Выше стен (СИ) - Страница 50

— Регина никого ни в чем не винит. Она… видит всех нас насквозь. Она и тебя увидела. Именно поэтому я не растерзала тебя собственными руками прямо там, в салоне, и сейчас стою рядом и спокойно разговариваю, как с хорошим человеком. Недавно я поняла, что появился мальчик, ради которого она была готова идти против всех и жертвовать собой. Это то, что романтические натуры вроде меня называют любовью. Видеть такие изменения в ней было и радостно, и страшно. Если бы я узнала при других обстоятельствах, что ее любимый мальчик — это ты, была бы счастлива…

Мутная тревога перерастает в предчувствие, и я напряженно вглядываюсь в недобрую темноту, проступающую сквозь редеющий снегопад. Уже нет смысла стоять потупившись, молча сносить порицания и каяться — вина от этого не станет меньше, а я — лучше. Наташа воочию убедилась, какой я мудак — сам эффектно представился.

— Что с ней случилось в детстве? — Я подпаливаю новую сигарету и поднимаю воротник. Наташа отбрасывает окурок, просит еще одну — безропотно делюсь и щелкаю зажигалкой.

— Мы не говорим об этом при ней, но, раз Андрей успел ввести тебя в курс дела… Регина пропала в канун второго дня рождения, а вернулась — когда ей исполнилось семь. Все это время мне твердили, что она мертва, но я не верила — не давала покоя полиции и волонтерам, размещала информацию в интернете, искала на улицах. Откуда мне было знать, что она в тысячах километров от меня, в настоящем аду…

У нее мало воспоминаний оттуда — едва научившись изъясняться, она рассказала, что жила в каменной темной постройке с земляным полом. Боялась гроз — из-за грохота грома, и ненавидела зиму — потому что мерзла. Зато летом в горах распускались цветы и прилетали бабочки. Однажды она просто ушла за бабочкой и каким-то чудом выбралась из горной местности. Неравнодушные люди увидели ее блуждающей в толпе у вокзала, но она не могла объяснить, как оказалась там.

Был большой резонанс, на первых порах нам многие помогали — моих возможностей и скромной зарплаты провинциальной актрисы не хватило бы на реабилитацию. Регина никогда не упоминала, что ее били, но повреждения на теле свидетельствуют о жестоких избиениях… Под руководством психологов она довольно быстро начала говорить, освоила грамоту и счет. Полюбила красивые вещи, книги и моих друзей. Но категорически не понимала кино и театр.

Она наверстала все, что упустила, и в девять лет пошла в первый класс обычной школы — на специализированные частные пансионы средств не было. Там ее травили, но она не жаловалась — держалась стойко, подбадривала меня и давала силы жить.

Наташа смахивает слезы, и я тоже ощущаю предательское жжение в глазах. А может, забить на все, пройти в этот теплый светлый дом, разбудить ее и обнять, уткнувшись носом в пахнущую цветами макушку?

— Знаешь, мне пришлось строить отношения с человеком с другой планеты, узнавать и постигать ее миры, и она меня многому научила. Первое время она воспринимала книжные истории, свои фантазии и реальность как одинаково существующие, пряталась в них от страхов и стрессов, но потом научилась контролировать и это. Из разговоров с ней я поняла, что красота для нее все то, что несет добро, радость и чистоту помыслов. Каким-то мистическим образом она видит ее в людях и, очертя голову, стремится к ним — благо она ни разу не ошибалась, и хорошие люди отвечали ей искренней взаимностью. Ну а фильмы и театр она не любила, потому что считывала за лицедейством актеров исключительно их реальную сущность.

…Ни разу не ошибалась, пока не нарвалась на меня…

Кружится голова. Так вот откуда ее преданность и стремление быть рядом! До сегодняшнего дня девочка свято верила, что я лучше, чем есть, видела меня «красивым»… Я шиплю, как от ожога, и быстро провожу рукавом по глазам. А вдруг… она права, а я заигрался в подонка и напрочь забыл, каково это — быть человеком?

И все еще можно все исправить. Прямо сейчас попросить прощения. Если она, вопреки случившемуся, разглядит во мне красоту, значит, я тоже смогу двинуться дальше без злости и боли.

