Выкуп - Страница 11

Во всех подробностях историю своей матери Жонглёр, конечно же, не стал рассказывать партнёру – так, в общих чертах. Но и этого оказалось достаточно, чтобы испанец проникся к нему чуть ли родственным чувством. Поэтому играть с ним оказалось невероятно легко. Жонглёр дозировал проигрыши и выигрыши, как сам хотел. То пасовал на сдаче, то выдавал партнёру каре или маленький флеш. Очень скоро он понял, что испанец знает несколько самых наивных трюков и время от времени пытается шельмовать. «Так вот что он имел ввиду, когда говорил, что он «сильный игрок»!» Эдику стало смешно, но он совершенно спокойно давал «ловить» себя. Сам же, когда хотел, сдавал Бетанкоурту тройку тузов, а себе – фул валетов и разыгрывал буйную радость от выигрыша. В другой же раз, пользуясь коронным вольтом отца, доставшимся ему в наследство, он сдавал выигрышную комбинацию карт партнёру.

Время летело незаметно. Так же незаметно для испанца, его деньги перекочёвывали на сторону его друга «Энрико». Как Эдик и надеялся, это и в самом деле были доллары. Поскольку Бетанкоурт получал от игры настоящее удовольствие, он не слишком огорчался проигрышу. Да и Эдик следил за тем, чтобы его партнёр время от времени радовался, отыгрываясь, хотя выигрыш бывал заметно меньше потерь.

Они играли уже несколько часов, но не устали. Бетанкоурт следил за тем, чтобы бокалы не были пусты, чтобы закуска не иссякала. Они делали небольшие десятиминутные перерывы, во время которых испанец охотно рассказывал о себе, своей жизни и работе. Наверное, ему приятно было вновь свободно говорить на родном языке в этой чужой стране, где несколько дней его почти никто толком не понимал. И потом – Эдик ему был очень симпатичен.

Сам о себе карточный шулер Жонглёр знал одну вещь – он был рациональным игроком. Азарт никогда не властвовал над ним, но он, когда было надо, отлично имитировал его. Сам же всегда следил за игрой расчётливо, мог на самом, казалось бы, взлёте спокойно уйти. Он никогда не поддавался на подначки и уговоры, если это не совпадало с его собственным желанием, не играл с кем попало, а безошибочно выбирал партнёров. Играл Эдуард только с одной целью – выиграть деньги. И если большинство его «коллег» просто не могли жить без игры, он спокойно выдерживал длительные – месяцами, – перерывы, просто исчезая с поля зрения. Потому, будучи известным катранщиком, именитым карточным мошенником, Жонглёр всё равно оставался «тёмной лошадкой». Вот и теперь, играя с испанцем, он внутренне был спокойным. Тот же, наоборот, всё больше входил в азарт. Когда за окном проступили розоватые предутренние сумерки, Бетанкоурт, возбуждённый выигрышем, вновь предложил сделать небольшой перерыв. Он принёс новую бутылку вина и, раскупоривая её, сказал:

– Очень жаль, Энрико, что у вас не осталось родственников в Испании. А то бы, приехав к ним, вы бы не захотели покидать нашу прекрасную страну!

– Мне тоже жаль, – ответил Эдик искренне.

В самом деле, Соледад пыталась разыскать родных, оставшихся в Испании. Ещё до войны, с помощью приёмных родителей, она делала запрос на отца. С самой Испанией тогда, конечно же, никакой связи не было, но через международные организации Красного Креста поиски велись среди испанских беженцев в странах Европы. Безрезультатно. После войны она сама дважды посылала заявление в Министерство иностранных дел – в пятидесятые годы и в шестьдесят втором, незадолго до своей трагической гибели. Опять же, с франкистской Испанией дипломатических отношений не было, но через третьи страны поиски всё-таки велись. Увы, надежды и Соледад, и самого Эдика не сбылись. Испанский дед его, по всей видимости, погиб в гражданскую войну, никаких других родственников тоже не нашлось. Бетанкоурт, приподняв свой бокал, проговорил вдохновенно:

– Сейчас, к сожалению, вы ещё не сможете приехать в Испанию, но у нас в стране уже происходят разные изменения… Да, скоро многое поменяется, попомните мой прогноз. И тогда я приглашу вас, Энрико, к себе в гости!

