Выход на бис - Страница 18

— А до этого?

— До этого я десять лет была домохозяйкой.

Поскольку поверить, что ей еще нет тридцати, мне было трудно, я задал еще один вопрос:

— Мне почему-то кажется, что вам доводилось преподавать в школе.

— Да, я преподавала физику. Сразу после окончания университета.

Так! Похоже, все подтверждается.

— Простите, а ваша фамилия не Уильямс?

Сестра Тина посмотрела на меня внимательно, словно бы пытаясь припомнить мою физиономию.

— Да, моя девичья фамилия Уильямс. А сейчас я ношу фамилию своего покойного мужа, Мэлтворд. Кристина Эннабел Мэлтворд, если быть совсем точной. А почему вы подумали, что моя фамилия Уильямс?

— Дело в том, — произнес я, — что у моего знакомого, Майкла Атвуда, физику в школе преподавала мисс Тина Уильямс…

— Вы были знакомы с Майком? — На лице миссис Мэлтворд появилась грустная, ностальгическая улыбка. — Это был большой фантазер и романтик… Позвольте, но он ведь, кажется, погиб во Вьетнаме? А вы, по-моему, в те годы были еще совсем ребенком.

— Он не погиб во Вьетнаме, — ответил я, — он получил сильную контузию и полностью потерял память, почти так же, как я в недавнее время. Потом она частично восстановилась.

— Удивительно, — в некотором смущении произнесла Тина. — Он жив?

— Нет. — Мне пришлось печально помотать головой. — Он умер два года назад.

— Печально… Наверно, от последствий контузии?

— Вероятно, они тоже сказались, — вздохнул я. — Но я не врач и не видел официального заключения. Он много рассказывал мне о том, как вы с ним заблудились в Пещере Сатаны…

Миссис Мэлтворд на какую-то секунду стала выглядеть встревоженной, а потом усмехнулась:

— Это была его любимая фантазия.

Тут уж я удивился.

— Фантазия? То есть он всю эту историю просто придумал?

— Конечно. Четырнадцатилетние подростки часто фантазируют на подобные темы. Наверно, и вы, когда были в этом возрасте, мечтали о приключениях и робинзонадах.

— Но ведь я-то видел его уже взрослым. В такие годы редко помнят о том, что придумывали в отрочестве. А если и помнят, то не любят пересказывать посторонним.

— Ну, это не вам судить. Вы сами еще достаточно молоды, чтобы знать, как ведут себя те, кому за сорок. А то, что в зрелости некоторые мужчины страдают от недостатка подвигов, совершенных в молодости, вам известно? Точно так же, как женщины с вполне благополучной биографией страдают оттого, что всю жизнь не совершали никаких безумств и мирно прожили с одним-единственным законным мужем, которому даже не изменили ни разу. Конечно, не все, но многие. Так хочется поразить воображение молодого собеседника рассказами о своих приключениях, а рассказывать не о чем. Вот и приходится вспоминать то, что когда-то пригрезилось в юности.

— Атвуд все-таки повоевал во Вьетнаме, — заметил я, — наверно, там у него было достаточно приключений, чтобы рассказать о них. А он предпочел рассказать какую-то выдуманную историю…

— Человеческая психология многогранна. Бывает и такое, когда о реальных и даже действительно увлекательных приключениях вспоминать не хочется, а придуманные греют душу.

Тут появилась какая-то незнакомая сестра, которая прикатила столик с больничной пищей, и беседу пришлось прервать. Миссис Мэлтворд занялась заполнением каких-то бумажек, а я едой. Меня после подкормки сперва повело в туалет, а потом потянуло в сон. Надо сказать, что этому сну я предался с удовольствием, ибо уже почти не сомневался: меня ждет продолжение сериала «Тина и Майк в Пещере Сатаны». Причем само по себе было интересно, что теперь я уже знал точно: в этой, по словам Тины, придуманной истории действуют вполне реальные люди. А раз так, то, может быть, вовсе не все, что я увижу, есть продукт буйной отроческой фантазии.

