Выпуск 1. Петербургские авторы конца тысячеления - Страница 82

Я засыпал.

Поэтому я положил книгу на столик, поднял руку и щелкнул выключателем.

И в тот же самый момент я содрогнулся от страха.

Слева от двери, чернее темноты, был ОН.

В те короткие секунды, когда я с ужасом соображал, что мне делать, Он не сделал ни одного движения. Я до сих пор отчетливо помню ЕГО позу: в черноте угла ОН был сгущением черноты, в своей неподвижности напоминая сидящего на корточках зэка, но именно легкость ЕГО проявления и одновременная тяжесть структуры (как будто из земного ядра) создавали невыносимое сочетание невесомости и придавленности — он парил в абсолютно неудобной для человека позе полуприседа с расставленными крыльями, руками?.. Были рога.

Не знаю, как я проскочил мимо НЕГО.

Сидя в рубке в одних трусах, дрожа от холода, я очумело смотрел на черную в рыбешках огней воду, на Морской пассажирский порт, на темные цеха завода «Севкабель», на морские суда, стоящие у стенки…

Через час, продрогший, не только от холода, я осторожно спустился по трапу, зажег свет в камбузе… Затем осветил коридор… Просунул руку в каюту, включил верхХний свет…

Никого.

История имела продолжение.

Мой сменщик тоже писал. Когда-то он написал сценарий, оставленный им на «Ленфильме». А через год-два этот сценарий показали в новогоднюю ночь по всей стране в виде двухсерийного фильма. Страна полюбила этот фильм. Мой сменщик был в ярости. Хотя, мне кажется, украденный сценарий или рассказ, которые так широко пошли, должны примирить человека с потерей.

Моего сменщика любили актрисы. Он замечательно играл на балалайке весь репертуар Луи Армстронга.

Когда я менял его на рейде Кронштадта и произошло продолжение истории с дьяволом.

Мы мирно беседовали со сменщиком на камбузе, пропустив по рюмочке. Буксир, который должен был захватить сменщика на берег, уже пару раз рявкнул. Но мы имели право на какое-то время для сдачи смены, поэтому не обратили на буксир особого внимания. К тому же мы прекрасно понимали, что нетерпение буксира объясняется только тем, что его капитан догадывается, что происходит у нас на камбузе.

И здесь вошла актриса, одна из тех, кто любит слушать Армстронга в исполнении на балалайке.

— Это он! — закричала она. — Он!!

Выяснилось, что я (или дьявол, принявший мой облик) встретился ей в одну из ночей, когда она шла по коридору в гальюн.

На меня никогда в жизни не смотрели со страхом. Это лестно, но неприятно.

В дальнейшем сменщик рассказал мне, что этот лихтер напичкан всякой чертовщиной. Он рассказал мне несколько историй.

На следующий год я получил другой лихтер. Там было потише.

В 1989 году в начале мая мы решили снять дачу. Знакомый художник предложил мне Вырицу. Там у него были друзья, которые сдавали третий этаж замысловатого теремка, у церкви.

Жене и сыну место очень понравилось. Жена тут же вскопала полоску земли. Сын весь день играл в бадминтон с детьми хозяев. Мы сходили на речку — там было замечательное место с лодками, с дощатой купальней.

Мы привезли с собой два рюкзака и сумки с посудой, постельным бельем, продуктами. У нас был отдельный вход по винтовой лестнице. Две комнаты, где нам предстояло жить, были светлые и господствовали над деревянной Вырицей и ее деревьями.

Мы легли спать рано, около одиннадцати. Жена с сыном в дальней комнате, а я справа от окна, выходящего на церковь. Занавесок на окнах не было. Не было и дверей между комнатами. Это, кажется, помогло мне на этот раз.

Снова был момент засыпания.

Неправду говорят, что мгновение остановить невозможно.

