Выйти замуж за миллионера, или Не хочу жить в Перепердищево - Страница 49
– О, я ношу каблуки с двенадцати лет, – бодро соврала я, – разумеется, мне будет удобно.
– Что ж… Тогда поехали!
– Поехали! – радостно воскликнула я и водрузила на его плечо свой нежно-персиковый баул.
Его резиденция находилась не на Рублевском шоссе, а на Ярославском. Ехали мы довольно долго. По обочинам тянулись унылые, пропылившиеся деревеньки. Честно говоря, я не понимаю энтузиастов дачного отдыха. Ну что в этом может быть интересного – развалившись в продавленном полосатом шезлонге, блаженствовать под жужжание жирных мух? Или, подставив ягодицы палящему солнцу, уничтожать маникюр в борьбе с сорняками? Или купаться в пропахшем лягушками мутном пруду?
А деревянные туалетные кабинки – да я скорее пописаю в штаны, чем зайду в такую! А комары!
А крапива! Нет уж, не для меня все это. Точно не для меня.
Наконец Эдик свернул на боковую грунтовую дорожку. Я приободрилась – вот сейчас за этой рощицей покажется элитный коттеджный поселок радующий глаз помпезными особнячками и маняще-прохладными прямоугольниками бассейнов.
Вот сейчас…
Сейчас…
Машина остановилась.
– Боюсь, дальше придется пройти пешком. Подвеска у моей «Тойоты» низкая, по кочкам не проехать.
– А почему же здесь нет асфальтовой дорожки? – нахмурилась я.
– Не успели еще построить, – пожал плечами Эдик, – дачки-то новые совсем. Ты иди, я возьму твою сумку.
Я нехотя вылезла из машины и мрачно констатировала, что изящным босоножкам «TJ», похоже, пришел конец. Дорога выглядела так, словно еще вчера на ней устраивали тракторные заезды. Глубокие рытвины с раскисшей грязью, коричневые лужи. Может быть, снять обувь, босиком пройтись? Но тогда мои ноги будут грязными, а я только вчера сходила на педикюр.
– Что ты остановилась-то? Идем, это совсем недалеко, – Эдик обернулся, желая меня приободрить.
Лучше бы он этого не делал. Не так-то просто сохранить равновесие, если ты обвешан разнокалиберными сумками, как новогодняя елка хлопушками, а под твоими ногами – скользкая глина. Нога Эдика соскользнула с глиняной кочки. Несколько секунд он размахивал руками, балансируя, точно паяц на канате, а потом плашмя повалился в чавкающую жижу.
– О боже! Нет! – вскричала я. Сейчас мне стыдно об этом вспоминать, но в тот момент меня больше всего заботила судьба нежно-персикового саквояжика «Мандарина Дак», который по закону подлости оказался под барахтающимся в грязи миллионером.
Ну почему так получается? На пакет с маринованным мясом для шашлыка не попала ни одна капелька грязи, а моя лучшая сумка стала похожа на торбу десантника, с которой тот не один километр прополз по-пластунски.
– Со мной все в порядке, – смеясь, Эдик поднялся на ноги, – надо же, сел в лужу! В прямом смысле. Да еще и на глазах у красивой девушки.
Я заставила себя улыбнуться, хотя мне было обидно до слез. Ну ладно, в конце концов, это же просто сумка. Ну и пусть, что я три месяца откладывала деньги, чтобы ее приобрести. Зато, если Эдик на мне женится, я смогу покупать такие сумки три раза в день. Уверена, через много лет мы будем посмеиваться, вспоминая этот случай. «Дорогой, а помнишь, как ты извалял в грязи мою первую сумочку “Мандарина Дак”?» – «Конечно, милая! Вот это были деньги. На тебе еще пять тысяч долларов, купи сколько хочешь сумочек, любимая!»
– Саш, чего улыбаешься? У меня такой дурацкий вид?
– Что ты! Я смеюсь над своей сумочкой. Она так забавно выглядит, когда грязная.
– Извини, – смутился он, – в понедельник пойдем в магазин и выберем тебе новую.
«Вот это другой разговор!» – одобрительно подумала я и, стараясь не испачкать босоножки, бодро пошла за ним.