Ко мне, сытому и умиротворенному, вернулись ощущения сырого холода и смертельной усталости, голода и страха…

…Дверь оказалась запертой, но на связке нашелся ключ и от нее. Сразу за дверью обнаружилась крутая лестница, подниматься по которой на посиневших от холода ногах было очень тяжело. Не знаю, как бы я сумел взобраться, если бы Тина не поддерживала меня за плечо. Сама она тоже пошатывалась и цеплялась за перила. Но все-таки мы добрались до верхней площадки, где на кафельном полу лежал коврик для вытирания ног, а дальше была застекленная дверь. Тут ключ не понадобился, должно быть, хозяева считали, что ее запирать не нужно. Мы очутились в маленьком холле, где на вешалке висело несколько курток и комбинезонов, стояли резиновые сапоги с длинными голенищами, несколько пар нечищеных рабочих ботинок и домашние туфли.

— Эй, кто-нибудь! — позвала Тина. Я не мог держаться на ногах и плюхнулся в кресло, стоявшее в углу холла. С одежды стекло далеко не все, меня била мелкая дрожь.

(По-видимому, я-Майк на какое-то время потерял сознание. Мне, Баринову, после этого привиделось еще несколько не связанных по времени и месту отрывков.) …Мисс Уильямс стаскивала с меня мокрую одежду. Это происходило в ванной. Она окунула меня в теплую воду, которая показалась мне кипятком. Еще было много мыла, которое лезло в глаза и щипало. Потом она вытащила меня из ванной, завернула в полотенце и опять стала растирать, хотя мне стало жарко. Была струя горячего воздуха из фена… (Обрыв памяти.) …Тина несла меня на руках, как младенца, закутанного в целую кучу тряпок… (Обрыв памяти.) …Она вливала мне в рот из ложки что-то спиртное, от которого мне стало еще жарче… (Обрыв памяти.) …Сатана сидел на троне и, потрясая сумочкой Тины, во всю глотку кричал голосом нашего школьного директора: «Вы уволены, мисс Уильяме!» Вокруг него бесновались черти, исполняя «Пляску дьяволов» из одноименного грота. Один из чертей отделился от толпы и подскочил ко мне, потрясая какой-то бумажкой, светившейся зеленоватым сиянием. У него было лицо Тэда Джуровски: «Будьте добры, мистер Атвуд, передайте своим родителям счет за поиски, которые нам пришлось проводить по вашей вине! Вы облегчили их карман на сто тысяч долларов! И пусть они вас хорошенько высекут!» Сатана, восседавший на своем троне, злорадно захохотал, черти заверещали и завыли. Откуда-то посыпались огромные камни, очень похожие на тот ящик, который Тина притащила в ангар…

(Это было любопытное ощущение довольно редкого явления — сна во сне. При том, что первичный сон воспринимался как полная явь, в том, что вторичный сон есть только сон-кошмар и ничего больше, у меня-Атвуда не было ни малейшего сомнения. Видимо, это объяснялось тем, что разум Атвуда уже осознал этот факт. Поэтому леденящая жуть, которую испытывал, видя этот сон, мальчишка-Атвуд, была в значительной степени разбавлена самоиронией зрелого Атвуда, вспоминавшего свой детский страх. Напугавшийся четырнадцатилетний Майк Атвуд сразу же проснулся, а я-Баринов из искусственной реальности не вышел.) …Я очнулся под теплым одеялом, на сухой и свежей простыне. Было темно, но не так, как в пещере, потому что на столике вблизи моей кровати светился розовый фаянсовый ночник с шелковым абажуром. У противоположной стены находилась еще одна кровать, где, судя по лежащим на столике очкам, спала мисс Уильяме. С нее чуть-чуть сползло одеяло, и было видно ее округлое незагорелое плечо, а также соломенная копна волос, разметанных по подушке.

Комната походила на дешевый гостиничный номер, какие бывают в мотелях. Кроме двух кроватей и столика с ночником, тут были еще тумбочка с телефоном и два кресла. На стене висело небольшое зеркало. А вот окон не имелось, но воздух был сухой, теплый и свежий, должно быть, тут работала хорошая вентиляция.

Спал я, как выяснилось, совсем голышом, видно, мисс Уильяме, стянув с меня мокрую одежду, куда-то ее повесила сушиться. Мне стало немного стыдно, что учительнице пришлось обращаться со мной, как с младенцем, но, с другой стороны, то, что я не чувствовал никакого недомогания и даже не простудился, похоже, было ее заслугой. Оказывается, она вовсе не такая дура, как я думал раньше.