Выборы - Страница 4
– Отец, естественно, разорился. Он кричал на всех углах, что в Колорадо должна быть нефть, и в конце концов оказался прав. Просто он поставил вышку не на том месте.
Официантка принесла кофе.
– Мы съехали из «Браун Пэлис» и сняли дом, который я вчера купил. Жили мы там втроем: я, отец и его подруга, Голда Мей. Времена настали трудные, но я продолжал заниматься, оставив папаше заботы о деньгах.
– Заниматься чем?
– Атлетической гимнастикой. Так это теперь называется. По самоучителю. Увидел его рекламу в каком-то журнале и заказал. Еще в Оклахома Сити, когда отец был при деньгах. Я следовал разделам самоучителя, как Святому Писанию. Поэтому сегодня я такой подвижный.
– И что вы собираетесь делать с домом?
– Не торопите меня, – притворно рассердился Шартелль. – Вскоре после того, как деньги кончились, Голда Мей исчезла, и мы с отцом остались вдвоем. Я сожалел о ее уходе, с ней было хорошо. А как-то раз папаша зовет меня и говорит: «Сынок, моего заработка не хватает, чтобы прокормить нас обоих, так что какое-то время тебе придется жить одному. Но ты можешь взять нашу машину». Предложение было щедрым, хотя и бесполезным. Стояла зима, а у нас не хватало денег на технический спирт, вода замерзла и разорвала радиатор. Но он мог предложить мне только машину, что и сделал в конце концов, и мы не стали упоминать о том, что она не стоит ни гроша. Я лишь поблагодарил его и отказался, как он меня учил, – Шартелль помешал кофе. – Вчера я купил дом в Денвере, а до этого – три дома в Новом Орлеане, Бирмингеме и Оклахома Сити. В этих домах мы с отцом жили дольше всего. Теперь они мои, и я в любой момент могу войти в них, пройтись по комнатам, вспоминая прошлое… или не вспоминая.
– Вы собираетесь в них жить?
– Нет, я буду их сдавать. Беднякам-неграм за один доллар в год. При условии, что смогу прийти и походить по дому, когда мне этого захочется. Я требую не слишком многого, не так ли?
– Думаю, что нет.
Мы встали. Я расплатился, и мы вернулись на Кол-факс. Пошли обратно к Бродвею. Я оглядывался вокруг, стараясь представить, как все тут было двадцать семь лет назад, когда семнадцатилетнему подростку предложили уехать из дому на машине с лопнувшим радиатором.
– А как ваш отец? – спросил я.
– Не знаю. Наши пути разошлись. Я не видел его лет двадцать пять.
– Не пытались его найти?
Шартелль взглянул на меня и улыбнулся.
– Честно говоря, нет. А как по-вашему, стоило?
– Затрудняюсь ответить.
Полквартала мы отшагали молча.
– Когда Поросенок Даффи ждет меня в Лондоне?
– Как можно раньше.
Шартелль кивнул.
– Значит, вылетаем сегодня.
Глава 3
В десять утра я заехал за Шартеллем. Мы летели всю ночь, с пересадкой в Нью-Йорке. Шартелль вышел в светло-сером костюме, белой рубашке и черном вязаном галстуке. Его брови чуть изогнулись при виде моего котелка и аккуратно сложенного зонта.
– «Стетсон» у нас носит Даффи, – пояснил я. – Я же стараюсь ассимилироваться.
За завтраком мы говорили о пустяках, затем прошли пешком несколько кварталов до конторы. Джимми, наш швейцар, тепло поздоровался со мной. Я представил Шартелля. «Всегда рад познакомиться с американским джентльменом», – просиял Джимми.
– Мистер Даффи уже здесь? – спросил я.
– Только что пришел. Не больше чем за четверть часа до вас.
Вслед за мной Шартелль поднялся в мой кабинет. Я представил его секретарше. Она обрадовалась моему возвращению. На столе лежали две записки от Даффи. Тот просил немедленно позвонить ему. Шартелль огляделся.
– Или ваше агентство на грани банкротства, или вы зарабатываете слишком много денег.
– Вы еще не видели апартаментов Даффи.
– Единственное, что не соответствует общему стилю, вот эта машинка, – Шартелль указал на мою пишущую машинку фирмы «Эл. Си. Смит», сработанную тридцать пять лет тому назад.
– Даффи видит в этом особый шик. Агентство выложило десять фунтов, чтобы восстановить эту рухлядь. Показывая клиентам мой кабинет, Даффи говорит им, что я напечатал на ней мой первый заголовок и не могу напечатать ни слова ни на какой другой машинке.
– Вы когда-нибудь пользуетесь ею?
Я сел за свой подковообразный стол и выдвинул портативную электронную «смит-корону».
