрутило, и я выбежал прочь из палаты в душевую, где меня и вывернуло наизнанку. Похоже, эта тварь слегка порвала мне рот или горло, потому что вместе с остальным вышла ещё и кровь. По щекам катились слёзы боли и унижения – никогда ещё не чувствовал себя более никчёмным. Что стоило с силой стиснуть зубы? Или поднять здоровую руку, вырвать ему трахею? Почему конечности будто отнялись, предав меня?

Никчёмный.

========== Часть 5 ==========

Мой кошмар в больнице продолжался ещё две недели, хотя я всеми силами старался упросить врачей выписать меня раньше. Каждый раз я с ужасом ждал наступающей ночи, сидя, как статуя, на кровати и всматриваясь в дверной проём палаты, вслушиваясь. Когда-то мне везло, когда-то он всё же приходил, и тогда начиналась борьба. Он с каждым днём становился всё яростнее, жёстче, всё больше напоминал зверя. Пытаясь с ним бороться единственной рукой я лишь усугублял свою ситуацию, хотя и старался обезвредить отца. Он словно видел меня насквозь, угадывал каждый жест, перехватывал каждый выпад. И, в конце концов, я вновь получал свою долю унижения и боли – каждую ночь он придумывал что-нибудь новое, чтобы сравнять меня с землёй и вытереть об меня ноги и что-нибудь ещё.

Больше портило настроение то, что после нашей лёгкой перепалки Гилберт не приходил. Не то что не приходил, но даже не звонил, не писал. Я оказался предоставлен самому себе, врачам и монстру, что влез в шкуру моего отца. Когда же понимаешь, что ты один, что помощи и утешения не жди, начинаешь медленно, но верно увядать, как цветок из южной Азии, случайно угодивший в холодный климат, в квартиру к какому-то извращенцу. Нет тепла и влаги, он сохнет и постепенно умирает, роняя листья и лепестки, как будто внезапно наступила осень. А человек посмеивается и продолжает делать вид, что ухаживает за цветком, сам не понимая того, что убивает.

Очередная ночь наступила слишком быстро. В палате сгустилась темнота. Казалось – протяни руку, и она застрянет в этой чёрной, кофейной гуще, что каким-то образом ещё не капает мне на лицо, хотя я вот уже как три часа лежу на кровати. Врачи сказали, что на следующий день выпишут меня, но мне ещё месяц следует носить эту чёртову лонгету. Значит, вскоре с меня снимут швы, и я смогу посмотреть, как же будет на мне отражаться то, что я натворил. Наверное, о красивых руках можно будет забыть раз и навсегда. Мрачная ухмылка скользит по лицу, а из груди вырывается смешок. Что же, атласные и бархатные перчатки никто не замечал.

– А я особенно-то никуда и не хожу, чтобы скрывать эту мерзость, – самому себе заметил я, прикрыв глаза и проведя ладонью по лицу.

За последнее время в больнице я ещё больше стал похож на призрака или ходячего мертвеца, судя по тому, как от меня шарахаются особенно впечатлительные особы в коридорах отделения. Ко всему прочему я умудрился где-то подхватить простуду, а потому почти не вылезал из палаты и круглыми сутками читал. Что я читал? Всё, что мне попадалось в Интернете, до которого я достучался со своего телефона. На самом деле, это была невероятная удача – в моей палате слишком часто пропадал сигнал, что вызывало во мне параноидные мысли о том, что врачи так делают специально. Хотя кому как не мне знать, что уж они-то здесь вовсе не при чём, однако нервному тику не прикажешь, а потому у меня слегка дёргался указательный палец правой руки, что бесило меня лишь сильнее. Казалось, дни тянулись настолько медленно, что хотелось удавиться, а с головы миллиметр за миллиметром снимали скальп. Снимали умело, доставляя адскую боль, заставляя мучиться. Иногда мне даже казалось, что я чувствую, как по лицу струится тёплая кровь, которая приносит невероятное облегчение.