Вынужденная посадка - Страница 13
Вначале оробевший было капитан Крокер теперь взял себя в руки и воскликнул с притворным возмущением:
— Так вы, значит, обвиняете нас в шпионаже?!
Хотя Сидоров ни минуты не сомневался, что Гэмп действует не без участия или, уже во всяком случае, с ведома Крокера, он все же нашел благоразумным ни в чем пока не обвинять его и ответил спокойно:
— Я имею в виду, господин Крокер, одного лишь сержанта Гэмпа, явно работающего на немцев во вред не только нам, но и вам, нашим союзникам. Прошу вас в связи с этим, господин капитан, оказать нам содействие в его задержании.
У Крокера невольно отлегло от сердца. Русские, значит, ни в чем не обвиняют его, а этот наглец Гэмп раз уж засыпался, то пусть и понесет один всю ответственность за свою бездарность. Нечего ему, капитану Крокеру, портить свою служебную карьеру из-за этого неудачника...
— Я сделаю все, что подскажет мне моя совесть, — глухо проговорил он, хмуро глядя на подполковника Сидорова.
12. ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА
Сержанту Джиму Бемблю, назначенному в караул, давно уже надоело ходить вокруг «летающей крепости» и он все чаще останавливался у освещенного луной изображения двух карт на борту фюзеляжа, под которыми была надпись «Блэк Джэк», что означало — черный валет. Чем больше приглядывался он к изображению этого валета, тем большее сходство обнаруживал между ним и своим капитаном Чарльзом Крокером.
«Чёрт возьми, — весело подумал Джим Бембль, — как мы раньше не замечали этого? Во-первых, масть. Ну то, что наш Чарли пиковой масти, это само собой. Но ведь и нос, и глаза тоже его! Да капитан, верно, специально приказал нарисовать этого валета с самого себя. Ну, конечно же! Если надеть нашему старику берет, да камзол средневековый, да еще дать в руки алебарду — ни в чем тогда его от «Черного Джека» не отличишь».
Мысль эта до того развеселила Джима Бембля, что он уже решился было разбудить кого-нибудь из приятелей, чтобы поделиться своим открытием. Но вдруг позади него раздались чьи-то шаги, и он испуганно вздернул автомат, крикнув дрогнувшим голосом:
— Стой! Кто идет?
— Свои, Джими, — услышал он знакомый голос. — Это я — сержант Гэмп.
— Где тебя черти так поздно носят, Джо? — облегченно вздохнул Джим.
— Прогуливался, — неохотно ответил Гэмп.
— А я уже думал, что наш старик тебя на банкет к русским захватил, — усмехнулся Бембль.
— Капитана разве нет еще?
— Они его теперь трезвым не выпустят, — с завистью заметил Джими. — Старик ведь не дурак выпить. А о гостеприимстве русских я по собственному опыту знаю. Водка у них к тому же чертовски забористая. Я однажды так ее нализался, что своих перестал узнавать. Своему командиру по физиономии заехал. Десять дней пришлось на гауптвахте отсидеть за это.
Бембль хихикнул и хотел было посвятить Гэмпа в свое открытие, но тот уже направился к стремянке «летающей крепости».
— Да ты постой, — крикнул ему Бембль, — я тут любопытную вещь обнаружил. Пойди, взгляни-ка на нашего «Черного Джека».
— Убирайся к черту вместе со своим «Черным Джеком»! — ответил Гэмп и стал подниматься по стремянке.
Это разозлило Бембля. Ему захотелось чем-нибудь испортить настроение зазнайке Гэмпу. Подумаешь, тоже важную персону из себя корчит.
— Могу поделиться с тобой по секрету, — крикнул он радисту, уже поднявшемуся на борт самолета: — Мне перед отлетом в этот рейс гадалка одна сказала, что посудину нашу следует назвать не «летающей крепостью», а «летающим гробом». Заметил, верно, на борту ее туза и валета? Прикинь-ка, сколько это очков будет? Туз — одиннадцать да валет — два, итого — тринадцать, чёртова дюжина!
— Заткнись со своими пророчествами, — презрительно отозвался Гэмп, хотя на душе у него стало нехорошо от этой злосчастной цифры. Он имел уже однажды неосторожность остановиться в тринадцатом номере гостиницы в Париже. Это чуть не стоило ему потери шпионской карьеры, так как в первую же ночь кто-то выкрал у него из номера портфель с компрометирующими его материалами.
