Выдумки чистой воды
(Сборник фантастики, т. 1) - Страница 70

Изменить размер шрифта:

— …а тут я…

— …врешь, я!..

— …сам врешь! Я ее точно под жабры, а он…

— …это ты врешь! Дядя Карл! Он все врет! Я первый…

Они уже не плясали, а стояли друг против друга, обмениваясь злобными взглядами. А в руках костяные мечи.

— Ребята, — сказал Карл, — успокойтесь, вы что?..

— Это я вру?! — кричал Владимир, наступая на Клода. — Ты, слизняк, повтори, что ты сказал!..

— Дядя Карл, скажите ему…

— Так ты еще и ябедничать!..

Владимир толкнул Клода в грудь, тот отлетел назад, затылком ударился о ферму солнечной батареи и сшиб ее со шкафа передатчика. Ферма упала на грунт с глухим звуком, спицы зонтика солнечной батареи погнулись. Клод лежал навзничь, вытаращив глаза, на лице его застыло глупо-изумленное выражение. Карл с ужасом увидел, что из-под его затылка на белый песок вытекает струйка крови. Карл впал в бешенство, в голове у него помутилось. Он шагнул к Владимиру и, трясясь от ярости, заорал:

— Ты… ты, ублюдок! Вон с глаз моих!..

Владимир выронил костяной меч и метнулся прочь. Девочки испуганно жались друг к дружке и всхлипывали. Бледный Мервин медленно пятился в сторону модуля.

«Успокойся, болван, — приказал себе Карл, — ведь это дети… они еще дети…»

Он обернулся и наклонился над Клодом. Его все еще трясло.

Клод уже подымался все с тем же глуповатым выражением на лице. Карл запустил руку в его густую шевелюру, поднял волосы на затылке, осмотрел рану. Ничего страшного — просто рассек кожу.

— Иди в модуль, — хмуро приказал ему Карл, — там есть еще пластырь в аптечке, пусть Мервин или девочки заклеят…

Клод поплелся к модулю, на каждом шагу оглядываясь.

Карл тяжело опустился на песок, держась за сердце. Прямо перед ним оказалась тупая, страшная морда рыбы. Губы ее шевелились.

До ушей Карла донесся шепот:

— …Карл, скорее… я умру… поторопись, Карл…

Карл глядел на рыбу, вытаращив глаза.

Только через пару секунд до него дошло, что шепот доносится со стороны передатчика.

Серая маска на панели трагически искривившись шептала:

— Карл, скорее… скорее поставь назад ферму… энергия иссякает… я умру…

Карл с трудом разлепил обезвоженные губы.

— Что ты несешь, Тео? От чего это ты умрешь? Поставим мы сейчас ферму, но надо же сначала зонт выправить… Ну, разрядится аккумулятор… пропустим пару сеансов связи…

— Дурак!.. Я же здесь… здесь…

Карлу стало страшно.

— Ничего не понимаю. Что значит — здесь? В передатчике?

— Боже мой, да неужели ты ничего за эти годы не заподозрил? Неужели не понял, что все эти новости я сам выдумывал?! Я думал, ты давно догадался, только поддерживаешь игру… Нету никакого корабля там, наверху, он испарился при взрыве… нету никакой связи… То, что перед тобой — это не только передатчик, это еще и бортовой когитор. Моя личность записана в его памяти. Я только здесь и больше нигде…

— Ты лжешь! Это невозможно!

— Перед самой катастрофой я работал с большим корабельным когитором. На мне был шлем Дойлида, я находился в прямом контакте с процессором. Через психополе. Мое тело погибло сразу же, после первого взрыва. А я остался там… в памяти большого когитора. А за секунду до гибели корабля он перекачал информацию с записью моей психики, то есть меня самого, в память бортового когитора спасательного модуля… Я здесь, а там, на орбите, ничего нет… Скорее, Карл, поставьте ферму…

Карлу показалось, что небо стало тяжелым и низким, оно обрушилось на него и прихлопнуло к маленькому островку. Его пробрал озноб, крупная дрожь прошла по телу. Вот уже больше десяти лет он топчет свою будущую могилу. Корабля не было, надежды не было, над головой пустота, мир стал плоским, его вертикальное измерение никуда не вело, небо замкнулось.

Карл снова ощутил, как красная пелена застилает ему глаза, кровь гулко стучала в черепе, он не видел маски, но знал, что ее глаза-объективы умоляюще глядят на него.

— Ты лжешь, Теофил! — Слова вырывались из глотки с каким-то клекотом. — Ты лжешь! Я сейчас поставлю ферму, но только если ты признаешь, что все это — очередная твоя дурацкая шутка! Слышишь, Теофил, шутка, выдумка, ложь!.. Скажи, что это ложь, иначе я не буду ставить ферму…

Тихий, еле слышный шепот:

— Да, Карл, ложь. Прости меня — это дурацкая шутка…

Тишина.