Рощица расступилась, и я увидела поселок… то есть это был вовсе не шикарный коттеджный поселок, а нагромождение убогих деревянных дачек. Что происходит? Неужели мы заблудились? Оставалась, конечно, надежда, что наш, миллионерский, поселок находится еще дальше. Но надеялась я напрасно. Потому что возле одной из лачуг Эдик, довольный и грязный, остановился и объявил:
– Ну вот мы и добрались. Проходи, чувствуй себя, как дома.
Итак, вместо того чтобы шлифовать загар у прохладного бассейна, мне пришлось шлифовать мангал для шашлыков у ледяного колодца. А мой миллионер тем временем пытался смыть глину с тела, что было весьма проблематично, потому что ржавая струйка воды в деревянной душевой кабинке была такой тонкой, что под ней едва ли можно было отмыть даже хомяка.
– Сашуня, не подашь мне полотенце? – прокричал он. – Я забыл взять.
– А где оно? – мой голос дрожал. То ли от холода – я была одета слишком легко, а пачкать белый плащ не хотелось, – то ли от бесконечного разочарования. Я чувствовала себя ребенком, которому великовозрастный шутник подсунул конфету-пустышку.
– Посмотри в шкафу на веранде.
Оставив мангал на траве, я пошла в дом. Босоножки все же пришлось снять – от одной из них отвалился хлипкий ремешок. Столь изящная обувь не предназначена для хождения между грядками, равно как гоночная машина не предназначена для езды по глиняным рытвинам.
Произошедшее в голове моей не укладывалось. Почему?! Почему, почему человек, который ходит в спортклуб, где годовое членство стоит пять тысяч долларов, который носит продукты творчества Тома Форда, который колесит на приземистой гоночной «Тойоте», почему он привез меня в эту дыру?!
Напрашиваются два варианта.
Вариант первый. Это хитромудрый психологический тест. Таким незамысловатым способом Эдуард хочет проверить, что меня интересует больше – его деньги или он сам. Если так, то это весьма наивно с его стороны. Естественно, я сделаю вид, что все в порядке, что я в восторге от фанерной халупы, и от сального мангала, и от комариного жужжания. «Я не расплачусь, нет!» – думала я, смахивая набежавшую слезу. Как назло, на глаза попалась грязная сумка «Мандарина Дак», которая сиротливо валялась на веранде. Глина немного подсохла, и стало понятно, что мой стильный баул еще и форму изменил.
В покосившемся шкафчике я обнаружила стопку ветхих выцветших полотенец. Не глядя, я схватила самое верхнее, штопаное, в горошек.
Вариант второй. Мой миллионер является поклонником своеобразной экзотики. Есть у меня один знакомый банкир, который все свободное время проводит на берегу реки в компании удочки и алюминиевого ведерка для отловленных тощих карасей. В такие дни он, сменивший «Hugo Boss» на дырявые треники, неотличим от обычного дачника. Неужели мой Эдуард тоже из таких? Может быть, с каким-то похожим домиком связаны его детские воспоминания? И таким экстравагантным способом он пробует вернуть беззаботное время…
Я постучала в душевую кабинку. Оттуда высунулась мокрая рука, в которую я и вложила полотенце.
– Вода нагрелась немного, день был жарким, – сообщил Эдик, – не хочешь присоединиться?
– Увольте! У меня с собой нет даже геля для душа.
– А это что, обязательно? – вместо того чтобы схватить полотенце, высунувшаяся из душа рука схватила меня. – У меня есть мыло.
– В отличие от некоторых я не валялась в грязи, – пробовала отшутиться я. Хватка у него была железная – в тренажерном зале он зря время не тратил.
– Иди сюда. Давай. Должен же кто-то мне спинку потереть.
Я визжала и сопротивлялась, как могла, но ему все-таки удалось втащить меня в душ. Господи, какое убожество! Деревянные мокрые стены, самодельная трогательная полочка, размокшее мыло. Убожество, по-другому и не скажешь. А его плавки… Его плавки были под стать «интерьеру» – выцветшие, в синий цветочек. Неужели это все-таки тест? Ладно, в бутафорский дом для тестирования жадных дам я еще могла бы поверить, но нижнее белье… Ни один уважающий себя миллионер никогда в жизни не надел бы такие трусы.
– Ты не против, если я сниму с тебя сарафан? – глухо поинтересовался Эдик. – Ты же не хочешь, чтобы сарафан был мокрым?
– Не хочу, – призналась я, оборачиваясь к нему.