Высокие ставки - Страница 4

– Сам не знаю, – говорил я ему, – почему я до сих пор не сказал Джоди, что мне известно о другом его обмане. Но пока что оно обернулось к лучшему. Понимаешь, ведь все эти мелкие проделки, в которых он признался, не более чем пена.

Энерджайз успокоился и устало опустил голову. Я смотрел на него с сочувствием.

– Речь ведь идет не о нескольких сотнях фунтов, – сказал я. – А о тридцати пяти тысячах.

Владелец разбитой машины принял мои извинения, вспомнил, что его машина застрахована, и решил в суд на нас не подавать. Полисмен вздохнул, перечеркнул свои записи и удалился. Джоди опустил пандус своего фургона, вывел Энерджайза и поспешно увел его в сторону конюшен. А я подобрал свой бинокль, снял пострадавшее пальто и задумчиво направился в весовую.

Целых десять минут все было тихо-спокойно – до тех пор, пока Джоди вернулся из конюшни и обнаружил, что я своего распоряжения насчет него не отменил.

Он нашел меня в небольшой толпе, стоявшей на веранде перед весовой.

– Эй, Стивен! – начал он. – Ты, видно, забыл им сказать, что я по-прежнему на тебя работаю!

Он не проявлял ни малейшего беспокойства – только легкое раздражение по поводу моей забывчивости. На миг я готов был сдаться при мысли о том, какая буря сейчас разразится. И снова принялся малодушно убеждать себя, что он ведь действительно хороший тренер и мои лошади действительно время от времени берут призы… Я мог бы просто внимательно следить за счетами, так, чтобы он знал об этом… А что до всего остального… Легко ведь можно сделать так, чтобы в будущем меня не обкрадывали…

Я набрал воздуху в грудь. Теперь или никогда!

– Я не забыл, – медленно произнес я. – Я своего решения не отменял. Я забираю лошадей.

– Чего?!

– Я их забираю.

Неприкрытая ненависть, отразившаяся на его лице, потрясла меня.

– Ублюдок!

Люди начали оборачиваться в нашу сторону.

Джоди выкрикнул еще несколько нелицеприятных эпитетов, очень громко и отчетливо. Я краем глаза заметил, как вокруг запорхали белые блокнотики репортеров, и решился пустить в ход единственное, что могло заставить Джоди заткнуться.

– Сегодня я ставил на Энерджайза на тотализаторе.

– Ну и что? – тут же ответил Джоди, прежде чем до него дошло, что это может значить.

– Я закрываю свой счет у Дженсера Мэйза.

У Джоди был такой вид, словно он готов меня растерзать, но он снова не спросил почему. Он стиснул зубы, покосился на репортеров – на этот раз он был им явно не рад – и прошипел очень тихо и угрожающе:

– Если ты что-то скажешь, я подам на тебя в суд за клевету!

– За оскорбление личности, – автоматически поправил я.

– Чего?

– Клевета – это то, что распространялось письменно, а оскорбление наносится устно.

– Короче, если ты что-нибудь скажешь, я тебя привлеку!

– Ты настоящий друг! – заметил я.

Глаза Джоди сузились.

– Для меня было большим удовольствием нагреть тебя как можно круче!

Наступила тяжелая пауза. Я внезапно проникся отвращением к скачкам и подумал, что лошади никогда уже не будут доставлять мне такого удовольствия, как раньше. Три года простодушной радости развеялись, как дым.

В конце концов я просто сказал:

– Энерджайза оставь здесь. О перевозке я позабочусь.

Джоди с каменным лицом развернулся на каблуках и скрылся в весовой.

С перевозкой проблем не было. Я договорился с молодым шофером, владельцем транспортного предприятия, состоящего из одной машины – его собственной, что он заберет Энерджайза в свою конюшню, а на следующий день отвезет его к тренеру, которого я подыщу.

– Темно-гнедой конь. Почти черный, – сказал я. – Сторож вам скажет, в каком он деннике. Конюха при нем, скорее всего, нет.

Оказалось, что шофер, он же владелец фирмы, может подыскать и конюха, чтобы тот присматривал за Энерджайзом.

– Все с ним будет в порядке, – сказал он. – Не тревожьтесь.