Карл нашел в себе силы встать, подозвал Владимира и Мервина. Они быстро расправили зонтичные спицы и водрузили мачту на место.

Только после этого он посмотрел на неподвижную маску. Ему не нравилось ее выражение. Гримаса отчаянья, искривленный в сардонической ухмылке рот.

— Дурак, — сказал вслух Карл. — Нашел время шутить. Выскажу я все, что о тебе думаю, во время следующего сеанса…

Он уже успокоился, пришел в себя. День выдался беспокойный, но все ценности его маленького мира снова выстроились в гармоническое целое. Над головой летел корабль, и Теофил, этот черный юморист, рано или поздно свяжется с каким-нибудь миром или кораблем и вызовет помощь… Все в порядке. То, что маска молчит, ничего не значит — просто корабль зашел в область радиотени…

Вечный полдень над островом.

Надо только тщательно следить, чтобы мачта снова не свалилась.

Ему показалось, что в стороне, противоположной солнцу, он видит яркую светящуюся точку. Несомненно, это корабль. Раньше ему никогда не удавалось его увидеть. Точка быстро прорезала небосклон и ушла за горизонт.

Елена Крюкова

ИКОНА ВСЕХ СВЯТЫХ

Пророки, архангелы, Иоанн Креститель,
Кто на Крещенье бил в лицо железным снежком!
За то, что забывала вас, — вы меня прострите!
Я нимбы нарисую вам яичным желтком.
Я ночью прокрадусь сюда. Вот киноварь в банке.
Вот бронза сусальная — для ангелов она.
Допрежь маханья кисти я повторю заклятье:
Все ваши золотые, дорогие имена.
Кого я позабыла? — что ж, не обессудьте:
Какое Время длинное — такая и родня!..
Вы глянете в меня со стен, любимые?.. — нет, судьи!
Хоть не судимы будете — вы судите меня.
Святой мой Николай — родитель мой бесценный…
На кухне спишь, уткнувши лоб в сгиб сухой руки.
В моей крови идут твои отчаянные гены:
Гольфстримом — сурик! Тихий свет индиговой реки…
Тебя пишу одним мазком. Темно и сыро в храме.
Опасно свечи зажигать — увидят меня.
Но первую свою любовь пишу в алтарной раме —
Наощупь, бешено, светло, во мраке, без огня.
Святой Григорий Богослов, ты говорил прекрасно!..
В гобой консерваторский дул. Мне воблу приносил.
Я киноварью плащ тебе малюю — ярко-красный.
И улыбаюсь над собой — ведь плакать нету сил.
Была я дерзкой девушкой. Не верила в Бога.
Святой мой Игорь покупал перцовку и табак.
От наших тел-поленьев свет стоял в жилье убогом!..
А в белой полынье окна — аптека и кабак…
Святой архангел Михаил! Прости мне, если можешь.
Мой грех был. И на свете нет ребенка от тебя.
Но ребра, твой худой живот я помню всею кожей.
Сошел с ума ты. Души врут. Правдивы лишь тела.
Святой целитель Валентин — блатняга в куртке голубой!..
Познавший суд и решетки ржавой вкус!..
В тюрьме немых морщин твои рисую губы.
Но не боюсь. И не люблю. И даже не стыжусь.
А там, в квадрате золотом, кто затаился в синем?..
Иркутский рынок, синий снег — за грозными плечьми…
А улыбка — детская. Святой ты мой Василий,
Благодарю, что в мире мы встретились — людьми.
Но снова в горы ты ушел. Байкал огромный вымер.
Я вздрагиваю, слыша в толпе — прощальный крик!
Псалом утешения мне спел святой Владимир,
Серебряный Владимир, певец, седой старик!
О, как же плакала тогда, к нему я припадала!
О, как молилась, чтоб ему я стала вдруг — жена!..
Но складки жесткие плащей я жестко рисовала,
Швыряла грубо краску там, где злость была нужна.
И на доске во тьме златой толклись мои фигуры —
Неужто всех их написать мне было по плечу?.. —
Бродяги, пьяницы, певцы, архангелы, авгуры,
И каждый у груди держал горящую свечу.
Да что же у меня, однако, получилось?
Гляди — Икона Всех Святых на высохшей доске…
Гляди — любови все мои, как Солнце, залучились!
Я с ними — разлучилась. Лишь кисть — в кулаке.
Лишь эта щетка жесткая, коей храм целую,
Закрашивая камень у жизни на краю!
Икону Всех Святых повешу одесную.
Ошую — близко сердца — только мать мою.
Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com