Вычеркнутый из жизни - Страница 52

Мак-Ивой с шутливым неодобрением покачал головой.

— Где ваша любовь к ближнему, брат мой? Баулз как раз то, что нам нужно. Уж если он поднимет звон, так не только в Лондонской епархии, но и далеко за ее пределами будет слышно. Он втемяшит это в головы тысячам людей на Олд-Кент-роуд.

Мак-Ивой взял следующую телеграмму.

— А вот, смотрите-ка: «Чрезвычайно одобряю вашу кампанию в поддержку моего запроса 19 ноября тчк Ввиду предстоящих выборов высоко ценю ваше признание моих усилий тчк Все-таки я первый это начал тчк Буду продолжать добиваться справедливости — Искренне ваш Джордж Бэрли».

— Славный старина Джордж, — без тени улыбки заметил Данн. — И он хочет участвовать в благом деле.

— И нанести ответный удар Данкастерам. Они его тогда так крепко стукнули, что он чуть не вылетел из игры. «Буду продолжать добиваться справедливости». Это мило. — Редактор взял другую бумажку, пробежал ее глазами, затем передал через стол Данну: — А на это что вы скажете?

Данн, нахмурившись, прочитал телеграмму от редактора «Рекорда»: «Дорогой Мак-Ивой учитывая большой интерес делу Мэфри предлагаю немедленно опубликовать статьи Еретика согласен любую цепу — Искренне ваш Ллойд Беннет».

На минуту в кабинете воцарилась тишина. Оба были газетчиками и думали об одном и том же… Мак-Ивой полистал блокнот, затем поднял голову.

— Я знаю, что вы сейчас чувствуете. Вы — рыбак и нашли чудесный уединенный пруд, и вдруг на противоположном берегу появляется какой-то субъект и говорит: «Дай-ка и я попытаю счастья!». А все-таки это большой комплимент… «Рекорд»… и Ллойд Беннет — мастер удить рыбу… Вы, надеюсь, меня понимаете…

Данн вскочил, подошел к окну и остановился возле него — спиной к редактору.

— Тут ведь дело не только в личном тщеславии, — сказал он наконец. — Придется принять предложение.

— Прекрасно, — отрубил Мак-Ивой. — Я так и думал, что вы согласитесь. Но цену мы заломим фантастическую.

— Да замолчите вы, Джимми. — Данн все продолжал стоять у окна. — Это ведь не наш материал. Мы тут с вами устраиваем скачки и, точно два букмекера, подсчитываем да рассчитываем… в то время как этот несчастный парень, проделавший всю работу и в поте лица раскопавший зерна правды, лежит в больнице без двух ребер и с дыркой в легком. Нехорошо получается.

— Он все еще плох?

— Очень плох. — Данн мотнул головой. — Но врачи все-таки надеются. Вот если бы он прочитал мои статьи! Они принесли бы ему больше пользы, чем любое лекарство.

— Хм!.. Ну и вой бы поднялся… — Редактор не мог удержаться, чтобы не высказать своих мыслей вслух. — Я хочу сказать… какое бы это произвело психологическое впечатление… если бы он вдруг умер…

Данн резко обернулся, но редактор уже спохватился и поспешил нажать на кнопку звонка.

— Подобные мысли невольно приходят в голову — так уж устроен человеческий мозг. Я хочу сейчас же послать телеграмму Ллойду Беннету.

На следующее утро лондонская газета «Рекорд» вышла с приложением в одну страницу, где были напечатаны три первые статьи Еретика. На другой день она нагнала «Хронику», опубликовав еще три. Седьмая статья появилась одновременно в обеих газетах. Поздно вечером, когда Данн и Мак-Ивой уже собирались домой, мальчик принес в редакцию ленту телетайпа:

«Мистер Дуглас Гибсон (лейборист), член парламента от Нью-Тауна, выступил в палате общин с запросом, намерен ли министр внутренних дел, ввиду шума, поднявшегося в последнее время в печати и повсюду в стране, пересмотреть свое решение по делу Мэфри.

Министр внутренних дел сэр Уолтер Хэмилтон ответил, что просит изложить запрос в письменном виде».

В кабинете воцарилась наэлектризованная тишина; двое мужчин молча смотрели друг на друга. Они провели утомительный день, пока что не принесший особых плодов, и сейчас напряжение начало сказываться на обоих.

