Выборный - Страница 13

Изменить размер шрифта:

- По мне так пусть и вовсе остается, - бросил Виктор, - мне она не мешает. На этом месте ни одного строительного объекта не будет.

- Не совсем так, - мягко поправил Лаптев, - я смотрел проект: здесь должна быть танцплощадка.

Они остановились у надгробия. Недавно подновленная бронзовой краской надпись гласила, что здесь покоится Василий Андреевич Белов, участник революции и гражданской войны, бывший председатель горисполкома.

- А епархия возражать не будет,- продолжал Валентин Семенович,- я давно заметил, что они стараются отношений не обострять. И потом, мы даем выгодную замену. Кстати, вот что я думаю: можно сразу сказать, что за ремонт и отделку на новом месте берется ваше управление. Пока что у вас ведь будут маляры свободны - а платит церковь хорошо, кто у них работал, остался доволен.

- Я поговорю,- неопределенно пообещал Кочергин, заметив выходящего из дома священника джинсового парня,- а сейчас, извините, я должен вас оставить. Если что понадобится - где вас искать?

- Сейчас обед,-Лаптев посмотрел на часы,- а потом я буду у себя. В шестнадцать - совещание... Вы приглашены?

- Начальник будет.

- А потом, возможно, заеду сюда.

- Хорошо,- кивнул Виктор,- до встречи.

- Танцплощадка,- негромко произнес чуть хрипловатый голос, тот самый, что бросил реплику о лаптевской казуистической уловке в разговоре там, на площадке.- Будут здесь прыщавые юнцы гоготать, прыгать и щупать своих сопливых девах.

Виктор стремительно оглянулся на голос.

На серой плите сидел, обхватив сцепленными в замок прозрачными пальцами согнутое прозрачное колено, знакомый уже по явлению в лаптевском кабинете некто в кожанке.

Видение продолжалось какую-то секунду и растаяло.

Виктор, ощущая в левой стороне груди непривычный холод и томление, пошел к главной аллее.

Глава 10

"Ну вот и поговорили,- подумал Виктор, выходя из дома священника. Странно... Как будто еще в одной канцелярии побывал..."

В руках у него был старый номер "Журнала Московской патриархии" со статьей об Осинецком. Естественно, он сразу же разыскал могилу архиепископа и остановился перед плитой с декоративной бронзовой "лампадой", возвышающейся над диоритом.

"Такой человек...- промелькнуло у Виктора, и вдруг на втором слое сознания прошла еще одна мысль:- Разве важно, какой человек был? Это же у Собакевича, кажется, мертвые души имели ценность в зависимости от профессии человека при жизни. Ценность в другом..."

И - тут же отогнав от себя эту мысль - присел на каменную скамеечку у могилы Осинецкого.

- Вы нервничаете, молодой человек,- раздался чуть надтреснутый голос.

Кочергин вскинул голову.

Прямо над ним, на лесенке, уходящей вниз, в темную прямоугольную глубину, восседал старик с пронзительными серыми глазами на лице аскета. Прозрачный, точно как все те, кто появлялся прежде.

- Есть немного,- признался Виктор, хватая открытым ртом внезапно сгустившийся воздух и одновременно силясь вспомнить, как называется это красивое одеяние из златотканой парчи.

- И все же, полагаю, вы не совсем правы, так оценивая ваш разговор с отцом Александром.

- Что тут оценивать. Ему все равно, в том числе...

- Склонен полагать, что вовсе не все равно. Ему выгодны происходящие пертурбации. Он человек опытный и хорошо усвоил, что все социальные катастрофы усиливают религиозность. И также не упустит случая оказаться в центре внимания.

- Катастрофа?- спросил Виктор и машинально пошарил в кармане, там, где обычно лежал портсигар.- Я думал, что здесь, в сущности, совсем небольшое событие...

-Да, пожалуй,- согласился Граф,- событие и в самом деле небольшое, однако же способное вызвать немалое смущение в умах.

- Так что же, ляжем поперек прогресса?- с вызовом спросил Виктор, как раз с облегчением вспомнив, что с курением завязано накрепко. Дыхание выровнялось.