В этот миг засыпания — кратчайший миг! — когда я недовольно подумал о том, что все лето, в белые ночи, придется спать при свете, я увидел, как ОН уже летит ко мне от Южной Америки! Я понял, что ЕМУ хватит полмига для того, чтобы быть здесь, в Вырице! Что эти полмига необходимы ЕМУ только для того, чтобы я закрыл глаза. Но я их не закрыл. Я вспомнил ЕГО, я видел его руки-крылья, которые он раскрывает там, южнее Бразилии, чтобы приземлиться у моего изголовья.

Я изо всех сил старался не закрыть глаза, я таращился в белое окно. Я старался позвать жену, но язык отказывался служить мне. Тогда я начал неистово ворочаться, я знал, что жена засыпает не скоро. Наконец, мне удалось сказать, вернее, промычать:

— Т… а… н… я…

И я клянусь, когда она прибежала и как бы разбудила меня, я не спал: я был в том состоянии полумига от сна, в котором пригвоздил меня дьявол.

Наутро мы отказались от дачи. Хозяева не поверили рассказу. Но мне это было и неважно.

Мы бежали из Вырицы с рюкзаками и сумками так же, как Мопассан бежал от Орли.

В этом году ровно шесть лет от истории в Вырице и двенадцать от истории на лихтере.

Честно говоря, я сам не рад тому, что проговорился.

Сочинять пьесы меня учил прекрасный педагог Игнатий Моисеевич Дворецкий в созданной им «Мастерской драматурга».

Можно научить грамотно писать, но невозможно объяснить, что есть человек, каков он. А ведь именно это интересует литератора больше всего. И если иногда удается пусть не разгадать эту загадку, а хотя бы приоткрыть завесу тайны, — это уже большая удача. Но как редко такое случается в нашем деле! Часто приходится довольствоваться тем, что видят и понимают все. А как хочется подсмотреть жизнь, невидимую простым глазом, заставить героя проговориться, поставить его в такую ситуацию, чтобы он вынужден был раскрыться. Часто человек не признается даже себе, чего он в действительности хочет, а я обязана это узнать.

За десять лет я написала шесть пьес. Меня упрекали в том, что я не пишу о «насущных проблемах современности». Единственная пьеса, где я не пренебрегла «насущными проблемами» — «Высокие потолки» — вызвала интерес у режиссеров, была поставлена в нашем учебном театре при «Мастерской драматурга» студентами ЛГИТМиКа. Однако эти «насущные проблемы» так быстро теряют свою актуальность, что писать о них можно только в газетах. Они, по-моему, могут быть лишь фоном, обрамлением основной идеи пьесы.

Я старалась писать так, как будто я впервые столкнулась с жизнью и удивлена тем, как ведут себя люди в ситуации, которую я для них придумала, ибо, если не буду удивлена я, кто же тогда удивится моему сочинению?

А если не удивится, то, стало быть, и открытия не произошло. А в искусстве, как и в науке, нет ничего более ценного, чем открытие. Пусть крохотное, но открытие. Ради этого я пишу.

Я написала несколько сценариев для кино: «Собачье сердце» (Экранизация повести М. Булгакова), «Без семьи» (экранизация повести Г. Мало), а также комедию «Удачи вам, господа!» (в соавторстве с мужем — режиссером В. Бортко).

Graduated from the Theatrical Academy in Kiev.

Script writer of TV films «Without family» (after the novel by Malo), «Dog’s heart» (after the novel by Bulgakov).

Together with her husband V. Bortko she wrote the script for full-length film «Good luck, gentlemen!»

Started to write plays in 1984.

The play «Barbara» was written in 1994. Restless, unrealizable wishes, yearing for ideal make heroes act extraordinarily. Barbara is an unacknowledged actress. Marina is a student. Their meeting and original friendship help them to meet their wishes. Love helps creative work and creative work brings new feelings into love.

The third hero Anton thought that truth was very far from everyday life. But suddenly he understood that he was mistaken.

Language of the heroes sometimes very ordinary, sometimes very pompous reflects conditions of their souls that live in the irrational world.