— «Просит изложить запрос в письменном виде», — наконец повторил Мак-Ивой срывающимся от радостного возбуждения голосом. — На этот раз нет категорического отказа. Они хотят выиграть время для размышлений. Телефонная связь между Лондоном и Уортли будет сегодня работать всю ночь. А завтра надо ждать гостя.

Они молча, но горячо пожали друг другу руки, взяли шляпы и ушли.

Назавтра был четверг; около четырех часов, когда руководство «Хроники» обычно взбадривало себя крепким чаем, приготовленным мальчиком-рассыльным, который подавал его в толстых чашках с отбитыми краями, раздался стук в дверь.

— Войдите.

Но это был не мальчик с подносом, а крайне взволнованный секретарь Мак-Ивоя Тед Смит; по пятам за ним следовал сэр Мэтью Спротт. Ни в манерах, ни в облике сэра Мэтью, одетого весьма тщательно и элегантно, не было ничего необычного. Лицо его, хранившее, как всегда, сдержанное высокомерное выражение, было совершенно спокойно.

Секунду длилось молчание.

— Садитесь, прошу вас, — предложил редактор.

— Благодарю. — Сэр Мэтью опустился на стул. — Вас трудно застать в последнее время, мистер Мак-Ивой. Я проходил мимо и решил заглянуть на минутку. Конечно, неофициально.

— Разумеется, — кивнул Мак-Ивой, бесстрастно глядя в лицо собеседнику. — Не угодно ли сигарету?

— Нет, благодарю вас. — Спротт жестом отстранил серебряный портсигар. — Я очень рад, что и вы здесь, мистер Данн. То, что я хочу сказать, в известной мере касается и вас.

Наступила более продолжительная пауза. Спротт великолепно владел собой, все у него было заранее обдумано, и он не проявлял никаких признаков тревоги. Он даже слегка улыбнулся, желая показать, что вполне спокоен.

— Джентльмены, — начал он, — я пришел сюда не для дидактических споров. Все ведь очень просто. К тому же я признаю, что вы имеете право помещать в свози газете все, что вам заблагорассудится. Тем не менее должен сообщить вам, что серия статей, которую вы последнее время печатаете, поставила в несколько затруднительное положение правительство его величества.

Молчание. Оба — Мак-Ивой и Данн — смотрели на Спротта. Под его напыщенным высокомерием чувствовалась тревога, которую ему уже не удавалось скрыть. И когда он снова заговорил, в его тоне звучала наигранная сердечность.

— Мы с вами, джентльмены, люди светские. Я уверен, что каждый из нас понимает, как трудно управлять страной в нынешние смутные времена. Через какие-нибудь три месяца предстоят выборы. Я не делаю никаких выводов, я просто хочу, чтобы вы помнили об этом. Учтите, что правительство его величества весьма сочувственно относится к поднятому вами вопросу. Это не подлежит сомнению.

— В самом деле? — заметил редактор.

— Смею вас уверить. — Сэр Мэтью внушительно кивнул. — Вчера вечером я целый час разговаривал по телефону с министром внутренних дел. — Незаметно для Спротта Мак-Ивой переглянулся Данном. — И повторяю: сэр Уолтер, будучи человеком большого ума, хочет со всею гуманностью подойти к этому странному и запутанному делу.

— Вот как!

Сэр Мэтью посмотрел на обоих, и его благожелательная улыбка стала еще шире.

— Как я уже сказал, джентльмены, я пришел к вам неофициально. Да и как могло быть иначе, учитывая занимаемое мною положение? Но, по правде говоря, — хотя и это тоже между нами — я пришел сделать вам одно предложение, можно сказать, более чем великодушное, которое, думается мне, раз и навсегда положит конец всей этой истории и приведет дело к справедливому разрешению.

Спротт облизнул губы и пригнулся ближе к своим собеседникам.

— Я уполномочен сообщить вам, что если вы немедленно прекратите публикацию этих статей, в которых, кстати сказать, учитывая дальнейшее развитие событий, не будет и нужды, — сэр Уолтер согласен амнистировать заключенного Мэфри и немедленно выпустить его из Каменной Степи.

Слащавая улыбочка, казалось, была прочно приклеена к лицу сэра Мэтью. Данн и Мак-Ивой даже не взглянули друг на друга.

— Так как же, джентльмены, принимаете вы мое предложение?

— Нет. Мы отказываемся.

Спротт неторопливо вытащил носовой платок и вытер ладони. Улыбка сбежала с его лица.