— Я объясняла, что так нельзя — нужно быть осторожнее, судить по поступкам, внимательно следить за окружающими и стараться быть как они… — Наташа кутается в шаль и ежится от ветра. — Дочка вняла моим словам и стала повторять модели поведения за, как ей казалось, успешными ребятами. В общем… несмотря на неприятные истории, она остается потрясающе чутким, добрым и нежным созданием… Летом, благодаря Андрею, мы ездили на дорогостоящую реабилитацию. После тренингов, бесед и сеансов гипноза нам посоветовали давать ей больше свободы, показали, как справляться с паническими атаками — боязнь неизвестных мест и одиночества сохранилась у Регины до сих пор. Мы перебрались в ваш город, подыскали колледж поближе к дому — Регина сама до него добирается и считает это личной победой. Все идет хорошо, вторая ступень поможет нам укрепить результат и даст ей шанс еще лучше адаптироваться в обществе.

— Хочешь узнать, почему я забрал ее деньги?.. — Вина и стыд, приправленные раскаянием и разрывающим душу беспокойством, достигают предела, и я усмехаюсь от гребаной абсурдности всего, что натворил.

Наташа вздрагивает, делает неверный шаг и едва не падает на обледенелых ступенях. По инерции протягиваю руку, хотя уверен — помощи от такого урода, как я, она не примет. Однако она принимает — цепляется за рукав, обретает равновесие и благодарит.

Тошнота скручивает нутро и проступает холодным потом на висках.

— Я считал, что вы сломали мне жизнь, что не знали проблем, от вашей гребаной идиллии корежило! — Чем больше грехов я на себя беру, тем отчетливее понимаю, что был полным придурком, и шансов очиститься у меня нет, но дышится отчего-то легче. — Регина решила мне помочь, и я не отказался. Рассудил, что у меня на эти деньги больше прав и отдал их матери — в качестве компенсации за многолетние унижения от отца.

Наташа остается спокойной, но я все равно замечаю, как подергивается ее подбородок.

— Вот как… — Она зависает, осмысливая информацию, коротко вздыхает по системе, отщелкивает окурок и шепчет: — Не переживай, я не скажу об этом Андрюше. А ты ничего не говори о сигаретах… Я бросила десять лет назад.

Прищурившись, пялюсь на нее и мысли разбредаются, как стадо баранов. Может, я чертов предатель, но, кажется, понимаю, почему отец выбрал ее. Десять минут разговора по душам — и я проникся доверием. Уважением и восхищением. С ней я мог бы даже подружиться…

— Он уже почти собрал необходимую сумму заново. Регина поедет лечиться. — Наташа улыбается, а меня накрывает граничащее с обмороком облегчение.

— Какие прогнозы? Что говорят врачи?

— Даже известные светила не могут определиться — случай из разряда уникальных. Однако сходятся во мнении, что она сможет жить полноценно — если найдет любимое занятие и опору в лице близких людей. Это избавит ее от навязчивых страхов, и тогда останется только открытость людям — а в этом ведь нет ничего плохого. Я верю, что она будет счастлива. Моя девочка-бабочка…

Воцарившаяся тишина больше не угнетает, не вынуждает на лишние движения и ненужные слова. Я все еще пьян и даже не пытаюсь осмыслить услышанное, но здесь, в присутствии почти незнакомой женщины, перед которой очень сильно накосячил, внезапно чувствую себя умиротворенным и счастливым. Кажется, она работает над тем, чтобы меня простить. Но так даже жестче. Потому что я никогда не смогу простить себя.

Снег потихоньку ослабевает, сходит на нет, атмосфера новогодней сказки окутывает двор моего детства и окрестности — я ведусь на это волшебство, хотя давно вырос и превратился в того, кому ни за что не подал бы руки. По щекам катятся слезы, дыхание перехватывает, плечи дергаются, но я улыбаюсь как дурак. Давлюсь от дикой боли, утираюсь рукавом, захлебываюсь соплями.

— Слава, давай разбудим Регину? Она должна увидеть эту красоту… — предлагает Наташа.

Дверь с грохотом раскрывается, и мы одновременно оборачиваемся на шум — в проеме стоит бледный отец.