Выжить любой ценой. Немецкий пехотинец на Восточном фронте. 1941—1945 - Страница 5

Бой продолжался примерно семь часов, после пушки нашего противника замолчали. Наши взяли верх, и город был захвачен.

Почти сразу же мы стали готовиться к отражению контратаки противника. Мы заняли оборонительные позиции в городе и стали ждать, но контратаки не последовало.

Это позволило нашим санитарам очистить поле боя от мертвых и раненых. Потери в моей роте были небольшими. У нас было 4 убитых и 11 раненых. При этом ранения 5 были тяжелыми, а у остальных 6 – более легкими. Двое из легко раненных остались в своих подразделениях.

Чуть позже в тот же день тишина была нарушена. Левее позиций 1-го батальона появился синий дымок. Это означало, что туда движутся атакующие танки. Первый батальон сместился на пару километров назад, в сторону прежней линии фронта и под углом к ней, чтобы использовать ее как прикрытие и избежать дальнейших потерь в начавшемся бою. Командир нашего батальона был мудрым человеком. Сам он находился в передовых подразделениях. Он отдал приказ сохранять спокойствие и дать русским танкам вклиниться поглубже. Когда русские подошли в заданный район, румынская артиллерия открыла по наступающим машинам огонь. Мы видели, как пять из них сразу же окутались пламенем. Остальные развернулись и удрали. После этого какое-то время от русских ничего не было слышно.

На следующее утро 21 мая румынская кавалерия изготовилась к новой атаке. В 5 часов она выдвинулась со своих позиций и стала наступать на город Лозовая. Румыны собирались атаковать с юга, а мы должны были наступать с севера и взять город. Бой был стремительным. Примерно в 6 часов вечера 22 мая Лозовая уже во второй раз оказалась в руках немецких войск[14].

В Лозовой мы сделали остановку. Нам наконец дали день отдыха.

На следующий день наше подразделение вышло из Лозовой и отправилось маршем по направлению к реке Северский Донец на Изюм. 27 мая 1942 года мы подошли к селу Петровскому, которое все еще удерживалось русскими. Они упорно обороняли свои позиции, но кольцо, в которое мы взяли село, тесно сомкнулось вокруг них. Мы делали все, что могли, чтобы попасть в Петровское, но не могли сломать их оборону. Нам нужна была помощь.

Для поддержки наших войск вызвали немецкие люфтваффе. С момента, когда к наступлению подключилась авиация, преимущество уже было на нашей стороне. Мы брали одну цель за другой. За время всей кампании я никогда больше не был свидетелем игры такого грозного оркестра. Русские понимали, что проиграли, и попытались вырваться, но каждый танк, кавалерист или пехотинец, решившийся выйти из кольца, попадал под бомбы.

Да, это была победа, но такая, что мне было трудно праздновать ее, так как все мы видели, что село Петровское исчезло в пламени. Русские войска, оборонявшие его, были истреблены. В селе проживало полторы тысячи жителей, и, скорее всего, немногие из них выжили.

По дороге в горящее село командир батальона отдал нашей роте приказ зачистить траншеи, что начинались к западу от Петровского и тянулись вдоль ряда деревьев на север примерно на два километра. Наша задача не была бы выполнена до тех пор, пока мы не зачистим местность от последнего вражеского солдата. Обер-лейтенант Шег собрал свой взвод и командиров отделений, чтобы оценить ситуацию. В 10 часов утра мы получили приказ и начали зачистку территории. Продвигаясь вдоль двухкилометровой линии окопов, я думал о том, что эта местность мне знакома. Той же дорогой мы отступали от Изюма всего несколько месяцев назад. Я сказал об этом своему командиру. Мы вышли к окопам на окраине поселка к 11 часам того же утра. Там нас встретил немецкий танк и его экипаж. Они захватили пленных и попросили нас о помощи. Я сказал командиру, что возьму на себя заботу о двух русских военнопленных. Тот кивнул в ответ, соглашаясь.

Я принял командование 1-м взводом, а командир – 2-м. Я заставил двух русских идти впереди себя с поднятыми руками, чтобы не упускать их из виду. За мной шагал мой взвод. Нас отделяла от командира и его взвода линия окопов, и я шагнул через нее. Мы осторожно продвигались через первую сотню метров окопов, когда обнаружили там первого спрятавшегося русского солдата. Он сразу же поднял руки и отбросил свое оружие. Я отправил его во взвод, который следовал за мной. По дороге вдоль окопа я обнаружил еще нескольких русских солдат. Они тоже сдались, не оказывая сопротивления.

