Выгодный жених - Страница 11

— Да вы что?! — возмутился кавказец.— Болонка на шашлык — фу! Натуральная свинина. Попробуй, да?

— Вась, отпусти его,— сказал Семен.— Наверное, Шериф ошибся.

Рогов нехотя отпустил кавказца, повернулся к приятелю:

— Ты что, его не кормишь?

Семен промолчал. Кавказец снял с приготовленного нового шампура свежий кусок мяса. Бросил собаке:

— Пусть покушает.

Шериф довольно проглотил мясо, восприняв его, очевидно, как поощрение за удачный поиск.

— Похоже, свинина,— сделал вывод опытный эксперт Семен.— Своих бы он есть не стал.

— Не стал бы,— подтвердил кавказец.— Не человек!

— Через два часа все сделают,— доложил Егоров, усаживаясь рядом с Надеждой на заднее сидение.

— Да ну! — не поверил Рома.

— Спорим? — предложил Егоров. Прозвучало это, конечно, как-то слишком по-русски. Роман коротко глянул на возможного будущего родственника, но промолчал. Не понимал он Пауля. Как отец — крокодила.

— А что ты им сказал? — Надежда впервые назвала Егорова на «ты».

— Ерунда, консулом пригрозил,— отмахнулся тот.— У нас в ЮАР уже почти вся полиция черные. И то справляемся... Слушай, Надя. Мы дома были, в детсаду были, в полиции были... Покажи мне, наконец, город!

Роман высадил их на Заячьем острове, пожелал удачи. Уже почти сутки продолжалась операция «Жених», а Егоров впервые остался с Надеждой наедине. И удивительным образом в душе его немедленно наступили мир и покой. Словно там, внутри, части некоего неведомого паззла ловко улеглись на свои места.

Газоны Петропавловской крепости были сплошь покрыты золотым шелестящим ковром. Школьники-экскурсанты хватали листья охапками и обсыпали друг друга. Егорову немедленно захотелось заняться тем же самым. Надежде, наверное, тоже. Поскольку они переглянулись и рассмеялись.

Надя взяла Егорова под руку, Сергей Аркадьевич приосанился.

На колени Петра Первого, похожего на сушеную корюшку, один за другим садились индусы в чалме для проведения фоторабот.

Они вышли на прохладный пляж. Ветер трепал, словно бы перемешивая кресты и полоски, флаги на крепостной стене. Нева катила серые буруны, похожие на булыжники. Плохонький кофе, разлитый с уличного лотка в картонные чашечки, казался вкусным и приятно грел руки.

— А ведь Нева не река,— блеснул эрудицией Егоров,— в строго географическом смысле. У нее устья нет. Просто протока между озером и морем. Большой канал.

— Самый красивый в мире,— добавила Надежда.

— Да... наверное.

— Ты как будто всю жизнь в России, Пауль. Так быстро освоился.

— Мамины гены помогают,— поперхнулся Егоров,— И потом, я очень много читал, альбомов видел. И этих... видеофильмов.

— И детей, смотрю, любишь...

Получалось, что Россия и дети у Надежды стоят в одном ряду. Это Егорову понравилось. Спросить, что ли, про болонок? Нет, не надо.

— Они же такие беззащитные,— ответил Сергей Аркадьевич.

— С тобой, Пауль, так спокойно...

«Пауль Крюгер» промолчал. Ему тоже было спокойно и уютно рядом с этой женщиной.

Они вышли к площади перед Петропавловским собором. Тоже — спокойной и уютной.

— А это наш первый кафедральный собор,— пояснила Надежда.— Сердце города. И один из его символов. Высота около ста двадцати метров.

— Сто двадцать два с половиной. Построен по проекту Трезини в стиле раннего барокко,— отрапортовал Егоров.— А куранты в Голландии сделаны. Мастером Красом.

— Да, много книг ты прочел... — протянула Надежда.

— Много,— улыбнулся Егоров.— В Африке, знаете, вечерами сидишь на веранде, небо высокое, темное, гиены воют. Вот и читаешь. И мечтаешь. Будто там ангелы в космосе летают.

— А шутку про фигуру нашего ангела знаешь? — улыбнулась Надя.

— Нет...

— Ну, что фигура ангела на шпиле изображена в натуральную величину...

Они заглянули в собор, «почтили», как выразилась Надежда, царей. Потом вышли из крепости, пересекли Неву по Троицкому мосту и оказались на Марсовом поле.