Он привез на ипподром еще двух лошадей, одна из которых участвовала в последней скачке, и пообещал мне, что вернется, когда отвезет ее в конюшню, где-то через час после окончания скачек. Мы обменялись телефонами и адресами и ударили по рукам.

Потом я – скорее из вежливости, чем потому, что мне хотелось смотреть остальные заезды, – вернулся в ложу, принадлежащую человеку, который перед тем угощал меня ленчем и вместе со мной любовался победой моей лошади.

– Стивен, где же вы были? А мы вас ждали, чтобы отметить победу!

Чарли Кентерфильд, хозяин ложи, встретил меня с распростертыми объятиями, с бокалом шампанского в одной руке и сигарой в другой. Еще восемь или десять гостей сидели за большим столом, застеленным белой скатертью, на которой теперь вместо остатков ленча красовались полупустые бокалы с шампанским, программки сегодняшних скачек, бинокли, перчатки, сумочки и билетики от букмекеров. В воздухе витал слабый аромат гаванских сигар и хорошего вина, а за плотно закрытой стеклянной дверью находился балкон, с которого открывался вид на ипподром, продуваемый декабрьским ветром.

Четыре заезда были позади, оставалось еще два. Середина дня. Промежуток между кофе с коньяком и чаем с пирожными. Все довольные и веселые. Уютная комнатка, дружеская болтовня с легким налетом снобизма. Милые, порядочные люди, которые никому не делают ничего плохого.

Я вздохнул про себя и ради Чарли постарался изобразить хорошее настроение. Я пил шампанское и выслушивал поздравления по поводу блестящей победы Энерджайза. Мы все ставили на него… Дорогой Стивен, какая удача… Какой замечательный конь… Какой замечательный тренер этот Джоди Лидс…

– Угу, – ответил я довольно сухо. Но этого никто не заметил.

Чарли предложил мне сесть на пустой стул между ним и дамой в зеленой шляпке.

– На кого бы вы поставили в этой скачке? – поинтересовался он.

Голова у меня была абсолютно пуста.

– Я не помню, кто участвует в этом заезде.

Чарли немедленно сменил тон. Я и раньше замечал за ним такое: мгновенная реакция на новые обстоятельства. Видимо, в этом и крылся ключ к его колоссальному деловому успеху. Он мог лениво сидеть в кресле, добродушно потягивать сигару и растекаться воздушным пудингом, но разум его непрерывно работал.

Я криво улыбнулся.

– Давайте пообедаем вместе, – предложил Чарли.

– Сегодня вечером?

Он кивнул.

Я поразмыслил.

– Давайте.

– Хорошо. Скажем, в «Парксе», на Бошам-плейс, в восемь.

– Договорились.

Мы с Чарли уже несколько лет были чем-то средним между хорошими знакомыми и друзьями. Мы радовались друг другу при случайных встречах, но нарочно не встречались. Сегодня он впервые пригласил меня в свою ложу. Приглашение на обед означало окончательный переход на новый уровень.

Пожалуй, он мог неправильно истолковать мою рассеянность. Но я все равно хорошо к нему относился, а потом, ни один человек в здравом уме не станет отказываться от обеда в «Парксе». Надеюсь, ему не придется пожалеть о пропавшем впустую вечере…

Гости Чарли понемногу принялись разбегаться – они отправились делать ставки на следующую скачку. Я взял забытую на столе программку и понял, почему Чарли так интересовался моим мнением: в этой скачке с препятствиями участвовали двое из лучших фаворитов, и газеты обсуждали ее уже в течение нескольких дней.

Я поднял голову и встретился взглядом с Чарли. В глазах у него было любопытство.

– Ну, так который из двух?

– Крепитас.

– Вы на него ставите?

Я кивнул.

– Уже поставил. На тотализаторе.

Чарли фыркнул.

– Я предпочитаю букмекеров. Чтобы заранее знать, сколько я получу в случае выигрыша. – Если учесть, что его ремеслом были банковские инвестиции, это было вполне логично. – Только сейчас мне неохота спускаться вниз.

– Могу поделиться с вами своей ставкой.

– А сколько вы поставили? – осторожно спросил Чарли.

– Десять фунтов.

Он рассмеялся.

– А ходят слухи, что вы мыслите исключительно в пределах трех нулей!