И без того плохое настроение Гэмпа еще более ухудшилось от мрачного пророчества Джима Бембля. Поспешно пробравшись в радиорубку, он включил свет и стал придумывать текст радиограммы «Филину». Что он мог сообщить ему сегодня? Что вообще можно сообщить из расположения русских войск, где даже простые солдаты умеют держать язык за зубами? Разве купишь тут кого-нибудь за доллары, на которые начальство в Штатах возлагает такие преувеличенные надежды? Попробовали бы они сами поработать в этих условиях, чёрт побери! За весь день не удалось ничего разнюхать, а ночью ему вообще вежливо дали понять, что не пустят далеко от «летающей крепости».
Что было делать в такой обстановке? Он взобрался на самое высокое дерево, высмотренное им днем, но и с него ничего не смог заметить. А ведь по всему чувствуется, что Советская Армия готовится к решительным действиям.
Что же, однако, сообщить «Филину», кроме этих предположений?
Гэмп два раза начинал писать и оба раза, раздраженно скомкав бумагу, злобно бросал ее на пол. Но делать все же было нечего, нужно сообщить хоть что-нибудь. И он написал: «У русских необычное оживление. Слышу шум танков и самоходок. В частях усилилась бдительность. Вскоре нужно ждать решительных действий».
Гэмп понимал, конечно, что гитлеровцы, видимо, и сами догадываются об этом, но ничего большего сообщить им не мог и, чтобы внести в расплывчатые сведения хоть какой-нибудь элемент определенности, решил присочинить еще несколько слов на свой страх и риск: «Со слов одного из старших русских офицеров удалось установить, что решительные действия намечаются на послезавтра».
Поспешно зашифровав этот текст, Гэмп включил радиостанцию и, подождав немного, пока прогреются лампы, стал настраивать приемник на нужную волну.
— Филин... Филин... Филин... — монотонно стал выкрикивать он, но из-за плохой слышимости долго не мог связаться с полковником Краухом. Лишь спустя некоторое время удалось услышать ответный голос:
— Волк... Волк, я Филин, я Филин. Слышу вас. Перехожу на прием.
Гэмп торопливо включил микрофон и начал медленно диктовать цифры шифра. Он повторил их дважды, а когда перешел на прием, услышал вдруг вибрирующий ритм какой-то мощной радиостанции, забивающей передачу его рации.
У Гэмпа мгновенно выступил пот на лбу, и он невольно подумал, не признался ли во всем советскому командованию капитан Крокер, которого русские неспроста ведь пригласили к себе в гости?..
Торопливо выскочив из радиорубки, Гэмп просунул голову в дверцу самолета и позвал караульного сержанта.
— Джим, — сказал он, стараясь придать голосу небрежный тон, — наш старик не возвратился еще от русских?
— Загулял, видно, — не очень охотно ответил сержант, все еще злясь на Гэмпа.
«Ну да, так оно, значит, и есть...» — окончательно решил Гэмп и мгновенно принял план действий.
Бросившись в кабину, в которой спал помощник Крокера, лейтенант Бетс, Гэмп бесцеремонно растолкал его и прошептал прерывающимся от волнения голосом:
— Вставайте, сэр... Скорее вставайте! Получен по радио приказ капитана Крокера — немедленно подниматься в воздух.
Лейтенант, сонно протирая глаза, недовольно проворчал в ответ:
— Что вы такое мелете, Гэмп? Ничего понять не могу.
— Крокера схватили русские! — уже почти кричал Гэмп. — Они хотят захватить и наш самолет. Крокер ухитрился как-то дать нам знать об этом по радио. Я только что принял от него приказ — немедленно подниматься в воздух.
— С чего это вдруг они схватят капитана? — недоумевал лейтенант. — И зачем им наша «летающая крепость»?
— Русские подозревают нас в чем-то, — уже начиная злиться, объяснил Гэмп. — Не теряйте же времени, лейтенант!
— О, это, кажется, похоже на правду, — проворчал Бетс. — А все по вашей милости, Гэмп. Вы, видимо, совали там всюду свой нос... Объявите же боевую тревогу.
— Одну минуту, сэр, — раздался вдруг позади лейтенанта хрипловатый голос. Бетс удивленно обернулся. Перед ним стоял Дик Мейд.