Траншея была глубокой, изобиловала поворотами, загибами и темными углами. В конце концов я потерял контакт с моим командиром и взводом, что двигался впереди меня. Мои товарищи, что шли вдоль траншеи за мной, время от времени тоже пропадали из виду, пока я шел впереди с двумя своими пленными, переданными экипажем танка. В очередной раз свернув за угол, я обнаружил укрытие. Впереди, на расстоянии четырех метров, лежал русский боец. Он был ранен пулей в колено. Я обратился к нему на русском языке, стараясь произносить каждое слово ясно и громко: «Ты вооружен?» Он ответил отрицательно. Все еще не упуская из виду двух своих пленных, я подошел к нему и поднял его с земли. Я проверил наличие у него оружия и, ничего не обнаружив, отправил обратно в свой взвод. А потом я вдруг услышал свист, донесшийся из укрытия. Я подобрался поближе, внимательно прислушиваясь к звукам, которые могли бы вызвать тревогу. Это было укрытие, в которое вела выкопанная нора. Через темноту за входом я уловил небольшой проблеск света. Тогда я крикнул по-русски: «Сейчас же выходите!» Между досками, прикрывавшими нору, появились пальцы, которые отбросили доски. Наверх вылезли трое русских – старший лейтенант и два солдата. Они все еще были с оружием, но тут же положили его на землю и подняли руки. Я услышал, как они бормотали дрожащими голосами: «Пожалуйста, не стреляйте».

«Не бойтесь, – ответил я, – вам не причинят вреда, если вы будете вести себя правильно». Я опустил ствол своего пистолета-пулемета и направился к пленным, чтобы разоружить их. Но едва я успел сделать первый шаг, как мне пришлось заплатить за то, что утратил бдительность. Последовал одиночный выстрел. Пуля ударила меня в верхнюю часть правого бедра и прошла навылет через ягодицу. Нога сразу онемела. Со стоном как подкошенный я рухнул на землю, прямо в рыхлую грязь окопа. Но быстро поднялся и направил на русских свое оружие. Стиснув зубы, чтобы отогнать боль, я пристально уставился на них в ожидании каких-либо действий, что спровоцировали бы меня и позволили открыть по ним ответный огонь. Но все они смотрели с удивлением на лицах, будто не понимая, что случилось. Они также понимали и то, что теперь рискуют своими жизнями. Опустив взгляд, они, безоружные, смотрели на раненого врага с оружием, направленным на них.

Товарищи сзади услышали выстрел и мой крик. Они бросились через извилистую траншею в мою сторону. Когда они подбегали, я увидел, как один из русских попытался убежать. Четвертый русский, которого я не заметил сразу, был комиссаром, прятавшимся за старшим лейтенантом и двумя солдатами, которые выбирались из укрытия под моим наблюдением. Пока те трое стояли с поднятыми в знак того, что они сдаются, руками, этот четвертый взялся за свой револьвер и выстрелил в меня. Увидев, как он начал движение по траншее прочь от меня, я спокойно потянул спусковой крючок своего автомата. Комиссар упал на землю. В это время ко мне подтянулся мой взвод. Некоторые из моих солдат подбежали к упавшему комиссару и со злости выпустили в него еще несколько пуль.

Трех русских солдат обыскали и отвели к другим пленным, которых мы захватили. Мои товарищи помогли мне встать и повели вдоль оставшейся части траншеи, чтобы мы могли закончить выполнение задания. Один из них выбрался из траншеи и отправился к командиру с вестью о моем ранении. Вскоре оба взвода встретились в конце траншеи. На часах было около 12:30. Вызвали медиков, которые в первую очередь занялись нашим подразделением.

Один из докторов быстро осмотрел меня. Обернувшись к командиру роты, он доложил, что меня необходимо срочно доставить в село, так как, возможно, повреждена основная артерия. Командир принял командование всей ротой и отдал приказ идти назад. Выполняя его приказ, мы потянулись в сторону села. Всего мы захватили 68 пленных. Для доставки раненых выделили одну машину и пару лошадей с телегой. Меня везли на машине вместе с четырьмя ранеными русскими пленными. Мой взвод снова втянулся в траншею, чтобы, перед тем как вернуться в наш лагерь в центре села, еще раз прочесать ее.