- Зачем же,- удивился Граф. Мне кажется, только недалекие и эгоистичные люди могут призывать к остановка прогресса. Он дает пищу голодным, одежду нагим, кров бездомным. И что важно - не за счет такого труда, как в прошлые времена, - труда, недостойного человека. Прогресс заменяет прежний труд, доступный и скотам, а значит, достойный скотов, на новый, истинно человеческий, не так ли?

- Да, пожалуй...- несколько озадаченно произнес Виктор.

- Но не надо забывать, во имя чего он - прогресс; не забывать о душе, без которой человек, щедро наделенный благами земными, - жалкая тварь, не более. Лишь то прогресс, что позволяет возвысить душу...

- Вот что мне всегда не нравилось,- раздался рядом уже знакомый Виктору хрипловатый голос,- что у вас вроде как монополия на душу. Чуть о душе да о сердце - значит, вера, батюшка, святые дары и аминь. А если кто не крестится или, того хуже, вовсе безбожник, то, выходит, и души к нем никакой нет, не человек, а гроб повапленный.

Переведя взгляд, Виктор увидел старательно начищенные сапоги и диагоналевое галифе - все такое же призрачное, как и на первом собеседнике.

- Видите ли, Василий Андреевич, даже допуская полемическое заострение вами проблемы, я не могу согласиться с таким искажением нашей позиции... Впрочем, молодому человеку наш спор не интересен...

- Да-да, я пойду,- быстро произнес Виктор и, поднявшись, направился к машине, забыв даже попрощаться.

Василий Андреевич подождал, пока Кочергин рванул с места "Москвича" (до этого зачем-то подняв и тут же опустив стекло), и машина, выпустив сизое облачко, выкатилась за ворота. Потом он повернулся к Осинецкому.

Старик, помаргивая, смотрел вниз, на тяжелый оранжевый бульдозер, сползающий с трейлера у ворот.

Оба молчали, будто ожидая, пока мимо них не пройдут, жестикулируя, люди из церковного совета. Затем Белов сказал:

- Вы решили вмешаться.

Он привычно похлопал по карманам в поисках трубки и привычно поморщился.

- Не совсем так... Но важно было понять, что же происходит. И что это за человек. И шире - что же это за люди сейчас.'

- Люди как люди,- проворчал Василий Андреевич, -а если дать им волю, пять сотен душ вытопчут и глазом не моргнут!

- По-видимому, так... И не пятьсот; не знаю, сколько им надо пролить крови и погубить невинных, чтобы опомниться...

- Может быть, и одного достаточно - надо только всем и каждому втолковать.

- У них это не принято. Наоборот, все скрывают... И с этим делом... Хорошо, что масштаб сравнительно невелик - только один город...

- Вы так говорите, будто осуждаете свое собственное решение.

- Это не мое решение. Просто я знаю, что все решено не нами, а теми, кому живые оказали доверие, кому привыкли беспрекословно повиноваться и доверили заботу о своих судьбах, о своем будущем...

- Да ни черта они не доверяли! - не выдержал Белов, не почувствовав, что Граф намеренно обостряет.

Осинецкий несколько раз наклонил голову - появилась у него к старости такая привычка. И сказал:

- Я тоже так понимаю, что не доверили, а имели очень мало возможностей что-то изменить самостоятельно... И не понимают, что истинное освобождение - на пути духовном.

- А мы что, будем лежать сложа руки и стенать? - взбеленился Василий Андреевич.

- Почему такой тон, товарищ Белов?- поинтересовался Граф.- У меня более чем достаточно оснований утверждать, что вот они - плоды ваших героических свержений и свершений, так что примите и проч.

- Не плоды, а огрехи. Такое большое дело, как наше, невозможно без искажений, даже ошибок - путь новый, времени нет. Ни у кого пока с первого раза не получалось.

- Полагаю, вы судите односторонне... Но не это главное. Главное - вы упускаете закономерности. Вы исходили из схем, а надо исходить из человеческой души, от развития человека, от его нравственного уровня... А по схемам "классовой борьбы" не получается. В тридцать втором вы еще могли заявить мне, что не ожидаете ничего хорошего от человека классово чуждого происхождения...

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com