Они чокнулись, выпили, закусили. Бетанкоурт щёлкнул пальцами, собираясь что-то сказать, как вдруг, совершенно неожиданно, захрипел, посинел, стал хватать воздух открытым ртом, задыхаясь. Это случилось так неожиданно и страшно, что Эдик оцепенел. Ему было двадцать семь лет, и у него на глазах никогда не умирал человек. Он, в любой ситуации решительный и энергичный, испугался так, что в первое мгновение прижал к лицу ладони, словно прятался. Но потом, пересиливая себя, медленно подошёл к испанцу. Тот наполовину лежал в кресле, наполовину сполз на пол. Его тело подёргивалось, глаза закатились и уже, похоже, ничего не видели. «Сердце, – подумал Эдик. – У него что-то с сердцем!» Он слышал, что нужно положить человеку под язык таблетку валидола или накапать сердечных капель, но где их взять? Да и в самом ли деле это сердечный приступ? Бывают ещё разные комы – эпилептическая, диабетическая…

«Нужно позвонить, вызвать врача…» – опять подумал он, но это была вялая, недейственная мысль. Во-первых, потому, что Эдик вдруг понял: испанец уже мёртв! Мгновение назад, у него на глазах Бетанкоурт сильно дёрнулся и тут же стал неподвижен. Тело его обмякло и почти полностью сползло на пол. Заведённые глаза, полуоткрытый рот, скрюченные пальцы… Эдик резко отвернулся, почти подбежал к приоткрытому окну, распахнул его сильнее. Некоторое время он стоял, глубоко вдыхая свежий утренний воздух. Он думал о том, что вызывать врача не нужно, и не только потому, что помощь опоздала. За медиками последует милиция, которой потребуется предъявить документы, объяснить своё появление здесь. И это – самое малое! Начнётся расследование, станут копаться в его жизни, его делах!

У Эдика закружилась голова, застучала кровь в висках. О, нет! До сих пор он так ловко избегал общения с милицией, и вдруг этот нелепый случай может поставить всё под удар! Ведь этим ищейкам стоит лишь потянуть за ниточку, лишь заподозрить, и они до всего докопаются… Вдруг Эдик сжал кулаки так, что ногти впились в ладони: ещё одна мысль пришла в голову! А что, если медики ошибутся и не признают смерть испанца естественной? И его, Охлопина, обвинят в убийстве с целью ограбления?

Нет, нет, он должен убрать все следы своего пребывания в этом номере, а потом незаметно исчезнуть, испариться… Но, вместо того, чтобы действовать, Эдик медленно опустился в своё кресло, не отводя взгляда от мёртвого тела в кресле напротив. Идея, молнией блеснувшая в уме мгновение назад, казалась такой бредовой, невероятной, авантюрной… И такой привлекательной, что заболело сердце!

– Минуточку! – сам себе сказал Эдик, сказал полушёпотом, но вслух. – Я просто представлю – на минуточку, – что это можно сделать… Просто представлю! Мы ведь с ним похожи, ну, не как братья, однако же… Я превращаюсь в испанца и улетаю в Швейцарию…

Эдуард вскочил и стремительно прошёлся по комнате. Он теперь не смотрел на мёртвого Бетанкоурта, он прикидывал: что он знает об испанце! Оказывается, Эдуардо много успел рассказать о себе. Он холост, родителей уже нет, единственная старшая сестра живёт с мужем и детьми в Чили. Завтра… нет, уже сегодня вечером он должен улетать – из Адлеровского аэропорта в Москву, а там – в Женеву, где у него тоже есть какие-то компаньоны… Так, это хорошо: значит в Испании Бетанкоурта не скоро хватятся друзья, сослуживцы – это ведь не близкие родственники, которые начинают быстро беспокоиться. А компаньоны в Женеве решат, что он просто не прилетел, изменил планы. Всё складывается отлично! Бетанкоурт говорил, что он даже за гостиницу уже рассчитался, чтобы в день отъезда не тревожиться. Значит, здесь тоже его не хватятся. Прекрасно!

Эдик поймал себя на мысли, что строит планы уже всерьёз. Заставил себя остановиться, перевести дыхание. А что! Почему бы и в самом деле подобное не осуществить? Ведь это вполне возможно – он уже поверил! Разве не думал он, особенно последний год, о загранице, как о несбыточной мечте? И вот – такой случай! Надо быть полнейшим идиотом, чтобы упустить! У них ведь даже имена одинаковые, и язык испанский ему как родной, и роста они одного, и комплекции! Немного подгримироваться – это же пустяк для артиста Миловзорова! Бог мой, да что тут думать!