– Я работаю на этой машинке. Она печатает быстрее. Я же говорил, что пишу быстро.
Шартелль опустился в одно из трех обитых черной кожей кресел, выстроившихся перед моим столом. Рядом с каждым стоял куб полированного тика с яркими керамическими пепельницами.
– У вас ковер на полу и картины на стенах. Не хватает только музыки.
Я нажал кнопку. Мелодия блюза заполнила кабинет. Еще одно нажатие кнопки – и музыка стихла.
Шартелль усмехнулся и закурил.
– Я только что заметил, что в кабинете нет двери.
– Дверей у нас мало, – подтвердил я. – Парадная, запасные выходы, те, что ведут в туалеты, и четыре – в женских кабинках. Все остальные Даффи приказал снять. Он говорит, если кто-то хочет кого-то найти, он или она может заглянуть в любой кабинет. В «Даффи, Даунер и Тимз» секретов нет. Это сумасшедший дом.
А мгновение спустя появился и хозяин сумасшедшего дома.
– Шартелль, черт бы тебя подрал, как поживаешь? – Даффи, похоже, собрался за город. Зеленый твидовый костюм, светло-светло-зеленая, чуть ли не белая рубашка, черный с зеленым галстук. Даже не глянув на ноги, я догадался, что ботинки будут бежевые.
Шартелль не спеша выбрался из кресла, переложил сигарету в левую руку, медленно протянул правую Даффи. Его лицо расплылось в широкой улыбке, голова чуть склонилась набок. Про меня забыли. Для него существовал только Даффи. Шартелль давал показательный урок. Его взгляд светился неподдельной любовью и дружбой, более того, искренним интересом к человеку, руку которого он пожимал в этот момент.
– Поросенок Даффи, – проворковал Шартелль. – Как я рад видеть тебя в полном здравии.
Поросенок Даффи пропустил это мимо ушей. Даже не мигнул.
– Девять лет, Клинт. Сегодня утром, по пути на работу, я вспомнил, где это было. Чикаго, «Стокъярдс Инн».
– Двадцать второго июля.
– В четыре утра.
– В номере 570.
– Клянусь богом, ты прав! – Даффи отцепился от руки Шартелля. – Ты ни на йоту не изменился, Клинт. Долетел хорошо? Мой парень заботился о тебе?
– Мистер Апшоу – сама вежливость. И прирожденный коммивояжер. Так что я здесь.
Синие глаза Даффи зыркнули на меня.
– Как ты, Пит?
– Отлично.
– Ты сообщил Клинту все подробности?
– Только основные моменты.
– Он упомянул тридцать тысяч фунтов, – улыбка не сходила с лица Шартелля. – Самый существенный момент. Как тебя занесло в Африку, Поросенок? Это же не твоя территория.
Даффи расхохотался.
– Ты словно прочитал мои мысли, Клинт. Падрейк, говорил я себе, у тебя же полно дел. И нет времени, чтобы как следует оценить ситуацию. Но потом я подумал, а кто сможет провернуть такую кампанию? – его голос потеплел. – И пришел к выводу, что на это способен только один человек, не в Англии, не в Штатах, но во всем мире. Клинт Шартелль, – он взглянул Шартеллю в глаза. – Поэтому я попросил Клинта Шартелля помочь мне. – Даффи выдержал паузу. – Более того, помочь Африке.
Шартелль покачал головой, словно по достоинству оценивая мастерство виртуоза. Голос его был столь же сладок, как и Даффи.
– В таком случае, Падрейк, я просто не имею права отказаться.
Даффи просиял, схватил Шартелля за руку, увлек к несуществующей двери.
– Я освободил для тебя все утро, Клинт. Сейчас мы обсудим наши дальнейшие действия, потом повидаемся с кандидатом. Он прилетел два дня назад и отбывает сегодня вечером, но вы познакомитесь за ленчем, – Даффи обернулся. – Пошли, Пит, – в последний момент он-таки вспомнил про меня.
По холлу мы прошли мимо двух секретарей Даффи и «Вешалки для шляп», охранявшей вход в его кабинет, естественно, без двери. «Вешалкой для шляп» называлась скульптура из сваренных обрезков металла. Высотой в семь футов, установленная на пьедестале из оникса, она олицетворяла распятие. Так, по крайней мере, полагал ее создатель. Поперечина креста более всего напоминала покореженный автомобильный бампер. Как-то раз, после отменного ленча с изрядной дозой спиртного, я повесил на нее свой котелок. Даффи не разговаривал со мной неделю, но с тех пор скульптуру не называли иначе как «Вешалка для шляп». Шартелль одобрительно кивнул, взглянув на нее, и мы зашли в кабинет Даффи.