На мосту напротив Спаса-на-Крови увидели свадьбу. Жених с невестой и гости вытянулись в длинную шеренгу поперек всего моста. По сигналу фотографа все дружно подпрыгнули. Эта «фишка» — свадебные снимки в прыжке — стала модной в Питере в прошлом сезоне.

Надя взяла Сергея Аркадьевича за руку.

Таких романтических прогулок Егоров не совершал много лет. Любимов, следовавший за ними пешком на расстоянии двадцати метров, только чертыхался. И, главное, никак не мог обнаружить других «хвостов», приставленных к гуляющей парочке «конкурирующей фирмой».

Добрались, наконец, и до Русского музея, в который Пауль Крюгер, по легенде, мечтал попасть с детства. Осмотрели выставку «Дорога в русском искусстве». Грустная оказалась выставка. На каждой картине либо покойник, либо нищие переселенцы, либо еще какие-то беженцы. Небо почти всегда свинцово-тревожное. Дождь непременно идет. Обязательно сидит в углу нахохленная взъерошенная ворона. Одна оптимистичная картина набралась на всю выставку: «Тропинка в лесу» Шишкина. Солнце светит, господа в нарядных шляпах гуляют с маленькой беленькой собачкой (тут Егоров вздохнул), все такое праздничное... Правда, не «дорога», а «тропинка», во-первых.

А во-вторых, как тут же выяснилось со слов подошедшего с группой курсантов экскурсовода, нарисовал эту картину с натуры художник Шишкин близ германского города Дюссельдорфа.

«И тут мошенничество»,— подумал Егоров.

Впрочем, за день, проведенный с Надеждой, он перестал вспоминать, что перед ним — зловредная опасная аферистка. Ничто ни во внешности ее, ни в поведении, ни в словах об этом не говорило. Опять же — он ходил сегодня в отделение милиции, и ни Надежда, ни Роман бровью не повели. И — если рассуждать логически — разумно ли втягивать в мошенничество целую семью?.. Владимир Афиногенович с его пристрастием к сорокаградусному духоподъемному напитку — какой он заговорщик?

Если они и мошенники — то это невероятно тонкая, невероятно сложная и коварная, иезуитская прямо-таки игра.

Глядя на лицо Нади через отблеск свечи, горевшей на ресторанном столике, Егоров не мог предположить, что она способна на такую игру. Полные губы, трогательные — не по возрасту — ямочки, светлые глаза, нерешительная открытая улыбка...

Теперь Егоров был абсолютно уверен, что это ошибка.

И не совсем понимал, как вести операцию дальше.

Принесли шампанского. Егоров решился выпить. Здесь, в общем, в любом случае можно было выпить: ресторан выбирал Никита Уваров.

Они сидели с Любимовым за столиком в дальнем углу, нервно курили, пили кофе.

— Для меня самое ужасное — это одиночество,— говорил Егоров с новой для себя, неведомой ранее искренностью.— Придешь вечером со службы... В смысле, с плантации. И поговорить не с кем. Одни собаки. Так и коротаешь вечера перед телевизором.

— Мне это близко и понятно,— с грустью призналась Надежда.

— Почему же ты одна? — осторожно спросил Егоров.— Красивая, умная...

Будто бы у красивых и умных всегда все хорошо. Будто бы им не труднее, чем стандартным людям, найти свое счастье. У них ведь и требования выше.

Надежда ответила не сразу.

— Так жизнь сложилась. А изменить ее трудно. Какую-то уверенность в себе потеряла.

— А если я к себе тебя позову? Поедешь? — и подумал про себя: «А куда же я ее зову? На плантацию?! Но ведь нет никакой плантации!»

— В Африку? Вряд ли, Пауль. Где я, и где Африка...

Мимо столика за Надиной спиной прошел в сторону туалета Уваров. Дескать, надо поговорить.

— Надя, ты мне очень нравишься,— вдруг признался Егоров.— Твои глаза... Твоя улыбка... И вообще, ты такая солнечная...

«Черт побери. Почти признание в любви».

— Спасибо, Пауль. Ты мне тоже нравишься,— улыбнулась Надежда.

Очень много лет ему такое не говорили. Он, конечно, нравился своим болонкам. Когда корм приносил...

— Тогда почему?..— едва не вскрикнул Егоров.

«А что бы я делал, если бы она согласилась в Африку?!»